Уроки ирокезского

Разговоры с Коларвым и Хоном были, скажем, плодотворными: оба собеседника, как и я, считали, что военно-экономическое сотрудничество было бы весьма полезным. То есть лучше, чем просто военное – однако юридическое оформление такового было отложено на более поздний срок: сейчас просто не до формальных бумажек было. Особенно Гёнхо: у него война намечалась уж очень серьезная. Не с японцами, а с британцами – и я узнал, почему он Британии ее объявил.

Оказалось, что британцы через своего посла ему выкатили ультиматум: или он отзывает объявление войны Японии, или ему будет хуже. Вообще-то тоже предмет для переговоров, но лимонники не сообразили насчет "восточного менталитета", написав в ультиматуме, что "Корея не имеет права…" Думаю, что если бы посол просто плюнул в лицо Хону, реакция была бы не столь резкой – а вот такое оскорбление для корейца оказалось слегка чересчур.

Однако особой помощи в грядущей войне Хону пока не требовалось: в Сеул-то европейские газеты доставлялись, о приключениях итальянцев при попытке завоевать Ливию он, очевидно, прочитал – так что Борису Луцкому поступил заказ аж на пять самолетов. Которые строить должны были под присмотром конструктора в том числе и корейские мастера: везти-то их в Корею предстояло разобранными, нужно же, чтобы кто-то мог их снова собрать…

В общем, у Хона теперь имелось штук тридцать самолетов, на которых стояли русские трехсотсильные оппозитники. Причем самолеты "опять" строились "с корейской спецификой": бамбуковым каркасом и бумажной обшивкой. Правда на этот раз и каркас был не из бамбуковых палок, а клееный из бамбуковой "фанеры", и обшивка была "не совсем бумажной": бумага там была, причем сразу в три слоя – вот только слои эти склеивались друг с другом фенолформальдегидной смолой. В общем, тридцать бомбардировщиков, таскающих полтонны бомб на семьсот километров со скоростью под двести пятьдесят могли пока Ройял Неви в Желтом море успокоить. Пока – но раз уж половина британского флота "куда-то исчезла", оставшимся кораблям точно будет не до Кореи. Скорее всего, но Гёнхо эта новость весьма все же порадовала – потому что воевать с японцами он решил всерьез. Хотя, по моему мнению, и не вовремя.

Как я уже успел сообщить Славе, война – она всегда не вовремя. Главным образом потому, что война для любого участника серьезно ломает экономику. Но если враги на тебя напали, то неучастие в войне будет гораздо разорительнее, и поэтому-то я и тратил большую часть доступных ресурсов на подготовку к войне.

Причем весьма солидная часть этих ресурсов тратилась на то, что в мирной жизни окажется ненужным в принципе – то есть, по сути, эти траты можно было вкратце охарактеризовать как "деньги на ветер". В буквальном смысле слова, потому как человечество очень быстро совершенствовало орудия для уничтожения себе подобных и ранее произведенное столь же быстро становилось "устаревшим" и подлежало замене на более новое (и дорогое). Но у меня все же имелась существенная фора, я-то делал эти орудия в расчете на "заранее известное" будущее, и поэтому сразу сделанное можно было и не выбрасывать. А, например, копить на случай неприятностей. И надеяться, что все запасенное никогда вообще не пригодится. Правда, слабоватой была такая надежда…

У деревни Бебяево в дюжине верст от Арзамаса имелось приличное месторождение гипса, который много где требовался, и потому там выстроился завод по выпуску гипса уже строительного. И шахта была выстроена по добыче сырья для заводика – поэтому рядом поднялась и мастерская по ремонту шахтного оборудования. Но шахта – небольшая, а оборудование – оно сильно разное да и ломается непредсказуемо, так что большая часть станков простаивала. И чтобы они не простаивали без пользы, Лихачев разместил там и производство стальных колес к своим грузовикам. А затем – поскольку все равно много оборудования оставалось недозагруженным – и прочих разных деталек, и – чтобы не таскать произведенное гужевым транспортом – прокинул до деревни ветку железной дороги.

