Уроки ирокезского

Однако моторы – это хорошо, а вот пока что навигация в авиации была "не на высоте". И если над землей самолеты прилично ориентировались по радиомаякам, то при полетах в Канаду штурману требовалось уметь и секстаном пользоваться. В высоких широтах часто пеленг на радиомаяк взять было крайне затруднительно, а магнитный компас мог показывать вообще что угодно…

У Крылова в институте для судов был достаточно давно разработан очень приличный гирокомпас – но для самолетов он оказался негодным. Оказывается, сей девайс при смене курса некоторое время показывал неверное направление, а самолеты могут курс менять и часто, и резко. По заказу Ульянина там провели разработку и какого-то компаса специально для самолетов – но в начале лета двадцать третьего года прибор нужно было передавать в производство на завод, причем специально для этой цели строящийся – а Алексей Николаевич очень не желал автора прибора отпускать из института. Вот мне и пришлось ехать в Петербург, Крылова уговаривать. Мне, потому что генерал к моему мнению прислушивался… иногда прислушивался. Прислушался и на этот раз, правда после того, как я предложил новый завод подчинить тут же учрежденному "департаменту навигационного приборостроения". Который попросил Алексея Николаевича и возглавить (хотя он предложение и не принял). Так что временно новый департамент остался без руководителя, да и придумать, департаментом чего будет новая служба, мне пока не удалось. Ладно, попрошу дочь нашу разобраться – а у меня выкроилось пару дней просто пошататься по Петербургу.

Вот интересно, раньше я в этом Петербурге если где и бывал, так только по дороге из трамвайного парка (или с вокзала) до гостиницы "Англия", ну еще до Зимнего ездил часто. То есть и другие какие-то улицы проезжал, но обычно времени не хватало даже в окошко транспортного средства поглазеть. Ну, из бронетранспортера-то и выглядывать неудобно, а из автобуса-то можно было поозираться… так что я с большим любопытством осматривал практически незнакомый город.

Тем более незнакомый, что довольно много старых домов при "подъеме города" оказалось дешевле и быстрее снести чем поднять, так что и "воспоминания детства" мало что дали. Тем более, что "в детстве" во время пары моих визитов в Петербург улицы были забиты машинами, а стены завешены рекламой – поэтому я получал огромное удовольствие, просто гуляя без особой цели по красивым улицам.

Но вот люди… бродя по экс-столице я часто ловил себя на мысли, что мне удалось "почти вернуться" в двадцать первый век. Девушки шастали в коротких платьях – иногда даже с голыми коленками (с иммигрантами и сюда докатилась "американская мода"), а часто – и в разнообразных штанах. Причем выросли уже "дети эпохи канцлера", дети присланных мною из разных городов и деревень людей – и они мне теперь доказывали, что биологи правы: потомки разных "чистых линий" обладают… как ее там… "имбредной силой", вот! То есть становятся "больше и сильнее любого из родителей": на улицах уже не выделялись из толпы парни под метр-восемьдесят и девушки лишь немногим ниже. Слово даже было такое: акселерация, а в результате уже и я в толпе не выделялся особо – так же, как и в своей юности. Хотя, если народу давать в достатке мяса и рыбы, то может из-за этого детишка в рост прет? Я-то тоже в детстве не голодал – а теперь в России народ уж точно голодать не будет. Вот, оказывается, для чего я тут старался: чтобы на улице ростом не выделяться…

Да, машин на улицах было все же немного, но те, что были… их же большей частью по моим "воспоминаниям о будущем" делали, и оно – это "будущее" – все увереннее становилось "настоящим". Осталось разве что мобильники изобрести…

И все же каждый раз, спрашивая что-то у прохожих, я "возвращался" в современность. Сам Петербург оставался именно Петербургом, а не "Питером", подъезды назывались подъездами, гречка – гречкой, батон – батоном. И даже бордюрный камень нынешние петербуржцы назвали "бордюром": революции же не случилось, не произошло и постреволюционной "местечковой оккупации" северной столицы – и язык горожан не подвергся насилию. К тому же в городах народ к языку вообще относился весьма трепетно, а в качестве "эталона" выбрал "диалект" Анны Петровны, которая сейчас доносила новости до жителей России в качестве диктора "Всероссийского радио"…

