Страница 9 из 10
Вы сказали, чтобы я написала с 15 таких стихотворений как «Гадкий утенок» и тогда никакие редакторши мне будут не страшны. Но вся то беда в том, что гадкие утята не каждый день на свет божий появляются. Я и сама чувствую такую радость, что оно у меня написалось… А это бывает у меня редко. Еще одно стихотворение появилось, которым довольна – «Злая бабка». Не знаю – что это меня на Север и в детство потянуло.
По сборнику ничего не сделала. Не из-за лени, нет! Просто очень уж я невезучая. Мне ведь пришлось в конце мая выйти на работу, не долечившись, так как моя помощница (на полставки) уехала на сессию. А работа школьного библиотекаря в конце учебного года теперь, когда на нас повесили все учебники – это сущий ад. Он продолжался весь июнь. Работала я больная, измотана была совершенно. Ни о каких стихах не могло быть и речи.
С июля начала готовить библиотеку под покраску и 10-го собиралась выйти в отпуск. А 8-го – заболела… свинкой! Начинаем помаленьку впадать в детство. Да так тяжело. Ну и разумеется осложнение. На уши. Воспаление. Сколько протянется трудно сказать. А там – отпуск. Представляете, какое у меня сейчас «творческое» состояние? Но даю слово: сделаю все что могу и даже через «не могу» по сборнику. И не потому, что мне так уж хочется увидеть свою книжку при жизни. Я и раньше не особенно рвалась печататься, а теперь это желание убито совсем. Просто в ответ на Ваше внимание и хлопоты я хочу с чистой совестью сказать: «Сделала все, что было в моих силах». Желаю Вам новых вдохновений и новых стихов. И, как всегда, прошу прощения за многословие».
Кончилась вся эта моя суета пшиком, конечно. Но тут уже близился звездный час в моем стихотворстве – пик поэтической официальной карьеры. А дела было в том, что наш знатный земляк Роберт Иванович, редактор тонкого двухнедельного московского журнала, секретарь правления Союза писателей страны, как то случайно обо мне вспомнил (он еще редактором областной молодежной газеты меня публиковал) и истребовал к себе в журнал.
Человек он тогда был важный, влиятельный и с пониманием. И все равно человеческая доброта его поразила меня тогда в самое сердце. Помню как при первой встрече в нашем городке я ему свои стихи показала, а он их у меня давай просить. Я не даю! Так он, молодец какой, за мной вокруг стола побежал и из рук их выхватил. Многие у нас его не любят. Говорят – тянет с области много больше чем дает. Но мне то он – благодетель. Издал в журнале большую подборку моих стихов. Потом в конце года премию мне присудил и на вручение ее в Москву выписал. Вообще – чистое золото! Доброта его во всей этой истории поразила меня в самое сердце. Не часто, говорят, он ее проявлял. Но даже его стараниями – никак я из гадкого утенка ни во что большее не выросла.
Что-то устала я от всей этой канцелярии. И вновь задумалась о своих детских Северах. Тундра, олени, морошка, гармошка… Настоящая жизнь, а не морок! Приложу-ка я здесь все эти замечательные про Севера стихи. Это же исток моей захолустной, но трепетной жизни.
Приложение 1. Русский Север
Северные олени
Слепой аркан их в стаде отыскал
И захлестнул, и бросил на колени.
Безмолвная щемящая тоска
В печальном взоре северных оленей.
Я не встречала ничего другого
Грустнее говорящих этих глаз…
В недвижности смирившихся рогов
Дух непокорства вольного угас.
Они стоят у нарт запряжены,
В ремнях узорных, праздничных оковах,
И ждут, как тетива, напряжены,
Заветного пускающего слова.
– Вперед! – и сорван тягостный запрет.
Невольников смиренных больше нет!
Откинута по царски голова,
Копыта высекают искры снега,
И вихрь – земли касаются едва –
Летящего, ликующего бега!
Несутся вдаль – попробуй уследи! –
На край земли умчаться им нетрудно.