В общем, один из цехов этой "мастерской", в глубине шахты и размещенный, вот уже почти четыре года ежедневно собирал по два-три шестиколесных броневика – точнее, "бронешасси" без мотора. Оттуда эти "шасси" в закрытых вагонах уезжали на новый завод в городке Бережные Челны, где на машины ставились уже башни с разнообразными пушками, моторы – двухсотвосьмидесятисильные ярославские дизели, радиостанции с Елабужского завода, еще много всякого разного – поэтому четыре тысячи машин потихоньку заполняли подземные гаражи уже военных городков. И – просто стояли там в ожидании "своего времени", а экипажи для них готовились в двух отдельных учебных батальонах. Правда броневики там были с пятимиллиметровой "броней" из котельного железа, да и моторы ставились обычные "ЗиЛовские" – но зато сотня таких "броневиков" позволила за последние два года подготовить экипажи на все настоящие, причем с некоторым даже запасом.

У меня вообще все именно "с запасом" и делалось, просто об этом знало очень немного народу. Или знало много, но очень не обо всем. Ведь буквально все знали, что у армии со всеми мобзапасами есть три с половиной миллиона винтовок – и "мосинок", и даже "берданок". А еще – почти пять тысяч пулеметов Максима. Зато каждый начальник городка знал, что уж у него-то на всякий непредвиденный случай заныкана тысяча самозарядных "карабинов Волкова", десяток "пулеметов Калинникова" и даже полсотни автоматов – с запасом патронов на месяц непрерывной стрельбы. Каждый начальник каждого из почти семи тысяч городков…

И далеко не весть "запас" лежал мертвым грузом. Например в самом маленьком городке на Западной Окружной дороге, где размешалась мебельная фабрика и постоянно проживало чуть больше тысячи человек, городским главой служил капитан запаса Шилов – пехотинец, очень неплохо воевавший с японцами, завхозом городка был лейтенант запаса Сергеев – однополчанин Шилова, правда тогда он лишь успел из вольноопределяющихся стать прапорщиком – но потом отучился и в военном училище, еще два "запасных" лейтенанта-артиллериста работали там же начальником городской электростанции и начальником водопровода. И даже секретаршей у Шилова работала поручик запаса Леся Радкевич, окончившая училище как "командир роты тяжелых пулеметов". Поэтому городок мог выставить минимум две роты пехоты, а в "пересменок", когда количество учеников на заводе удваивалось – и полный батальон. Усиленный артиллерийской и минометной батареями и пулеметной ротой. Но в мирное время там делались шкафы и кровати, пользующиеся хорошим спросом и приносящие в бюджет немалую копеечку. Хотя да, запас оружия и боеприпасов просто "лежал"…

Однако это все запасалось на совсем уж крайний случай, не довести до которого надлежало совсем иным "припасам". И – совсем иному этим припасам применению.

Оказывается, авиация – это стратегическое оружие. Ну, по нынешним временам стратегическое: дюжина "Шмелей", базирующихся на аэродроме в Замостье, сначала закидала тяжелыми (то есть стокилограммовыми) бомбами все артиллерийские казематы в Перемышле, так что теперь русские войска тихонько сидели вокруг города и с любопытством смотрели как восемь вертолетов разваливают казармы гарнизона – изнутри разваливают. Трехдюймовая ракета – она куда как круче трехдюймового снаряда: во-первых, там гексоген, а не тол – что уже приятнее. Во-вторых, практически "жестяной" корпус позволяет взрывчатки в ракету запихать гораздо больше, чем в снаряд. И, наконец, с вертолета ракету довольно часто получалось вообще в окно или дверь запульнуть. Никто же не мешает подлететь на сотню метров, прицелиться тщательно…

Не мешает потому, что все, кто мог бы – чисто теоретически – помешать, сидят в подвалах чтобы не попасть под очередь "дюймовочки": пока один вертолет целится в окна, три других озирают окрестности и стреляют по всему, что движется. Ну а так как отстрелявшийся вертолет быстренько сменяется "свежим", выйти из подвала днем осаженным как-то не получалось.