С радио вообще – в значительной степени благодаря Степану (точнее, уже сотням работающих в радиопроме инженеров) – все стало замечательно. Цена недорогого приемника (двухлампового, "однополупериодного", по определению этих инженеров, что бы это слово не значило) достигла семи рублей. Даже шести с половиной, и буквально десятки заводов обеспечивали торговлю этим очень полезным прибором. Степка с гордостью сказал мне, что приемников теперь делают больше чем мясорубок, и у меня даже тени сомнений в этом не возникло. Хотя бы потому, что по "скорректированному" плану на двадцать третий год стране вдруг срочно потребовалось шестнадцать миллионов только пальчиковых пентодов. Я об этом узнал, когда "авиаторы" – для каких-то своих бортовых приборов – попросили меня "поспособствовать увеличению выпуска индикаторных ламп", в которых разные цифры зажигаются – и получил ценное знание в ответ на просьбу к Степану "поучаствовать в поспособствовании". В стране заводов по выпуску электронных ламп, оказалось, уже почти два десятка работает, но мощностей все равно сильно не хватает, а этот самый газоразрядный индикатор по трудозатратам превосходит три "обычных" пентода…

На мое предложение "быстренько выстроить за мой счет новый завод" Степа с грустью сообщил, что главной проблемой в увеличении производства ламп оказалось то, что на сборке их работали исключительно женщины (потому что мужчины физиологически не могут достичь требуемой аккуратности – ну, в среднем не могут), а на обучение сборщицы нужно минимум полгода.

– Я не понял сути: кто мешает открыть несколько ПТУ специально для сборщиц?

– ПТУ имеется при каждом заводе, и девочек научить вообще не проблема. Проблема в том, что девочка эта вскоре выходит замуж…

– А замужние – они что, теряют способность лампу собрать?

– Нет, но вот их мужья – в основном из выпускников других училищ – чаще всего работу-то находят в других городах, и девочки уезжают. Туда, где ламповых заводов нет – мы же не можем в каждом городке такой завод строить. А молодые парни, получив какую-то другую специальность, в этом же городке работу чаще всего не находят, ведь рабочих-то на старых заводах и без них хватает. Поэтому в основном и в ПТУ у меня учатся женщины уже замужние, у кого и муж в городе работает и они знают, что сами тут долго жить и работать будут, а молодые девочки выбирают специальность… поуниверсальнее, что ли. И поэтому учиться приходит народу мало, едва выбывание старого персонала компенсировать удается.

– Выбывание?

– Ну… они же потом детей рожают, их на рабочем месте подменять надо. И все знают, что новые работницы требуются только вот на такие подмены, то есть спрос в городе на сборщиц небольшой. И, кстати, из-за этого и расширять заводы быстро не выходит. Конечно, потихоньку они расширяются, но именно что потихоньку.

– А выстроить новый завод в новом городке…

– А кто там девочек учить будет? Опытные сборщицы – они уже все с детьми, никуда даже на полгода ехать не захотят…

– Тогда мне только остается удивляться, как у тебя эти два десятка заводов работают – искренне удивился я.

– В больших городах у мужчин выбор побольше, да и женщин, желающих найти место с большей зарплатой, тоже хватает. Потому серьезные ламповые заводы и выстроены только там. В Москве, Петербурге, Харькове, последний вон в Новосибирске в этом году как-то запустили. Ты не поверишь: я специально уговаривал Поликарпова на свой авиазавод приглашать именно мужей обучившихся в моих ПТУ сборщиц! Но Новосибирский завод на полную мощность заработает хорошо если через пару лет, ведь так удалось только на двадцать процентов завод работницами укомплектовать, остальных нужно будет на месте готовить – а пока местные кадры сами не дорастут до уровня учителей…