Уроки ирокезского

Да и сам дом, саженей в шестьдесят, был красив и уютен, и даже забор вокруг участка – железный, опирающийся на каменные колонны – радовал элегантностью. Правда белая труба толщиной с руку, идущая поверх ажурной и выкрашенной в яркий зеленый цвет решетки, несколько из гармонии выбивалась, но вот уж действительно, нет в мире совершенства. Расстраиваться по этому поводу доктор не стал, хотя эта труба, да еще с какими-то пиками через каждые пару саженей, несколько раз и становилась предметом обсуждения с соседом – военным врачом, уволенным из армии по ранению и приглашенный молодым хозяином поместья "заведовать фельдшерской школой". Самой этой школы еще правда не было – ее как раз только строить начали, но, похоже, этот молодой человек к ней относился очень серьезно: из трех дюжин проживавших в поселке "дачников" минимум два десятка оказались именно врачами.

И радость от общения с соседями куда как перевешивала неудобства продолжающейся стройки – которая так же была постоянным предметом обсуждений. Хотя все же более всего обсуждалась странная канава, идущая от поселка до виднеющегося вдали, как соседи рассказывали, выстроенного Волковым уже немаленького городка. Некоторые считали, что это строится новый канал для снабжения поселка водой – но уж воды-то тут было в достатке. И водопровод имелся, и – если вдруг с ним случится что-то – в деревушке, что в полуверсте от поселка лежала, прудов уж два немаленьких отрыто. Так что воды – хватает, даже чтобы в степи вишни поливать хоть каждый день.

Вчера старик, вот уже более полувека проживший в Царицыне, с грустью смотрел на эти деревья, поскольку не сомневался, что вишни в этом году уже не будет. Деревья-то, скорее всего, выживут…

Так думал Яков Валерианович еще вчера вечером, а сейчас, на рассвете, он, глядя на сверкающие струи фонтанов, бьющих из той самой трубы, мысли его были совсем иными: "откуда это австралиец узнал как можно победить злую нижневолжскую природу?"

С того славного дня, когда я "морально поддержал и вдохновил" ширнармассы в "поместье", эти самые массы поддерживались в требуемом состоянии более чем регулярно. Каждую неделю, по субботам, я снова и снова "обращался с посланием к трудовому народу", и народ – слушал. Может быть им были мои речи не очень-то и интересны, но, во первых, каждому приятно, когда тебя хвалят – да еще публично, буквально "на всю страну" – а я теперь хвалил уже не всех огульно, а чуть ли не поименно называл особо отличившихся "передовиков производства" и уж точно не забывал "трудовые коллективы". А еще учредил "переходящее Красное Знамя", даже три знамени, отдельно для "лучшего колхоза", отдельно для "лучшего завода" и для "лучшей сервисной компании": тех же "трамвайщиков" или "водопроводчиков" тоже поощрять нужно.

Причем к Знамени трудящиеся относились очень серьезно, ведь теперь еженедельно по воскресеньям устраивался и "торжественный парад" на Главной улице первого городка. Понятное дело, что по окончании парада устраивались и "народные гуляния": не одним американцам по всяким Луна-паркам шастать, нужно и отечественному элементу культурно подосужить. Но колонна, проходящая по улицам со Знаменем, просто пыхала гордостью – и то, что "победителям соцсоревнования" все аттракционы в этот день доставались без очереди и бесплатно, было всего лишь мелким бонусом.

