Страница 15 из 18
–Об Островском?– удивилась актриса.– О нем уж все написано.
В дверь кабинета постучали, за нею раздался крик какой-то старухи:
–Пустите меня к нему! Я тут самая старая заслуженная актриса!
Дверь резко распахнулась и в кабинет вошла еще одна актриса, которая показалась
мне намного старше Елизаветы Семеновны. Вошедшая передвигалась с помощью небольшой трости, немного прихрамывая, но походка ее казалась величественной,
словно сейчас она изображала для нас, невольных зрителей театральной перепалки, какую-то королеву; тоже вся седая, с короткой стрижкой.
Елизавета Семеновна, увидев вошедшую, привстала, говоря очень доброжелательно:
–О-о, приветствуем Евгению Павловну!
Сеновин тоже поздоровался с вошедшей актрисой, усадил ее возле стола.
–Что вас привело сейчас ко мне, Евгения Павловна?– осторожно спросил Сеновин,
смотря на часы.
–А вы не знаете, что творит ваш режиссер Монин? Вы не знаете, что Монин хочет
старых заслуженных актеров и актрис выжить из театра? Чтобы они померли
где-нибудь дома и о них никто не знал? – разразилась бурной филиппикой Евгения Павловна.– Я вот недавно поскользнулась… болела недели две, но тем не менее
бодра, как никогда в молодости, горю желанием играть Офелию! А Монин меня
на роль Офелии не утвердил!
Услышав ответ самой старой актрисы Драматического театра Евгении Павловны Махонтовой, девяноста двух лет, Елизавета Семеновна с жаром возразила ей,
пряча носовой платок в карман:
–Нет!… Позвольте, Евгения Павловна! Это я должна играть Офелию в «Гамлете»,
а не вы! Меня утвердили на эту роль еще в прошлом году!
Сеновин попытался что-то сказать, но его слова потонули в бурном споре двух
старых актрис.
Евгения Павловна покраснела и недовольно воскликнула:
–Что я слышу? Меня тут оскорбляют? Я, которая играла на протяжении сорока лет Офелию, Джульетту, Софию, Дездемону, должна теперь оставаться без ролей?
–Это я осталась без роли Офелии!– парировала Елизавета Семеновна, покрывая
багровыми пятнами от гнева.
–Нет, я осталась без Офелии!– упорствовала Евгения Павловна.
–Что – о?! Вы со своей палочкой Офелию хотите играть? Как же, как же! Видали
таких молодящихся старушек! Самой то стукнуло девяносто два года, а она девочку
из себя строит!– заорала Елизавета Семеновна.
–Что – о?! А самой тебе сколько? Восемнадцать, что ли?– выкрикнула раздраженная Евгения Павловна, краснея. – Какое безобразие! Указывать даме на ее возраст! Ну,
ладно, у меня бальзаковский возраст и что дальше?
–Бальзаковский или старческий, мадам?– не отставала от своей коллеги Елизавета Семеновна.
–Какая неслыханна наглость!– истерично выкрикнула Евгения Павловна, грозя
тростью Елизавете Семеновне.– Указывать мне на мой возраст!
–Послушайте, уважаемые мои актрисы!– попытался успокоить их Сеновин.– Вы не замечаете у меня гостей? Вы не понимаете, что я сейчас занят?
Последние слова худрука были явно некстати – обе старые актрисы выпучили глаза
от негодования, обиды и стали говорить еще громче, не обращая никакого внимания
на меня и Незамыслова.
Незамыслов прошептал мне:
–Посидим, послушаем… Думаю, это ненадолго…
Я кивнул ему, ничего не говоря, продолжая с большим интересом слушать
бурный диалог старых актрис.
–Давайте пока разойдемся,– предложил актрисам Сеновин,– завтра я вас вызову и подробно обо всем поговорим вместе с Мониным.
Евгения Павловна посмотрела на висящий портрет знаменитого Станиславского,
упрекая Сеновина и грозя худруку пальцем, как маленькому нашкодившему мальчику:
–Вот сам Станиславский в свое время хвалил мою игру! Сам Станиславский! – Глаза
ее трагически засверкали, она захрипела:– Я… Я… вам, Сеновин, не верю! Как сам Станиславский говорил: « Не верю!»
–Что ж, не верьте,– безразлично ответил Сеновин, протяжно вздыхая.
