Страница 12 из 14
– Да, – коротко ответила Дина.
– Вот и хорошо. Мы волновались, – сказала мама, продолжая писать.
– Ты на кладбище к бабушке когда поедешь? – спросила Дина.
Тут мама подняла голову.
– Не знаю. Давно надо было съездить. Могилу убрать. Цветы посадить. А что?
– Я с тобой поеду.
Мама присмотрелась к Дине.
– Хорошо, поедем вместе, – ответила она. – А ты вообще хорошо себя чувствуешь? Ничего не болит? Что-то ты бледная. И глаза отекли. У тебя месячные начались? Но-шпу дать?
– Нет, спасибо, все нормально, – проговорила Дина и прошла в свою комнату.
Глава третья
И потом…
Лето выдалось беспокойное. Во-первых, у Васнецовых гостили родственники. Гостили помногу и подолгу. Мама даже сказала Дине, что никогда у них не было такого количества родни, как в этом году. «Прям-таки очень урожайный год!» – добавила она с непроницаемым лицом.
– Как же так, – удивилась Дина, – они же не могли появиться так внезапно. Они же родились давно…
Мама посмотрела на нее со странным выражением лица и посоветовала прочитать Джерома Клапку Джерома.
– Я не буду его читать, – отмахнулась Дина.
– Почему это? – удивилась мама.
– Мне его имя не нравится.
– Хорошо, не читай, – мама устало вздохнула, – только запомни, что есть такая штука, как ирония, английский юмор и еврейские анекдоты.
– Я не люблю еврейские анекдоты, – сказала Дина.
Тут уже вмешался папа:
– А что с ними-то не так?
– Они об одном и том же, – сморщила нос Дина. – Или о жадности, или про язык.
– Кхм, – кашлянул папа.
Тема шуток была закрыта, а гости продолжали приезжать.
В середине лета у Дины вскочил прыщ. Вскочил на самом видном месте – на лбу. Мама помазала его салициловым спиртом, но прыщ и не думал проходить.
– Знаешь, давай-ка ты ее к дерматологу отвези, – сказал папа, присмотревшись к прыщу, – будет жаль, если запустим это.
К дерматологу они вошли вместе – мама и Дина. Мама поздоровалась и сказала игриво:
– Сделайте нас красивыми!
Дине стало неприятно. Получалось, что сейчас она уродина.
Врач попалась умная:
– Девочка у вас и так красивая, а эту штуку мы просто удалим.
«Штуку» удалили, и еще недели две Дина не показывалась на солнце и разглядывала в зеркало красный выпуклый след. «Хоть бы к школе прошло!» – думала она про себя.
Иногда Дине звонил Бахметьев. Обычно звонок раздавался часов в девять вечера. Дина тащила телефон в свою комнату, укладывалась на диван и накрывала голову подушкой. Ей не хотелось, чтобы ее разговоры с Олегом слышали родители. В этих разговорах не было ничего неприличного, но однажды после такого «сеанса связи» мама посмотрела на раскрасневшуюся Дину и заметила:
– Что вы там обсуждаете, что ты такая возбужденная выползаешь из своей комнаты?
Дина покраснела еще гуще. Мама сказала так, что она сразу почувствовала себя преступницей. А во-вторых, прозвучал намек на что-то неприличное. Дине стало стыдно, тем более и папа все слышал.
– Мама, тебе, как всегда, показалось, – ответила дерзко Дина.
Но мама уже потеряла интерес к проблеме.
Став старше, Дина Васнецова поняла, что порой мама произносила подобное просто так, на всякий случай, для острастки.
Наконец наступил август, они с родителями поехали отдыхать на озеро Селигер. Там было веселее, чем в Москве или на даче в селе Тучково. На Селигере было шумно и беспокойно – ловили рыбу, пели песни, жгли костры и прыгали через них, танцевали, ходили за грибами. Все это было бы ужасно весело, если бы только не одно «но»… Все это надо было делать гурьбой. А Дина не переносила «колхоз». Она могла немного побыть в компании, но большую часть времени предпочитала проводить либо одна, либо с подругой. Поэтому уже в конце первой недели она заскучала. Мама, желая приобщить дочку к коллективу, однажды сказала Дине:
– Смотри, вон тот мальчик в куртке желтой… Кажется, он твой ровесник. Симпатичный. И все норовит тебе помочь – то ведро, то удочки принесет. Ты заметила?
