Святая Катерина

Он убеждал себя, что просто дает ей еще один шанс, что идет для разговора, но все его поводы разбились о её колени, выглядывающие из халата. О влажность теплой после душа кожи. От дрожи её низкого голоса.

— Андрей, — никогда прежде собственное имя не кипятило кровь.

А потом он опять лежал без сна, мучимый раздирающей болью в груди.

Утром будет самолет. Днем будет Москва. Вечером будет ужин с родителями.

Послезавтра будет показ. После-послезавтра — совет.

Он не сможет в таком состоянии ничего.

Все увидят, что Жданов на последнем издыхании.

Что его что-то жрет изнутри.

Какого черта Катя вытворяет?

========== 33 ==========

— Да потому что это мой ребенок, понимаешь, мой!

— Андрюха, ты не кричи так громко, а? — Малиновский, почти испуганный, бросился к шкафу за виски. — Щас все Зималетто услышит. Ты объясни мне нормально, — откуда еще взялся твой ребенок? Кира тоже беременна? Лера? Кто?

— Катя! — завопил Жданов. — Катя Пушкарева ждет моего ребенка!

Малиновский, который необычайно стремительно уже успел плеснуть в стакан вискаря, от неожиданности сам и выпил его залпом.

— В смысле? — пробормотал он, дыша с открытым ртом.

— И она продолжает молчать, — Жданов отобрал у него бутылку и отхлебнул прямо из горла. — И собирается сделать его Зорькиным! И смотрит, главное, на меня такими честными глазами! Моя Катя Пушкарева меня обманывает, понимаешь?

— Нет, — ответил Малиновский. — Андрюша, ты главное перестань так вопить, ладно? Ты что хочешь сказать — что ты сделал ребенка Пушкаревой? Как это… как это вообще возможно, Жданов? — закричал он.

И этот крик неожиданно отрезвил, заставил успокоиться.

— Это было в конце октября… нет, в начале ноября. Да не помню я. Я вообще об этом до вчерашнего дня не помнил ничего!

— Как можно забыть о ночи с Пушкаревой? Это про красотку какую-то можно, а про этот ужас нельзя!

Жданов вспомнил прошлую ночь, и кровь бросилась ему в лицо.

То, что происходило с ними в Милане было вовсе не ужасом.

Ужасом было Катино упорное молчание.

— Лера подсыпала мне свои известные на всю Москву колеса, — объяснил он, морщась. — Мне поплохело, и я позвонил Кате, чтобы она отвезла меня домой.

— Скорая помощь имени Пушкаревой, — все еще ошалелый Малиновский взял у Жданова бутылку и разлил виски по стаканам. — И что? Она воспользовалась твоим невменяемым состоянием, коварно соблазнила тебя, а теперь требует денег?

— Нет, нет и нет, — рассердился Жданов. — Ты совсем не слышишь, что я тебе говорю? Это я почти набросился на Катю.

— Эко тебя торкнуло.

— Да не торкало меня, — снова завопил он. — Просто… просто мне было плохо. А рядом с Катей становилось легче. Как-то спокойнее, понимаешь? Я просто хотел, чтобы она осталась подольше… Но я же не умею с женщинами по-другому общаться!

— Ладно. Допустим. Лерины таблетки отрубили в тебе любовь к прекрасному, и ты возжелал Пушкареву. Допустим, вы переспали. Допустим, ты об этом забыл, с тобой такое уже случалось. Но почему Пушкарева так долго молчала?

— И молчит до сих пор. Как рыба об лед!

— И с чего ты вдруг решил, что это твой ребенок?

— Потому что я вспомнил наконец про ту ночь, и паззл у меня сложился, — объяснил Жданов раздраженно. Ромка сегодня прям очень медленно соображал.

— И что же вернуло воспоминания? — заинтересовался вдруг Малиновский. — Про Питер ты до сих пор не вспомнил.

— Назовем это чудом, — уклонился Жданов от ответа.

— Чудо-юдо, — задумчиво повторил Малиновский и почесал макушку, — и что теперь?

— Теперь я жду, когда она мне признается в том, что это мой ребенок.

— Слушай, но если она так упорно молчит, может, ей не в чем признаваться? Может, этот ребенок действительно левый?

— Контрафактный, как узбекские ткани! Малиновский, не говори ерунды.

