Страница 5 из 9
В последние годы в США усиливаются идейный разброд и шатания, но все же некоторые фундаментальные вещи остаются пока незыблемыми. Главенство закона и охраняемый им принцип «разрешено все, что не запрещено», – это та основа личной свободы, вокруг которой и по сей день естественным образом объединяются левые и правые, простой народ и интеллектуальная элита.
Правда, сразу стоит оговориться, что, насколько я могу судить, и самые высокие идеалы для американцев все же не самоцель. Это не советская идеология, которая была важнее жизни и под которую надо было подстраивать жизнь.
Американцы же, наоборот, готовы принять любые идеалы, в том числе и социалистические, если, что называется, жизнь заставит. В 2020 году споры о социализме, системном расизме и неравенстве неожиданно оказались лейтмотивом президентской предвыборной гонки. Тогда же грянула пандемия коронавируса, потребовавшая резкого усиления роли государства в экономике…
В целом в США свобода, демократия и власть закона возведены в абсолют постольку, поскольку помогают нации хорошо жить. Естественно, по-своему. Фактически это средство защиты национальных интересов, как их понимает большинство населения.
Как к этому относятся в других странах, американцев не очень волнует. Упрекать их за это бессмысленно. Извиняться за то, что они живут, как им нравится, они не склонны.
Один из штампов советской пропаганды в свое время сводился к тому, что мы с симпатией относимся к американскому народу, но критически оцениваем деятельность его правительства. Чем дольше я жил за океаном, тем больше убеждался, что противопоставление было в принципе правильным.
Американцы, какими я их знаю, в подавляющем большинстве своем нормальные, умные и порядочные люди. У себя в стране они достаточно удачно организовали свою жизнь и, в частности, создали устойчивую систему, способную регулярно корректировать политику через механизм выборов.
Именно в Нью-Йорке я в свое время впервые начал вникать в устройство этого сложного механизма. Ходил на избирательный участок, куда, правда, меня полицейские не пустили, отправлял письма с вопросами участникам президентской предвыборной гонки 1988 года.
Позже по предложению газеты Christian Science Monitor написал об этом своем опыте. Публикацию вынесли на первую полосу, а мне прислали двойной гонорар: сразу два чека на заранее оговоренную сумму – по 125 долларов.
Обналичивать оба чека я побоялся, по принципу «как бы чего не вышло». Посоветовался с Руфи Фишер, и один платеж мы вернули. Почему не позвонил в газету уточнить, уже не помню – может, по молодости лет просто постеснялся.
Ездил я, причем в одиночку, и на предвыборный съезд Демпартии США, который летом 1988 года проходил в Атланте (штат Джорджия). С непривычки политическое шоу меня оглушило: делегаты, наводнившие город, так рьяно скандировали партийные лозунги, убеждая себя и других, будто «вся Америка» поддерживает их кандидата Майкла Дукакиса, что я чуть было в это не поверил.
На деле же ближайшей осенью безоговорочную победу по всей стране одержал республиканец Джордж Буш-старший. Это был редкий случай, когда американцы оставили в Белом доме представителя одной и той же партии больше чем на два четырехлетних срока.
Им нравился предшественник Буша – Рейган, запомнившийся во внешней политике как напористой готовностью к «звездным войнам» против «империи зла», так и сговорчивым лозунгом «доверяй, но проверяй» – якобы популярной русской пословицей, которой его научила писательница Сюзан Мэсси.
А Буш-отец, на мой взгляд, заслуживал большего. Он остался в памяти как умный, осмотрительный и дальновидный политик, вежливый и приятный в общении человек. Он многого добился для своей страны на международной арене, и не его вина, что после начала рейгановско-горбачевской оттепели в отношениях США и СССР американские избиратели вздохнули с облегчением и переключились на домашние заботы.
Буш тогда обещал народу не повышать налоги и даже предлагал читать эту фразу у него по губам, но слово нарушил. Чем и воспользовался молодой арканзасский ловкач Билл Клинтон со своей подначкой: «Все дело в экономике, глупые!» (англ. It’s the economy, stupid).
