Набросок скомканной жизни

Кира как её там звать с её известной фамилией… Она увела его на пожарную лестницу, дала выпить паленого или напичканного наркотиком виски. Дальше память пришлось напрягать. Матвей смутно помнил, как шёл рядом с девушкой, тяжело опираясь на её плечи, и всё что-то бормотал про картину которую закончил и про рисунки, которые никому не нужны…

Потом, наверное, они сели в машину, ибо не пешком же они пришли в эту квартиру… Что за квартира, кстати?

Он обвёл мутным взглядом стены, поклеенные нежно-серыми обоями с незамысловатыми разводами, высокий трёхметровый потолок, такие же высоченные окна… Глаза зацепились за книжные полки, заполненные под завязку разномастными корешками, старыми и новыми. Как в его бывшей квартире…

Матвей пошевелился, пытаясь поудобнее устроить голову, и увидел её. Киру Пастернак.

От Барби не осталось и следа. Длинные и прямые светлые волосы, завязанные в хвост на затылке, домашний тренировочный костюм светло-сиреневого цвета, больше он не видел ничего со спины, но по движениям точно знал, что это она. Журналистка, споившая и похитившая его.

В данный момент Кира напевала песенку, крутя педали комнатного велосипеда. В углу Матвей заметил боксерскую грушу на пружине и большие красные перчатки. Комната была погружена в благодатный полумрак, и Матвей никак не мог понять, сколько было времени, так как в этих старых питерских квартирах окна часто выходили в узкий двор-колодец, и обитатели редко видели солнце.

Матвей потёр лоб ладонью. Голова отозвалась тупой ноющей болью. Похмелье пришло жёсткое и чёткое, какого он давно уже не знал. Что же она подсыпала в его виски? Не дай бог, наркотик, если он и на дурь подсядет, ему не выбраться.

Усмехнувшись сам себе, Матвей откинулся на подушку. Еще утром он строил планы суицида, а тут вдруг боится подсесть. Человеческая натура ещё сложнее, чем пути господни.

Так, лучше подобьём бабки, подумал он. Он всё ещё в Питере, так как слышен шум машин на улице. Хорошо бы узнать время суток и сколько он провалялся во сне. И что делать дальше? С какой целью мнимой или настоящей журналистке похищать его? Только с целью выкупа! Матвей осторожно подвигал руками и ногами и понял, что не связан. Что за похитители такие беспечные?

Услышав возню, Кира смолкла и обернулась. Матвей кашлянул прочистить горло от сушняка, и она радостно спрыгнула с велосипеда:

— Ну проснулся! А я думала, переборщила.

— Чего вы от меня хотите? — осторожно спросил художник. Кира вытерла плечи и лицо полотенцем и подошла, встала перед кроватью, скрестив руки:

— Эм, ты чё, реально не узнал?

— Я вас где-то видел, — вежливо ответил он, не желая напрягать мозги, в которых звенело и гудело похмелье.

Кира рассмеялась:

— Может, так?

Она наклонила голову, потирая глаза пальцами, и показала Матвею радужки, ставшие из голубых серыми. В башке зашевелилось что-то, нечто знакомое и сентиментальное, но Матвей никак не мог сосредоточиться на нужной мысли. Тело у Киры было хоть куда — стройное, мускулистое, с высокой грудью и длинными ногами, и еще эти светлые волосы… Наверняка, он рисовал её. Она была его моделью. Но ни имя, ни город, ни хоть какая-либо история, связывающая их, в мозгах, ещё одурманенных алкоголем, не появилась.

Кира стояла и смотрела на него, и выражение обиды отобразилось на нежном, тонком и породистом лице.

Матвей приподнялся на локте, ему стало не по себе. И правда, пропил всё серое вещество, может, он даже был влюблен в неё… Хотя нет, после Косова он просто разучился влюбляться. Значит, она была влюблена в него.

— Ну не помню я ни одной Киры! — отчаянно бросил Матвей, держась рукой за голову. — Вот был бы со мной мой старый телефон…

Кира повернулась к старинному комоду, взяла что-то из шуфлядки и бросила на кровать. Матвей взял в руки мобильник, нажал на кнопочку и машинально нарисовал схему открытия экрана. Телефон моргнул, и на нём появилась заставка Кремля.

Матвей поднял глаза на Киру:

— Его же у меня украли!

Кира молчала, просто глядя на него, потом сказала:

— Я его выкупила.

