Святая Катерина

— Егор. Рисую трактор, — отрапортовал тот, и из общего веселья совершенно выпадало Катино белое лицо. Она смотрела на шефа с Егором на руках, как на привидение.

— Люблю детей, — растерянно пробормотал Жданов и поставил мальчика на пол. — Катя, вам плохо?

Она невидяще помотала головой и слепо пошла к себе.

— Совсем заработалась, — осуждающе заключила Тропинкина.

В приемной Пушкареву уже окружил женсовет. Девицы клохтали и волновались, и очевидно делали Кате еще хуже, потому что она пятилась от их заботы, пока не уткнулась спиной в Жданова.

— Позже, девочки, — распорядился он, обхватил свою помощницу за плечи и уволок в безопасность кабинета. Усадил в кресло, налил ей воды. Пришлось почти насильно поить Пушкареву — она мало реагировала на внешние раздражители.

— Ну что, на вас Кинг-Конг так подействовал?

Катя рванула бантик с груди.

— Просто… воздуха не хватает. В этих кинотеатрах всегда такая плохая вентиляция.

Жданов помахал вокруг неё какой-то папкой.

Пушкарева медленно розовела.

— Простите, нашло что-то…

Жданов присел возле ней и принялся тянуть вниз шинельку.

В дверь просунулась голова Малиновского.

— Явились? — спросил он сварливо. Коленопреклоненный шеф не произвел на него ни малейшего впечатления. — И где вы ходите все утро? Вся компания на мне! Ого. — это он разглядел физиономию Жданова. — А ты знаешь, у Киры неплохо поставлен удар. Если я не ошибаюсь, это хук справа?

Глаза Пушкаревой приобрели осмысленность.

— Здравствуйте, Роман Дмитриевич.

— Здравствуйте, Екатерина Валерьевна. Вам идет Жданов у ваших ног. Выглядит мило.

— Я пойду к себе, — слабо произнесла Катя.

Жданов покачал головой.

— Сидите уже, — сказал он резко. — Куда к себе? Вы и так вполне у себя. Ромка, принеси Кате горячего чая с сахаром.

Голова Малиновского исчезла с невнятным ворчанием.

— Я уволю Тропинкину, — пообещал Жданов, — если она будет и дальше вас расстраивать. Никакая вы не былинка, Катя. Вы кремень.

— Да Машу уже увольняли сегодня, — улыбнулась она. — Не помогает.

От облегчения он разулыбался тоже — ну вот же, нормальная Пушкарева. Шутит.

Она легко прикоснулась к его синяку.

— Болит? — спросила сочувственно.

Он потерся лбом об эту крошечную руку.

— Нет. Вы сейчас беспокоитесь обо мне?

— Я всегда о вас беспокоюсь.

Когда вернулся Малиновский, они так и таращились друг на друга. Как потом заметил Ромка, с трепещущей на ветру нежностью.

========== 15 ==========

Зорькин прислал целый ворох каких-то предложений, в которых Жданов ничего не понял. Да и не было у него времени во все это вникать — то Воропаев по фирме шастал, то женсовет атаковал Пушкареву, то Клочкова требовала денег, то Малиновский потешался над синяками и ссадинами.

— Жданов, — говорил он, — ты бы проявил какую-то умеренность, что ли. Вчера ты ради Пушкаревой в драку ввязался, сегодня на колени перед ней пал. Тут любое женское сердце дрогнет, не то что некрасивой Ж. Не хватало нам еще, чтобы Пушкарева в тебя окончательно втюрилась!

— Что значит — окончательно?

— Ну она явно пребывает в восхищении и офигении от такого рыцарства. Не усугубляй, Андрюха, Кирой прошу.

— Не говори чушь, Малиновский. Беременные женщины не думают о всяких глупостях.

— Ага. И питаются пыльцой и фиалками.

Что касается Киры, то она была удивительно благодушна и даже посмеивалась над тем, почему все Зималетто считает, что это она Жданова приложила.

Благодарный за такое миролюбие, он пообещал приехать к ней вечером и назначил встречу с Зорькиным. Пусть он ему на пальцах объяснит, что к чему.

Однако Пушкарева, которая весь день была в нервном и каком-то болезненном состоянии, самым неожиданным образом ехать с ним отказалась, заявив, что у неё какие-то дела дома, и это сбило Жданова с толку. Какие еще дела, когда он весь радеет о работе, а она не хочет помогать.

