Страница 15 из 65
У Жданова даже кулаки зачесались.
Спокойно, — сказал он себе, — Пушкарева терпеть не может твоего лучшего друга, а тебе неприятен её. По нулям.
Малиновский в шутливом легком поклоне открыл перед ними дверь.
— Зималетто приветствует Никамоду, — объявил он.
Войдя внутрь, Жданов стянул с Пушкаревой пальто, скинул свое и привычно рухнул в удобное кресло у камина.
Зорькин и Катя оглядывались по сторонам с видом людей, попавших на вражескую территорию.
Диваны, бильярдный стол, бар, наполненный алкоголем, шкаф с книгами, — благочинность и респектабельность. Зорькин, то ли с разочарованием, то ли с облегчением заключил:
— И никакого порока. А что на втором этаже?
— Несколько спален и ванных комнат.
— Значит, это домик для размышлений? А что в том, который для развлечений?
— Джакузи и шест для стриптиза.
Зорькин взволнованно вспыхнул — типичный, вечно озабоченный ботаник.
Жданову сложно было представить, какой мужчина мог бы понравиться Пушкаревой и какому могла понравиться она, но в Николае еще так мало было от мужчины и так много от цыпленка, что все подозрения в его коварстве и лицемерии показались сейчас смешными.
— Николай Антонович, да вы присаживайтесь, — предложил он. — Хотите выпить?
— Да, — сказал Зорькин.
— Нет, — сказала Пушкарева и пояснила: — Коля плохо переносит алкоголь.
— Значит, много наливать не будем, — усмехнулся Малиновский, — я Николая Антоновича и трезвого-то боюсь.
— Ну перестаньте уже, — взмолился Жданов, принимая из рук Романа рокс с виски. — Катенька, сока, чая, воды?
Она замотала головой, отказываясь от всего сразу и осторожно села в кресло рядом с ним, сдвинув носки ботинок.
— Первым делом мне хотелось бы обсудить ваши зарплаты, — начал Жданов.
— Так их уже понижать-то некуда, — испугался Зорькин.
— Зато повышать есть куда. Дело в том, Николай Антонович, что я уже несколько раз просил Екатерину Валерьевну повысить самой себе зарплату, но до сих пор это так и не было сделано. Также мне хотелось бы увеличить и вашу зарплату тоже — скажем, пока вдвое. Пожалуйста, проследите за этим.
Зорькин молча сделал большой глоток виски, и у него сморщилось лицо, как у младенца, которому вместо молока дали горькую воду.
— Он проследит, — усмехнулась Катя.
— А мне бы хотелось узнать, как именно вы добиваетесь того, что денег на счетах Никамоды становится все больше.
— А если Зималетто перестанет залезать в карман Никамоды, их станет еще больше, — со слезами на глазах отозвался Зорькин. Он дышал с открытым ртом.
— К сожалению, мы пока не можем себе это позволить. Но если у вас есть предложение, как выстроить финансовые отношения между компаниями эффективнее, я готов их выслушать.
— О, у меня полно предложений, — оживился Зорькин.
========== 11 ==========
— Понимаете, — разглагольствовал Зорькин, — чем больше вы вытаскиваете из Никамоды, тем меньше в итоге Никамода зарабатывает.
— Понимаю, — согласился Жданов, — но чем мне платить зарплаты?
— Все эти костыли временное решение. Зималетто нужен качественный прорыв. Дополнительные доходы без расходов, понимаете? Катька, скажи им!
— Говорю, — согласилась она.
— Доходы без расходов — это свежо, — обрадовался Малиновский. — Лично я очень такое одобряю, хоть и не представляю.
Жданова ужасно раздражало, что Зорькин так много знал о финансовом состоянии компании, а особенно о той её части, о которой Пушкарева обещала никому не рассказывать.
Это было неприятным открытием — что и у его Катерины оказался довольно длинный язык.
А он-то считал, что его тайны в пушкаревских руках находились в полной безопасности.
В итоге, она знала о нем всё — но это вовсе не значило, что Жданов хотел бы, чтобы это всё знал еще и Зорькин.
