Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 9



Изучая полученные синяки на локтях, он то и дело недовольно поглядывал назад, на место своего падения. Мы двигались дальше. Мяч увлек за собой всех футболистов на противоположный край. Он на ходу очищал свою обувь от навоза, в кучку которого он, оказывается, наступил при падении. Для этого он периодически останавливался и вытирал подошву о траву. Это порой напоминало причудливый танец. Увидев морду жующей коровы, заставшей его за этим занятием, он вдруг изменился в лице. «Ты-то что улыбаешься?» – крикнул он корове и сдвинул брови. Сделав несколько шагов в ее сторону, он угрожающе поднял руку и топнул на корову ногой с такой силой, что она попятилась и с испугом отбежала. Он вернулся назад, довольно потирая ладони после этой маленькой победы, и мы пошли дальше. Корова лишь удивленно мотала головой нам вслед. Ее взгляд был полон презрения – казалось, если бы она могла покрутить пальцем у виска, она непременно бы это сделала.

Мы постепенно миновали футбольное поле. Крики детворы и беготня остались у нас позади. Взобравшись на крутой пригорок, мы оглядели окрестности. Открывшийся нам вид моста и ущелья заставил нас онеметь, и, несмотря на то что и ему, и Венере это место было хорошо знакомо, они оба тоже воспрянули духом, как если бы видели все это в первый раз. Пойма реки была огромной, в то время как сама река казалась издалека лишь маленьким ручейком. Русло было выложено камнем, как будто здесь поработал заправский укладчик. У самого берега, где река успела его сточить, камень был мелким. Дальше от берега были булыжники покрупнее, а кое-где среди травы торчали огромные валуны. Именно эта картина, возможно, породила в голове древнего человека легендарное название «каменная река», которое часто встречается в народных преданиях.

Когда я ехал сюда на автобусе, ниже по течению, где река извивалась как змея, я видел ловцов форели. Это были необычные рыбаки. Они ловили рыбу руками, бродя по колено в воде в высоких резиновых сапогах. Удержать форель в руках невозможно, потому искусство ловли заключалось в том, чтобы уметь резко выбросить рыбу на берег. Здесь, наверху, где высокий уклон и бурное течение, такая ловля была бы слишком опасной. Поговаривали, что река не раз уносила скот, неловкого туриста, могла подхватить даже легковой автомобиль, подберись он к ней слишком близко. Стоило какой-нибудь неповоротливой корове, пришедшей на водопой, оступиться, и река не дала бы ей ни единого шанса. Об этом рассказывали местные, которые каждый год часть сокращения своего поголовья неизменно списывали на реку. Река могла запросто вырвать из рядов отдыхающих и унести непослушного ребенка – течение было таким быстрым и мощным, что на дне ворочало камни.

И вот через реку был перекинут мост. Пара машин пролетела по нему наверх в ущелье, оставив реку не у дел. Машины ее как бы вовсе и не заметили. А ведь когда-то она наводила ужас на любых пешеходов и наездников! Эта грозная река во время разлива каждый раз успевала смести много деревянных и временных мостов до того как люди начинали принимать меры – их остовы то и дело торчали из песка, выброшенные на берег ниже по течению. Но этот мост был каменный, и река уступила. Картина была столь впечатляющая, что и он, и Венера, которые в отличие от меня часто наблюдали этот пейзаж, были также потрясены, как если бы они видели это в первый раз. И он, несмотря на всю свою болтливость, то ли от усталости, то ли ввиду нелепого падения впервые за долгое время, наконец-таки прикусил язык.

XI

Поскольку кроме меня из нас троих в столовой больше никто не обедал, мне пришлось оставить их у реки и поспешить назад в больницу одному. Обед проходил с часу до трех, и после трех в столовой уже не оставалось ни куска хлеба. Его нарезали крупными ломтями и выкладывали на тарелки, стоявшие на каждом столе, а в конце обеда в этих тарелках оставались одни лишь крошки. Я заметил, что прогулки серьезно добавили мне аппетита, и если в первые дни в столовой я от смущения и посторонних взглядов систематически недоедал, пытаясь побыстрее управиться, то теперь я буквально ел за двоих и уже ни на кого не обращал внимания. После трех еду из окошка, отделявшего кухню и столовую, уже не выдавали, и мне надо было поторопиться, чтобы успеть к последней раздаче.