Размышляя об этом, Жданов понял, что ему неинтересно ехать на встречу без Кати, и уже по дороге в ресторан позвонил Зорькину, чтобы перенести мероприятие на более удобное для Пушкаревой время.

— Николай? Это Жданов. Вы уже выехали?

— Андрей Павлович, я не смогу сегодня, — полузадушенным голосом сообщил Зорькин, звучащий словно из-под одеяла. — У нас тут война и немцы.

— Что происходит?

— Катя признается родителям. Иван Грозный убивает сына. То есть, Валерий Сергеевич — дочь.

— Это все твой Жданов виноват, — донесся разгоряченный голос Пушкарева-папы.

— Почему Жданов-то? — обалдел Жданов.

— А потому что Катька кроме работы никуда не ходит. Значит, разврат случился в Зималетто, — пояснил Зорькин. — Я пойду, ладно?

— Стоять, — велел Жданов. — Трубку не бросать. Как там Катя?

— Как Зоя Космодемьянская.

— С ней же… Отец же её не ударит?

— Ну вы вообще уж, — возмутился Зорькин. — О, подождите-ка, — он помолчал, прислушиваясь. — Валерий Сергеевич собирается оторвать голову лично вам. Не уберегли Катюшу!

Жданов выдохнул.

Вот еще не хватало.

— Он вам доверил невинную, честную девушку, — транслировал Зорькин, — в мире моды никаких моральных устоев. Вы несете ответственность за разложение коллектива.

— Всего коллектива? Я один? — усомнился Жданов. Он припарковался и закрыл глаза, прислушиваясь к далеким голосам в трубке Зорькина.

— Ну все, — наконец, доложил тот, — львица бросилась на защиту котенка.

— Елена Санна вступилась за Катю?

— Катя вступилась за Жданова! Если папа хотя бы близко подойдет к её шефу… Да она… она не потерпит! Она… уйдет из дома в одних тапочках! Катька, да стой ты! Черт! Она реально умчалась в ночь! Чокнутая! Где мои ботинки?..

— Я внизу, — ответил Жданов. — Ловлю.

Он вышел из машины и направился к подъезду, скидывая на ходу пальто.

Зареванная Пушкарева выскочила на улицу, вскрикнула, когда на неё обрушился Жданов со своим черным пальто.

— В машину, быстро, — скомандовал он, и Катя, слишком шокированная его явлением, послушалась.

— Николай, скажите Пушкаревым, что Катя со мной. Я её верну, когда все успокоятся.

— Да как я им это объясню-то, — взвыл Зорькин, — если я сам ничего не понял! А вы главный по разврату!

— Ну вы, говорят, гений.

Вернувшись за руль, Жданов первым делом отъехал на несколько кварталов. Еще не хватало и правда огрести от Валерия Сергеевича, и только потом повернулся к Пушкаревой.

Мрачно-спокойная, каменная, она сидела, сжав руки на коленях. Пальто было ей велико, и она в нем утопала. Жданов нагнулся ниже и посмотрел на её ноги — действительно, в тапочках.

— Ну что за безответственность, Катя, — удивился он. — Разве вам можно в вашем состоянии… в таком виде? Куда вы вообще бежали?

— Да к Колиным родителям, — ответила она поразительно хладнокровно, — они через подъезд живут. Попросила бы политического убежища до утра, а там папа хоть чуть-чуть бы успокоился. А вы зачем стояли с пальто наготове возле подъезда?

— Мимо проходил, — хмыкнул Жданов. — Куда вас отвезти? Хотите провести ночь в гостинице? В номере люкс, Катя.

— В тапочках? — усомнилась она.

Жданов огляделся по сторонам, ориентируясь в узких улочках, проехал еще пару кварталов и остановился возле бутика.

— Подождите меня в машине пять минут, — попросил он, — я вернусь, и мы с вами где-нибудь поужинаем и все решим. Какой у вас размер ноги? Тридцать шестой?

— С половиной, — ответила Катя, кажется, уже ничему не удивляясь. Или у неё не было сил, которые можно было потратить на удивление. Все ушли на защиту Жданова от её папы.

Что за человек!

О чем она вообще думает?

Жданов вошел в бутик под настойчивую трель мобильника. Как ни странно, это была не Кира.

— Да, Николай?

— Я сказал Пушкаревым, что Катя у меня дома, — сообщил Зорькин.