Ничего подобного Дина не замечала, но с этого момента стала за мальчиком приглядывать, чаще менять наряды и не пропускать ни единого общего мероприятия. Впрочем, мальчик как-то посмотрел на Динин советский спортивный костюм и громко фыркнул. Дина сразу потеряла к нему интерес, утешив себя мыслью: «Подумаешь! Очень скоро я увижу Бахметьева. Он – совсем другое дело!»
Впрочем, за неделю за отъезда она умудрилась влюбиться в местного священника. Тот был хорош собой и полностью погружен в дела вверенного ему прихода. Дина ходила вокруг да около церкви. Прихожан было тогда еще мало, и высокая рыжеволосая Дина очень бросалась в глаза. Впрочем, батюшка ее совершенно не замечал, и, чтобы исправить это недоразумение, Дина явилась как-то в церковь в очень вызывающем наряде. Там шло отпевание, и строгие блюстительницы нравов ее не успели выгнать. Зато Дину заметил батюшка, который, увидев ее длинные ноги и открытые плечи, от неожиданности стукнул покойника по носу кадилом. Благодарение Богу, скорбящие этого не заметили. Зато родителям донесли, что Дина Васнецова бегает в церковь в полуголом виде.
– Наконец-то лето закончилось. Я просто не знаю, что с нашей дочерью делать, – сказала мама отцу. Она даже не предполагала, что все еще впереди.
Первое сентября пришлось на понедельник. Накануне, в воскресенье, девочки теперь уже восьмого «А» собрались в парке.
– Я считаю, что так поступить лучше всего. Всем сразу ничего не сделают. Ну, поорут и отстанут. Зато как люди придем первого сентября, – решительно говорила Ирка.
Большая часть поддержала ее возгласами. Самые осторожные коротко выразили сомнение.
– Могут что-нибудь сделать, – сказала Ионкина.
– Ничего не сделают. И потом, первого сентября больше трех уроков не бывает. Подумаешь, три урока.
Речь шла о том, чтобы прийти в школу не в форме. Ходили слухи, причем подтвержденные, что в двух соседних школах форму отменили. Разрешили ходить в обычной одежде. Конечно, надо было соблюдать строгость – ничего вызывающего, но надевать эти осточертевшие коричневые платья с фартуками или синие пиджаки с унылыми юбками не надо было. Мальчикам разрешили ходить в темных брюках. Чему они очень обрадовались – джинсы тоже были темными. В школе, где училась Дина, по-прежнему все было строго. И, хотя времена уже были перестроечные, вольнодумство проникало во все сферы жизни, в классах пытались поддерживать порядок.
– Вы не думайте, что я такой косный, – сказал завуч на общем собрании учеников и родителей, – я просто думаю о том, что конкуренция в нарядах неизбежна и не у всех может оказаться модная и красивая одежда.
– Он прав, – сказала мама Дине, – он смотрит в корень.
Дина ничего не ответила. На первый учебный день у нее были свои планы. У нее хранился журнал, где была сфотографирована певица Сандра. Многие говорили, что Дина на нее похожа. Дине это льстило, хотя она и признавалась себе, что певица Сандра – это очень удачный вариант такого типа внешности. А сама Дина – сильно ухудшенный. И нос у нее крупнее, и овал лица не такой, и глаза маленькие. Но если Дину Васнецову причесать, накрасить и подобающе одеть, то сходство с Сандрой обнаруживалось! Все лето Дина выпрашивала позволения подстричься. Мама считала волосы дочери украшением, богатством и свидетельством добропорядочности. Поэтому отвечала отказом. Дина дулась, приводила доводы, притаскивала журналы и показывала, как все замечательно будет у нее на голове, но мама была непреклонна.
– Обычная коса, не туго заплетенная, – вот лучшее украшение девушки, – отвечала она.
Наверное, так бы все и закончилось ничем, если бы папа, присутствующий при очередном споре, не произнес:
– Господи, да пусть подстрижется. Ну, восьмой класс, взрослые люди уже. Она же все понимает уже. Да, Дина?
– Да, папа, – ошалела от счастья Васнецова.
Она побежала звонить Ирке и слышала, как папа сказал маме: