Цвет тени

— Прости меня, Мелета…

— Я не могу ничего сделать.

Колдун разжал пальцы. Глаза музы расширились от ужаса. Пошатнувшись, Эдуард стал падать…

— О, Рейнольдс, что же ты натворил, — прошептала муза и рухнула, как подкошенная. В первую секунду Призраку показалось, что её ранили, но быстрого взгляда хватило понять — ни единой царапинки на её теле не было.

Переместившийся колдун выпустил когти и вонзил их в ближайшую Тень. Та стала светиться изнутри темно-синим цветом смерти.

— Что с ней? — он стоял к Тени настолько близко что, со стороны могло показаться, что это — его собственная тень, какой у колдунов не бывало. Его искривлённая, измученная, темная душа, умирающая под лучами заходящего солнца.

— Ооооонаааа — муууузаааа….онаааа чуууувствууууееет…. — расхохоталась умирающая Тень, прежде чем исчезнуть, — глууупый коооолдуууун, нееее чуууувствууующииий ниииичеееегоооо, кроооомееее своеееей обииииды на миииир. Этоооо погуууубиииилоооо нееее тооолькоооо тееебяяяяя, ноооо и еёёёёёё.

Рейнольдс упал рядом с Мелетой на колени. Она дышала тяжело, прерывисто, будто после тяжелого ранения. Глаза были закрыты, а кожа стала серой, будто осыпанная падающим с неба вулканическим пеплом.

========== Глава 20 ==========

— Мелета… Мелета, не вздумай умирать. Я не знаю, что произошло, но я спасу тебя, слышишь? Только не умирай… пожалуйста….

— Она мертва, Лоран.

Муза не слышала. Тихо застонав, она внезапно умолкла, будто захлебнувшись.

— Прощай, Оливия…

Рейнольдс зарычал, тряхнул головой. Совершенно неуместные воспоминания. Мелета — не Оливия. Он уже не тот колдун, что не сумел уговорить своенравную девушку держаться за спиной. Он ни за что не позволит Мелете умереть, даже если для этого придется разрушить три мира одновременно.

— Сейчас, Мелета, сейчас… ты же любишь оперу, правда? — он соображал так же быстро, как и сражался. Картину она не увидит, книгу он ей прочитать не успеет, остается лишь музыка. — Я хотел по-другому тебя пригласить, ну да ладно… — он лгал, бессовестно лгал, будто это хоть что-то могло изменить. Так врут детям, чтобы их успокоить. — Сейчас… всё будет хорошо, слышишь меня? Слышишь, Мел? Я не дам тебе умереть… ни за что!

Рейнольдс, наплевав на все запреты, бережно взял музу на руки. И тут же едва не выронил — ощущение было такое, словно соприкоснувшиеся с музой ладони насквозь пробивают раскалёнными гвоздями, медленно и со знанием дела. Сжав зубы, колдун, невзирая на все свои ранения, возможно, — сломанные ребра, и сводящую с ума боль проклятия алхимиков, не переставал помнить о главной цели — спасти Мелету. Прижимая драгоценную ношу к себе, он переместился в оперу.

Рейнольдс точно не знал, в ложе какой именно оперы оказался. Пару раз ему доводилось бывать в операх разных стран, когда он охотился на того, кого называли демоном музыки, потому в подсознании жили образы, которые помогли ему легко выполнить переход, но определить город или хотя бы страну колдун бы не взялся, да это и не имело никакого значения. Если бы Мелета была в сознании, она, подняв глаза на разноцветный плафон, сразу бы узнала работу Марка Шагала, и сообщила бы со своей прекрасной улыбкой, что их занесло в Опера Гарнье… но муза молчала.

Призрак с максимальной осторожностью уложил Мелету на кушетку. Стащив с себя толстовку, подложил под голову музы. Девушка всхлипнула, будто ей сделали очень больно. Что, черт побери, с ней происходит, ведь он же проверил — не единой травмы — ни внешней, ни внутренней. Что же причиняло ей боль, с которой её организм едва справлялся? Что?! Что?!

— Сейчас тебе станет намного лучше… — колдун погладил девушку по волосам. За спиной звучала ария на его родном немецком языке, но парень пропускал слова мимо ушей. Главное, что сейчас на сцене исполнялся шедевр, а значит очень скоро невидимые, непонятные раны начнут затягиваться. — Только потерпи немного… даже у боли есть предел, поверь мне, — Рейнольдс взял Мелету за руку. Совершенно бесполезный жест, ибо унимать чужую боль прикосновением могли лишь некоторые из целителей, однако сидеть, ждать, при этом ничего не делая, было ещё мучительней. К счастью, заклинание алхимиков ослабевало вместе с музой и почти не причиняло боли.