— Давай мыслить логично. Почему женщина модификации Пушкарева не признается богатому, успешному, красивому начальнику в том, что она от него залетела? Что делает в такой ситуации стандартная секретарша? Немедленно уведомляет о своем положении. Что делает Пушкарева? Скрывает факт отцовства. Причины?

— Ромка, — жалобно проговорил Жданов, — может, она меня просто не любит?

— А при чем тут вообще любовь? — удивился Малиновский. — Слушай, а чего ты её не припрешь к стенке?

— Потому что, — нахохлившись, Жданов сложил руки на груди, молча уставившись в потолок, — Катя — человек, которому я доверил компанию своего отца. Свою жизнь! Я ей верил больше чем себе! И я думал… что могу рассчитывать на взаимность.

— А она знает, что ты сначала не помнил, а потом вспомнил? — перебил его Малиновский.

— Я понятия не имею о чем она знает, а о чем нет. Я совершенно запутался, Ромка. Мне одновременно хочется расцеловать её и придушить!

— Так, придушить — это понятно. А целовать-то зачем?

— Затем, — Жданов протянул руку и Малиновский вставил в неё стакан, — что у нас с Катей роман.

— Спятил? — скорбно спросил Ромка. — Одноразовый секс под веществами я могу понять. Но роман? Впрочем, к этому всё и шло, — махнул он безнадежно рукой. — Ты перестал интересоваться красивыми женщинами. Говоришь, что не любишь Киру, а еще недавно любил. У тебя глаз не горит! Эта страшила изменила твой взгляд на жизнь. Жданов, ты стал извращенцем.

— Это неправда. Оставь меня в покое, я устал, — и Жданов без сил уронил голову на стол, прижавшись щекой к твердому дереву.

— Я тебя только об одном прошу, — Ромка опустился рядом с ним на корточки, заглядывая ему прямо прямо в глаза. — Дотяни до совета директоров без срывов. Пару дней, Андрюха, без глупостей.

— Что ты считаешь глупостями? — Жданов зажмурился, чтобы не видеть Ромкиного серьезного и озабоченного лица.

— Просто держись от Пушкаревой подальше. Вы во всем разберетесь после совета.

Легко сказать! У Жданова разве вместо сердца камень?

Малиновский помолчал, а потом вдруг заговорил совсем другим тоном, манерно растягивая слова и кривляясь:

— Молодой человек, ну вот скажите мне как психологу, ну вот такая ситуация вдруг возникнет. Вот, например, приходит сюда Пушкарева. Она такая не одна приходит. Она вся такая с Кирой Юрьевной приходит. Ну, приходит, и вдруг они такое начинают делать! Вдруг они, вдруг так соблазняют тебя. Так все… на тебя кидаются…

И Малиновский, войдя в образ, даже по коленке Жданова погладил. Он неожиданности тот открыл глаза, и увидел на носу Ромки свои очки.

— Вот вы мне как психологу просто сейчас ответьте. Вот вы кому скорей сдадитесь? Вот просто так.

Неожиданно для себя Жданов заржал.

— Так, все, Малиновский! — взмолился он сквозь гогот.

— Ну пожалуйста, мне как психологу интересно, — не унимался Ромка.

— Ну Малиновский! Хреновый из тебя психолог, я тебе по-русски сказал: Катя ждет моего ребенка. Какая теперь к черту Кира.

— Не вздумай ляпнуть такое при людях! — посоветовал Ромка, снова становясь серьезнее. — А ты… ты совсем не боишься этого внезапного отцовства? Прощай жизнь, здравствуйте ужасы алиментов.

— Какие еще алименты? — дернулся Жданов. — Спятил совсем? Ты думаешь, я позволю своему ребенку стать Зорькиным? Разумеется, и он, и Пушкарева станут Ждановыми!

— Ты… ты… ты… — Малиновский схватился за сердце. — Господи, да у меня же инфаркт! Ты жениться собрался? На Пушкаревой?

— Само собой разумеется, — удивился Жданов. — А ты думал, что я позволю ей отойти от меня хоть на шаг?

— Капец, — резюмировал Малиновский. — Капец Зималетто, тебе, Жданов, и всему живому на этой планете. Кира организует ядерный взрыв. А что сделает Александр! Как-то сразу в Сибирь захотелось… Андрюх, ну ты хоть тест ДНК сначала сделай, прежде чем пускать всю свою жизнь под откос!

— Иди к черту, Ромка, — и Жданов снова потянулся к бутылке.