Как мне показалось, он достаточно часто выслушивал обиды и разные претензии
обоих старых актрис и ему это очень надоело.
В дверь снова постучали.
–Слушайте, может, это снова еще одна старая и молодящаяся актриса, которая
желает играть Джульетту или Офелию?– вполголоса спросил я Незамыслова.
К моему несчастью мои слова были услышаны Евгенией Павловной.
Она подняла трость, погрозила ею мне, рассердившись:
–Молодой человек, постыдились бы посмеиваться над старыми заслуженными
актрисами!
Я промолчал, делая вид, что ничего не услышал.
Сеновин открыл рот, чтобы что-то сказать актрисам, но дверь кабинета резко распахнулась, и шаркающей походкой в кабинет вошел один седой актер, одетый в
серую куртку и черные брюки. Он почему-то часто тряс головой и мигал. Увидев Елизавету Семеновну, он подошел к ней, улыбаясь.
–Вот оба Бормотовские снова вместе,– прокомментировала появление старого
актера Евгения Павловна, глядя на него и Елизавету Семеновну.
Вошедший актер поздоровался со всеми, обращаясь к Сеновину:
–Извините, Юрий Ксенофонтович, что побеспокоил. Монин надоел нам всем.
Сеновин помолчал минуту, сжимая пальцы в кулаки, потом резко спросил актера:
–Беспокоитесь, Константин Вениаминович, что Монин не утвердил вас на роль Ромео?
Как я понял минуту позднее, реплика худрука оказалась напрасной. Иногда, думаю, стоит помолчать и не раздражать своими репликами публику.
Елизавета Семеновна недовольно воскликнула:
–Вы почему моего мужа не уважаете? Обижаете его?
–Ничего подобного.
–Как же? Он более пятнадцати лет играл Ромео!
–То есть, если более полувека он играл Ромео,– насмешливо заключил Сеновин,-
значит, еще полвека его играть будет?
Константин Вениаминович не расслышал слов худрука и спросил жену:
–Меня утвердили на роль Ромео?
Я усмехнулся, шепча Незамыслову:
–Интересно, как еще такие актеры играют…
–Гм, помнят старые роли…
А Константин Вениаминович переспросил жену:
–Меня утвердили на роль Ромео?
–Нет и еще раз нет! Ты больше не будешь играть Ромео!– крикнула Елизавета
Семеновна в ухо глуховатого мужа, чтобы тот услышал.
Константин Вениаминович, наконец, понял, что происходит, и схватился за
сердце, охая:
–Ой, что тут творится!… Ой!… Ведь я работаю здесь более полувека, зачем так со
мной поступать?! Я играть хочу по-прежнему!
–И я тоже играть хочу по-прежнему!– вторила ему Елизавета Семеновна, плача.
–Молодые люди,– обратилась к Бормотовским Евгения Павловна,– вы для меня
еще молодые… Вижу, что заслуженные старые актеры никому в театре не нужны…-
Она сердито взглянула на помрачневшего Сеновина, потом продолжила: – Нехорошо получается, Юрий Ксенофонтович, очень нехорошо…
–Но, вы не понимаете…– начал Юрий Ксенофонтович, но его оборвала Евгения
Павловна, говоря очень сурово:
–Да вы сначала послушайте старших!.. Да, молодость наша прошла, кстати, как
и ваша, но разве актерское наше мастерство тоже улетучилось? Разве мы,
старые заслуженные актеры, с множеством наград, стали хуже играть на сцене?!
Разве желание играть у нас пропало с возрастом? Нет и еще раз нет!…
Сеновин резко спросил Евгению Павловну:
–Так, чего вы добиваетесь?
–А вы не поняли?– изумилась Евгения Павловна.– Чтобы Монин не вносил
изменения в актерские состав, чтобы все наши роли оставались по-прежнему за
нами.
–А вы не подумали, что Монин действует по моим указаниям? Что нельзя больше
играть Ромео или Офелию в старческом возрасте? Что зрители начинают
посмеиваться, глядя на старых актеров и актрис, пытающихся безуспешно играть молодых, юных любовников? Что это становится очень смешно?
–Зритель нас любит!– моментально прочувственно воскликнула Елизавета Семеновна!
–Что-то я не расслышал,– произнес Константин Вениаминович, обращаясь к своей