Проходя через поселковый пятачок, я застал на нем привычное оживление. Но среди успевшей уже набить оскомину пестроты продавцов и покупателей меня неожиданно привлекла фигура человека в черном. Она чинно и неторопливо приближалась к торговым рядам, не шагая, а как бы паря над дорогой. Это был православный монах, одетый в рясу. Проходя мимо, он индифферентно оглядывал торговые ряды – яркие символы всего мирского, мерно продолжая свой путь. Затем, вдруг увидев кого-то в толпе торговцев, он улыбнулся и кивком головы издалека поздоровался, вероятно, отвечая на приветствие. Этот скромный прохожий в черном был не просто еще одним человеком из толпы, а скорее посланцем другого мира. Это был глашатай благих вестей. Его ряса, бородка, крестик на груди говорили о многом. Монах шел в гору по проселочной дороге, как если бы это происходило тысячу лет назад. Это значило, что этот поселок вовсе не забытое Богом место. Наоборот, этот пятачок, улицы, дома с их жителями, горы, машины, он, я, Венера и все больные, все мы будем спасены.



Я увидел, что никто, кроме меня, не обратил на монаха особого внимания, а значит, это было обычным явлением в здешних краях. Вот проезжающая мимо машина издала сигнал, и монах снова учтиво поклонился. Я оказался прав – монах был не чужим в поселке. Говорили, что в ведении Русской православной церкви находилось больше храмов, чем когда бы то ни было. Экзотика же и энергетика здешних мест особенно притягивала всех ревнителей христианства, и храмы начали расти в горах как грибы после дождя.

Поравнявшись со мной, монах вдруг, не сбавляя хода, закопался у себя в рясе и после недолгих поисков извлек откуда-то из-под подола мобильный телефон. «Нет-нет, – проговорил он отчетливо в трубку. – Все отлично. Да-да. Все хорошо». Закончив разговор, он спрятал телефон назад себе под рясу. «С кем он говорил? – спросил я мысленно самого себя. – Неужели с Богом?» Вокруг зеленели холмы, вдаль убегала дорога, над всем этим сверху нависало синее небо, и возможно, монах именно это и имел в виду когда отвечал на вопросы своему собеседнику. Продолжая демонстрировать отрешенность, он сторонился машин, обгонявших его то справа, то слева, и смиренно продолжал свой путь в гору, где в получасе ходьбы, как говорили, лежала знаменитая на всю округу православная обитель. Я же, ускорив шаг, все-таки успел попасть в столовую до закрытия. За столами редкие едоки заканчивали свою трапезу, и все, что мне досталось, было пресным и холодным.

XII

Мне рассказали, что совсем недавно поселок наконец-то газифицировали. Все время до этого здесь топили мазутом, который привозили из города в цистернах и закачивали в специальный резервуар в котельной. Это была одна из самых южных и чуть ли не самая высокогорная точка России, куда был по трубам доставлен российский газ. Такое выдающееся событие получило медийное продолжение – это был прекрасный повод всем чиновникам, имеющим и не имеющим отношения к газификации, оправдать свое существование на земле и заявить во весь голос о своих успехах.

Журналисты приезжали в специальных микроавтобусах, воровато озираясь по сторонам, расчехляли свои объективы и пристреливались. Среди них выделялась бойкая девушка-организатор, которая долго выбирала ракурс, с которого оптимально были бы видны горы. Наконец, решили подняться чуть выше – на место, откуда среди гор идеально был виден поселок. Туда же в итоге подъехали федеральные и местные чиновники, которые долго позировали перед телекамерами и говорили громкие слова о значении этого события. Девушка-организатор попросила снять несколько дублей, потому что операторы каждый раз оставались чем-то недовольны.