Ну а тон всем этим парадам задавала скромная колонна "Волковской школы номер один" – и вовсе даже не потому, что именно в эту школу ходили и все мои дети – ну, кто уже сам ходить умел…

Собирать народ на парады было несложно: в каждом городке проживало тысяч по десять человек, а между ними ходили трамваи, которых уже стало достаточно чтобы хоть все население из одного в другой перевезти, хотя и не сразу. Ну а с деревнями получилось еще проще: после завершения строительства "периметра" узкоколейку перенесли внутрь поместья и теперь она проходила через каждую из них. Очень эта дорога пригодилась для вывоза урожая – ну а когда урожай еще не созрел, то по дороге бегали небольшие пассажирские составчики, получившие с моей легкой руки название "электрички". Тоже творение Ильи Архангельского: поезд из четырех пассажирских вагончиков с пятидесятикиловаттным электромотором под каждым запитывался от размещенной в пятом – среднем – вагоне небольшой электростанции, и этого хватало, чтобы вагончики эти носились по рельсам со скоростью выше шестидесяти километров в час. Таких электричек Илья выстроил уже с десяток, а при вместимости вагона в шестьдесят человек (понятно, стоя – сидячих мест было по двадцать четыре всего) все население деревень перемещалось в любой из городков за пару часов.

Ну а к двум "профессорским поселкам" было вообще "метро" проложено. Вовремя я вспомнил, что многие старики "раньше" отказывались даже от высокооплачиваемой и интересной работы лишь потому, что всю предшествующую жизнь мечтали "в старости пожить на даче". Однако дача – дачей, а режим секретности лучше соблюдать, так что пусть в город под землей добираются. Оно и быстрее получается, да и народ на проходных вокзалов не толпится.

И народ этот искренне считал, что я такой весь из себя заботливый, только о нем, народе, и думаю. Ну, в принципе думал, хотя вся затея с внутренней железной дорогой предназначалась совсем для иных целей – и даже не для перевозки зерна в первую очередь. На этой дороге (двухпутной, с двадцатью четырьмя станциями между прочим) Иван Михайлович Лоскутов – бывший "коллега" Ильи на вокзале Царицына – "обкатывал" различную автоматику управления движением. Светофоры уже были освоены, стрелки с электроприводами (и с управлением из центральной диспетчерской) находились "в процессе", и сейчас Иван Михайлович с упоением занимался разработкой электрического пульта управления всей дорогой. Проблем ему приходилось решать очень много, и он надеялся работу закончить года через три – но уже сейчас гонять поезда с интервалами всего в пять минут у него получалось неплохо…

Так что народ мои выступления слушал, тем более что после них теперь уже по часу передавалась музыка. В основном – прямая трансляция, первое время – из актового зала первой школы, а где-то с середины мая – из специально выстроенного концертного зала в одном из новых зданий на главной улице второго городка. Вообще-то я имел в виду устроить в нем музыкальную школу, но – поскольку с фронтона здание очень напоминало петербургский Александрийский театр – это заведение получило наименование "Векшинской консерватории": Камилла сказала, что простую школу в таком здании устраивать просто несолидно.

В восемь вечера по "радио" ежедневно звучали "Последние новости", после который снова передавалась музыка – но вечером она шла полностью "в записи". Пришлось все же напрячься и сделать все же этот самый магнитофон, причем сделано их было сразу два. При скорости протяжки проволоки два фута в секунду и качество получалось вполне приличным, по крайней мере существенно лучше, чем у фонографа. От идеи изготовить пленочный магнитофон я не отказался, но руки не доходили. Они у меня вообще ни до чего не доходили: с утра и до позднего вечера я носился по всему поместью…

Носиться стало уже не очень сложно, на моторном заводе изготовили – для разнообразия, конечно – тяжелый мотоцикл, причем с коляской. Всего их было сделано даже три, но пока пользовался ими только я один – в смысле, катался везде. Два других тоже ездили, но недалеко и недолго: их гоняли в организованной "школе мотоциклистов". Это мне, мало что выросшему в двадцать первом веке, но и три раза прошедшему через "эпоху становления моторизации страны", освоить механизм труда не составляло, а нынешним людям мотоцикл было освоить вероятно не проще, чем мне – какой-нибудь стратегический бомбардировщик. В принципе задача подъемная, но сколько она займет времени – совершенно неясно.