Пульс музы становился всё слабее, и с каждой утекающей в прошлое секундой, он становился все более и более похожим на эхо жизни, чем на саму жизнь. Цвета — яркие, насыщенные, сочные цвета, которыми наградила вдохновительницу природа, тускнели, и теперь Мелета напоминала прекрасную статую из талькохлорита. Казалось, ещё мгновение и она просто окаменеет, чтобы остаться шедевром неизвестного скульптора до конца истории человечества. Мимо неё каждый день будут проходить люди, но не будут иметь смелости поднять глаза на когда-то существовавшую красоту. Никто даже не поверит, что это было на самом деле, ибо подобным девушкам место в легендах, никак не в реальности.

Рейнольдс ощутил себя растерянным. Что не так? Плоха опера? Негатив у исполнителей главных партий, как и у него в голосе? Что? Почему она умирала, а не возвращалась к нему?

Кулак Призрака с размаху опустился на ковер, мягкий ворс которого заглушил силу удара и не помешал людям в соседних ложах. Со стороны могло показаться, что Рейнольдс в отчаянии или бессильной злобе, но колдуна хорошо научили не поддаваться эмоциям, даже балансируя на грани катастрофы. В его руках были зажаты лепестки розы Ебб Тайд, которые имели необычный дымчато-фиолетовый окрас.

Лорелла ощутила призыв моментально — не прошло и десяти секунд, как она появилась с привычным жизнерадостным выражением на лице. Однако, увидев Мелету, которую будто выдернули из черно-белого фильма, сразу перестала улыбаться. Теперь уже непривычная тревога рисовала её новый портрет. Такой Лореллу колдун увидел впервые. Сейчас Рейнольдс рассчитывал именно на неё — кто лучше полумузы мог объяснить происходящее. Уж точно не Алира, которая предложит разве что добить Мелету во имя милосердия.

— Что произошло? — она спрашивала не из праздного любопытства или ревности. Нужно отдать девушке должное — Лорелла не стала загибать руки и отчаянно охать-ахать. Присев возле Мелеты, положила руку ей на лоб. Тут же нахмурилась. — Рейнольдс, что произошло? — повторила она вопрос.

— На нас напали Тени Хаоса. Мел пыталась спасти человека. Уж не знаю, чем он ей так приглянулся.

— И? — Лорелла осторожно взяла одну из прядей Мелеты. Абсолютно серые, словно из тумана сотканные. Такое фея в жизни видела всего несколько раз и ничего приятного утрата цвета не сулила.

— Ничего не вышло, человек умер, спрыгнув с крыши, а она сразу впала в подобие этой болевой комы. Я не знаю, что с ней, — это было очевидно и без признания, иначе звал бы он кого-то? — Ей будто очень больно, но тогда почему не помогает опера? Они плохо поют? — в тихом, вкрадчивом голосе Рейнольдса послышалась угроза. Наверное, он был готов заставить исполнителей спеть, как никогда в своей жизни и неважно какой ценой.

— Они не при чем. И Вагнер не при чем. Опера прекрасна, как и её исполнение.

— Тогда почему не помогает?

— Потому что она не хочет. Тот человек не умер, Рейнольдс, ты ошибаешься, — колдун явно ничего не понял, судя по тому, как он нахмурился. — Знаешь, почему музы погибают, когда их подопечные умирают не своей смертью? Потому что до последнего пытаются спасти. Ван Гог прожил ещё двадцать девять часов после выстрела только потому, что та муза отдавала собственную жизненную силу. К сожалению, её света оказалось недостаточно и они оба угасли навсегда. Иногда это может помочь, но чаще заканчивается плачевно для обоих. Здесь, видимо произошло то же самое — между Мел и этим человеком установилась связь и когда он упал, то твоя муза решила предпринять последнюю попытку его спасти. Теперь её энергия утекает на спасение жизни человека, которого она выбрала.

— Но он не был гением!

— Откуда ты знаешь?

Рейнольдс ничего не ответил. Откуда он, в самом деле, мог знать, если не чувствовал? Это, по крайней мере, объяснило бы желание Мелеты сохранить человеку жизнь. Вдруг она правда ощутила в нём гениальность и это их связало? Проклятие, неужели сумасшедший Эдуард, стремившийся похитить её, пускай и не по своей воле, стал первым подопечным Мелеты? Это было слишком жестокой насмешкой даже для их реальности. Муза, уникальная способность которой заключалась в спасении талантов, не продержалась и десяти минут, как встреченная творческая личность упала с крыши.