И пока тот разглагольствовал о правительственных субсидиях, госпрограммах и льготных системах кредитования, Пушкарева то и дело бросала озабоченные взгляды на своего шефа, и это самым злорадным образом грело его душу. Конечно, Катенька, вы виноваты, причем виноваты дважды — с учетом этой крайне несвоевременной беременности — вот теперь и терзайтесь беспокойством. Видите же, что шеф хмур и печален, и все это по вашей милости!
— Жданов, ты лицо попроще сделай, — посоветовал Малиновский, — а то выглядишь как Иван Грозный на канале Дисней.
И утащил Зорькина в сауну.
Чтобы напоить окончательно и выяснить все секреты этой сладкой парочки.
А Жданов остался, почти трезвый и оскорбленный.
— Андрей Павлович, а можно мне домой поехать? — спросила Пушкарева. — А то рабочий день уже закончился. А Зорькина я могу вам оставить в качестве заложника.
Так вот о чем она беспокоилась, а вовсе не о душевном равновесии Жданова!
— Нельзя, — отрезал он. — Катя, вы ничего не хотите мне объяснить?
— Вы злитесь на меня? — наконец, догадалась она. — Из-за Коли?
— А вы как думаете? — со всей возможной язвительностью, спросил Жданов. — Кажется, мы договаривались об абсолютной конфиденциальности.
Она молчала, опустив глаза.
И это тихое упрямство стало последней каплей в чаше ждановского терпения. Ему захотелось вытряхнуть из неё раскаяние любой ценой.
— Катя, вы понимаете, что подорвали мое доверие?
— Коля принес вам много денег, — произнесла Пушкарева тихо, — и он может быть очень полезен…
— Однако это не повод посвящать его во все нюансы наших финансовых взаимоотношений, — повысил голос Жданов.
— Я рискую ради вас всем, что у меня есть, — тоже закричала вдруг Катя, — и если для вас кажется диким, что у меня есть человек, всего один человек в целом мире, который выслушает меня и поймет, и поможет советом и будет рядом, даже когда я нарушаю закон, то вам придется с этим смириться! — и две крупные слезинки прокрались из-под очков на её щеки и устремились к подбородку.
— У меня, кажется, тоже есть уши! — продолжал неистовствовать Жданов, решительно не обращая внимания на эти слезы. О, он знал им цену — все женщины применяют это оружие, когда виноваты. — Однако вы не спешите мне хоть что-то объяснить!
— Что вам объяснить? — вдруг испугалась она.
Откуда вообще взялся этот внезапный ребенок, например.
Но он не мог задавать ей подобных вопросов.
Это было совершенно не его дело, вот что бесило сильнее всего.
Пушкарева решительно стерла свои две слезинки и вдруг сделала вот что: пересела со своего кресла на подлокотник кресла Жданова и положила руку ему на плечо.
— Пожалуйста, не переживайте из-за Зорькина. Ему просто некому рассказать о наших махинациях, кроме меня. Мы с ним разговариваем только друг с другом, — и она усмехнулась.
Запрокинув к ней голову, Жданов пытался поймать выражение её глаз, но очки бликовали в отблесках огня в камине.
— Что я буду делать, когда вы уйдете в декрет, Катя? — спросил он.
— Ну до этого еще полгода, — утешила она его, — к тому времени Зималетто как раз должна выйти из кризиса.
— Я спрашиваю не о Зималетто, — ответил он устало и откинулся на спинку кресла, прикрыв глаза.
— Я найду на время своего отсутствия хорошего помощника, — успокаивающе проговорила Пушкарева и сжала его плечо чуть сильнее.
— Не хочу другого помощника, — раскапризничался Жданов, купаясь в её сочувствии, — я открою ясли в Зималетто, вот увидите. Будете сдавать своего ребенка при входе Потапкину!
— Нет незаменимых людей, — ответила Катя тихо. — К тому же, к тому времени вы уже будете женаты…
— Катя, ну при чем тут это!
— И, возможно, вы с Кирой Юрьевной будете ждать своего собственного ребенка.
Он крупно вздрогнул и выпрямился.
— Что еще за кошмары на ночь?
— Разве вы не хотите ребенка? Разве люди женятся не для того, чтобы растить детей?
— Это немножко сложно, Катя, — ответил Жданов, морщась, — возможно, когда-нибудь, через несколько лет, когда мы перестанем ссориться с утра до вечера.