— Но… как ты узнала?

— Информаторы, — коротко ответила она.

— Ты что-то замышляешь, — покрутил головой Матвей. — Зачем я тебе нужен? Из-за денег?

Короткий смешок Киры был ему ответом, но ничего не объяснил.

Она вышла из комнаты, и Матвей стал лихорадочно листать аппликации, искать фотографии и контакты. Всё было на месте. То ли не смогли открыть телефон, то ли загадочная Кира и правда выкупила мобильник, чтобы ему вернуть.

Кира вернулась в комнату с бутылкой пива, подала её Матвею:

— На, от похмелья.

— А виски нету? — жалобно спросил он. Кира покачала головой:

— Пей, что дают. И хорошенько вбей в свои мозги, что это последняя доза алкоголя, которую ты пьёшь!

Матвей усмехнулся:

— Много ты знаешь, — и глотнул приятно холодного пива.

Кира присела рядом и тихо ответила:

— Я не позволю тебе пить.

Это было сказано таким тоном, что Матвей аж поперхнулся. Серые глаза смотрели прямо и строго, так, что у него заболела голова. Кто она такая, эта непонятная красавица? Может, Нелли наняла её, чтобы помочь ему бросить пить?

Но эту идею он отбросил немедленно. Нелли бы наняла старую толстую бабу с ярко выраженным косоглазием, а не нежную сирену!

— Кто ты такая? — твёрдо и решительно спросил он, желая выяснить правду прямо сейчас. Кира грустно вздохнула, встала и отошла к окну. Потом бросила ему что-то мягкое и пушистое. Матвей поймал на лету игрушку и перевернул, разглядывая. Плюшевый медвежонок смотрел на него стеклянными глазами, сжимая в лапках пластмассовое сердце.

Матвей почувствовал, как ёкнуло его собственное сердце, как защемило и вдруг заболело на миг. Он нашел потайную кнопку сбоку красной коробочки и вынул из секретного отделения смятый лист бумаги, сложенный в несколько раз. Развернул. На него смотрела смеющаяся Ксюша. Имя пришло в измученный мозг само по себе, и Матвей поморщился — как он мог забыть эту девчонку?!

Лучик счастья в кочевой жизни, пронизавший всё его существо пять лет назад, исчезнувший так же внезапно, как и появился. Он долго думал о ней после того дня, рисовал по памяти её угловатое тело и ангельское личико. А потом забыл.

Подняв глаза на девушку, Матвей поразился, как сразу не узнал её. А ведь Ксюша совсем не изменилась. Только повзрослела, стала серьёзной и сдержанной.

— Ксюша… — тихо сказал он, словно извиняясь, и она вскинула руки в победном жесте:

— Слава тебе госссспади!!! Наконец-то до тебя дошло!

— Давно это было.

— Всего пять лет, — она нахмурила светлые бровки. — Только Ксюши больше нет.

— Куда же она подевалась?

— Осталась в Ростове. Теперь я Кира Пастернак, мне 22 года и я студентка журналистского факультета, а в свободное время пишу статьи в газету.

Она смотрела на Матвея выжидающе, словно он должен был устроить ей грандиозный разнос. Но он только покачал головой:

— Ты купила себе новую жизнь?

— Очень точно подмечено. Прошлую жизнь я смяла и бросила в мусорку.

— А как же твои… Сестра и племянник?

— Их больше нет. Умерли в прошлом году.

— А ты значит теперь здесь…

— Благодаря тебе, — Кира нежно улыбнулась. — Твоим деньгам.

— Тоже давно было…

Матвей забыл даже про деньги! И правда… Впрочем, в последние три года его материальная ситуация позволила ему забыть о ежемесячных трёхстах долларах, которые он посылал автоматически Дарику с просьбой передать Ксюше на привокзальной площади. Да и год назад деньги вернулись на счёт, раз, другой, третий, а после Дарик послал ему короткий СМС, где сказал, что получатель отсутствует.

Он глотнул постепенно нагревающегося в его ладони пива и попытался сесть в кровати. Кровать жалобно скрипнула под его большим телом, и Матвей словно снова ощутил себя в детстве. Над кроватью должен был висеть коврик с мишками на поляне, а в старинном комоде с горкой — стоять стеклянные стаканы в подстаканниках и хрустальные бокалы вперемежку со статуэтками немецкого фарфора…