В силу распределения обязанностей между тассовскими отделениями в США очевидное преимущество ньюйоркцев заключалось в сравнительно большей возможности поездок по стране. И мы этим пользовались. Для меня, например, одной из самых памятных и «долгоиграющих» стала первая же «внутренняя» служебная командировка – в том же 1988 году в университет A&M в штате Техас. Позже Буш-старший разместил там свою президентскую библиотеку; да и вообще Техас – своего рода вотчина одного из самых влиятельных современных политических кланов Америки.
В те времена я сам был недавним студентом, и увиденное, конечно, произвело на меня впечатление. Университет, выросший из «сельскохозяйственно-механизаторского колледжа» (буквы в названии означают Agriculture & Mechanics) в захолустном городке с непритязательным названием Колледж-Стейшн, стал одним из крупнейших в стране и по размаху исследовательских программ, включая космическую, и по числу учащихся, и по размерам дарственного фонда, а также земельных и морских наделов. Помню, я только молча сглотнул, когда один из кадетов, встречавших нас в аэропорту, мимоходом указал на стоявший в отдалении комплекс зданий промышленно-футуристического вида и пояснил: «Это наш ядерный реактор».
Кадеты там сновали потому, что университет – один из шести вузов США, где ведется подготовка офицеров-резервистов для вооруженных сил. А «нас» в данном случае означало советских участников и гостей конференции, посвященной политике «перестройки и гласности» в СССР. Из Нью-Йорка на нее были приглашены сотрудники советского постпредства при ООН во главе с послом. Среди них был и один из старших дипломатов – Сергей Лавров. Устроителем международного форума выступала ассоциация студентов университета.
После Нью-Йорка кампус удивил меня прежде всего тем, что казался чисто белым по составу населения. Когда я этим поинтересовался, мне ответили, что у техасских афроамериканцев «свои школы».
Следующим сюрпризом стал семинар по русской литературе. Вместо примитивного «ликбеза», на который я внутренне настраивался, посчастливилось поприсутствовать на одном из самых интересных разборов притчи о «Великом инквизиторе» и искушениях Иисуса Христа, какой я когда-либо слышал. Впрочем, особо удивляться не следовало, поскольку, как позже выяснилось, вела занятие профессор-литературовед, эмигрантка советской школы.
Кстати, я теперь вдруг подумал, что ведь не только отдельные личности, но и целые народы могут, видимо, подвергаться искушениям. В том числе – и властью над миром, то есть мировым господством. И история последних десятилетий, возможно, как раз и показывает, чем кончаются подобные искушения для тех, кто их не выдерживает.
Впрочем, пути Господни неисповедимы, а в Техасе я искушал студентов одним и тем же вопросом. Всех подряд спрашивал: если после выпуска придется выбирать между интересной и любимой работой при плохом заработке и обратным вариантом, что предпочтете? Все отвечали одинаково: я-то лично за идеалы, но уверен, что все остальные выберут деньги…
С тех пор это описание прагматизма и идеализма служит для меня точкой отсчета в самых разных ситуациях, связанных с настройкой морального камертона, – и не только в США. В Москве я уже не раз предлагал тот же вопрос группам российских и американских студентов и убеждался, что молодежь и теперь мечтает о журавле в небе, но на деле часто предпочитает синицу в руках.
«Что вы все о работе да о работе? – упрекнет меня читатель. – Вы же, наверное, за океаном все-таки иногда и отдыхали?»
Разумеется. Хотя ничего особо нового на эту тему я, пожалуй, не скажу. Знакомились с городом, включая знаменитый у нас Брайтон-Бич. Осматривали окрестности, прежде всего в долине Гудзона. Если позволяло время, совершали более дальние автомобильные вылазки – вплоть до Ниагары и Канады. Летом иногда ездили на выходные на посольскую дачу – ту самую, которую позже, при Бараке Обаме, США у России отобрали.