Лишь бурунами белыми следы
Клубятся в снежном океане тундры.
На них каюр хозяйски закричит,
Хореем стукнет – не почуют боли!
Пурга сбивает, а упряжка мчит,
И все вперед, вперед – навстречу воле…
Такие эти олени трепетные, нежные, с замшевыми рогами. А как их хозяева – ненцы любят, как своих детей! Если олешка потерялся он пол-тундры пройдет, но его найдет. День и два будет искать. Потом назад к чуму приведет.
А мою злую бабку все хвалили. Сентиментально, мелодраматично, все как в жизни. Со мной как раз это и было в 12 лет – в поселке Несь на полуострове Канин Ненецкого округа.
Злая бабка
Память в сердце постучалась глухо,
Обожгла забытою бедой.
…Хлеб печет сердитая старуха
Из муки пайковой. С лебедой.
Я стою на кухне коммунальной.
Не мешаю, лишь гляжу, гляжу…
Взгляд завороженный и печальный.
Надо бы уйти… Не ухожу.
Знаю, что у всех пусты сусеки –
Где там угощать да привечать!
Покосится на меня соседка
И прикрикнет строго – на внучат.
А потом вдруг сунет мне в ладошку
(Не трави ты душу, провались!)
Теплую тяжелую лепешку:
«Нюрке только не проговорись!»
Нюркин муж убит под Сталинградом.
Два босых голодных малыша
Молча ждут своих лепешек рядом…
Злая бабка. Добрая душа!
А вкуснее ягоды морошки – нежнее и ароматнее – я за все годы жизни ничего не пробовала. Вкус просто взрывается во рту невероятным ароматом : чистым, нежно- острым и пряным. Что то колдовское есть в Русском Севере. Недаром Иван Грозный колдунов к себе в Кремль именно с Поморья собирал. Считалось, что они самые сильные на Руси!
Как там уже после войны парни (что на войну, к счастью, опоздали) с девками за селом на игрища собирались на угоре. Я просто как завороженная смотрела на это и гармошку слушала. Нынешним поколениям это трын-трава. Всё умерло. А нам и сейчас гармошка – единственный голос старой России – матушки.
Гармошка
Тихо-тихо обнимет за плечи,
Поведет по забытым дорожкам –
Будет плакать и петь весь вечер
За соседской стеной гармошка.
Я пою. Я не буду плакать.
Я пойду с ней в далекое лето,
И надену лучшее платье,
А в косе будет новая лента.
С нею может наверно поспорить
Только алая лента заката…
Над рекой, на крутом косогоре,
Собрались на вечорку девчата.
Я пойду к ним и стану в сторонку –
Не невеста, подросток – девчонка,
Чтоб обнявшись с березкой послушать
Перестрелку веселых частушек.
Кружит голову ветер с пожни,
Да зальется гармонь голосисто –
Рассыпают веселья пригоршни
Руки щедрого гармониста.
Отзвенел, подпевая гармони,
Комариными песнями воздух,
Да срываются прямо в ладони
Августовские спелые звезды…
Я о чем то хорошем мечтаю,
Жду чего то, сама и не знаю…
Вот последнее гаснет окошко.
Затихает вдали гармошка.
Эхо дальнее голосом зыбким
Вдруг напомнит о давнем, любимом…
Потянулась я к трепету скрипки,
К фортепьянным бездонным глубинам.
Полюбила веселые скерцо
И тревожные бури симфоний…
Что ж ты дрогнуло, замерло сердце,
Услыхав за соседскою дверцей
Голос простенькой русской гармони?
1962
Все-таки много у меня дилетантизма, наива, явных провалов, неумелостей. Чего еще ждать от сельского стихотворца? А может в этом и есть моя сила, раз я по-другому не могу? Ничего не зализываю, пишу и живу как есть… Ни под кого не подстраиваюсь в своих стихах. Может это и есть счастье мое, мой рай? Иногда все же полусомненье слегка точит.