Крещендо

- Как-то так оно и было. Я был на детском дне рождения. Был ответственным за хот-доги.

- С ума сойти, - не удержалась от смеха Рей, - надеюсь, в пакете ты принёс парочку?

- Почти, - заговорщически улыбнулся мужчина, поправляя пакет, и тут Рей увидела логотип La Gavroche. Её любимый с детства ресторан. В котором никогда ни для кого не готовили на вынос. Однако.

- Ты решил устроить у меня дома мишленовский ресторан? – Полюбопытствовала девушка, - хот-доги бы тоже сгодились. Особенно под винтажное вино-то.

- Решил, что несправедливо тебе приходить после работы и становиться готовить для… - он хотел сказать нежеланного гостя, но просто пожал плечами, позволяя ей самой придумать любую концовку фразы.

- А как же риззото? Я уже настроилась.

- Всё с собой. Черный риззото, как ты любишь. И сибас с кофе и корицей.

Если Рей и тронула его память, то она никак это не показала. Одобрительно кивнула, хотя её насторожило то, что он заказал именно это блюдо. До этого всё, что Кайло приносил, было отпечатком воспоминаний об их прошлом. Он мог не забыть о том, где варили её любимый кофе или какое вино ей нравилось. Даже мог помнить ресторан. Но сибас с кофе и корицей, в который она влюбилась, начали в La Gavroche готовить совсем недавно, наверное, около полугода назад, когда поменяли шеф-повара.

Это был его первый промах. Первая трещина в обороне. Первый признак того, что в тени за её спиной всегда кто-то был.

- Осторожней, Бен, я ведь могу подумать, что ты следишь за мной. – Небрежно бросила девушка, заходя в лифт. – Это уголовно наказуемо, если что. Вдруг ты не знал. Кстати, об охране. Видел камеры наружные, пока ждал меня? Ну и охранники меняются каждые шесть часов. Два на смену. У каждого оружие. Всё максимально безопасно.

- Да? Хорошо, - он был как-то странно спокоен. Как человек, абсолютно уверенный в своей правоте. Это раздражало.

И через минуту Рей поняла, в чём дело. Очутившись в своей гостиной, она остановилась как вкопанная, потому что пространстве, которое утром было свободно, стоял красивый, сверкающий лаковыми боками Стейнвей. Как призрак из прошлого.

В эту самую секунду, Рей порадовалась, что не попросила у Кайло пакет, иначе бы тот выпал из её рук. Она скрестила руки на груди.

- Что это? – Ледяным тоном осведомилась девушка, рассматривая инструмент почти с неприязнью. И с ностальгией. И с опаской. Он выглядел здесь незваным гостем. Осколком, который выпал из другой жизни.

Мужчина, поставивший пакет на барную стойку, пожал плечами:

- Стейнвей. Король среди всех инструментов. Как Форд. – Он в точности повторил когда-то сказанные ею слова.

- Кажется, ты не только детское фортепиано успел с утра приобрести. Решил завоевать двух девушек одним приемом, - Рей даже попыталась пошутить. – Зачем ты решил его купить?

- Ты спасла меня от тюрьмы. Я хотел подарить тебе что-то не менее ценное. Раньше музыка была очень важна для тебя. Хотел вернуть что-то хорошее в твою жизнь. Неправильно, когда человек больше не верит в мечту.

Он оперся на барную стойку и рассматривал Рей, которая выглядела насторожено, словно он её в серпентарий привел, а не в её же квартиру. Не мог же он ей сказать, что ужаснулся тому, что она больше не играет. Ужаснулся тому, что он сделал с ней – как будто до него только сейчас дошло, чем пришлось заплатить Рей за тот его поступок. Душой, которая сгорела и больше ничего не ощущала. Было что-то страшно несправедливое в том, что он исполнил свою мечту, а она - нет. Мир будто посмеялся над ним. Мир, в котором грешники получали всё, а светлые люди оставались в темноте.

- Слушай, мы тогда были детьми. Это уже не важно. Ты же больше не грабишь машины, и я не причитаю.

- Но у меня не было мечты стать известным грабителем, - спокойно парировал Кайло.

- А у меня просто мечта изменилась. Так разве не бывает? Почему ты так смотришь? Хочешь, чтобы я сыграла для тебя? Даже не рассчитывай.

Вечер, определенно, складывался совершенно не так, как запланировала Рей. Ей не нравилось, что Кайло пытался, пускай даже из лучших побуждений, влиять на её жизнь. Больше нет, больше этого она ему не позволит.

- Я знаю, что ты хотел этим показать. Что у меня в доме настолько плохая охрана, что можно пронести целое фортепиано, - Рей задумчиво коснулась одной клавиши. Ей всегда нравилось, как инструмент отзывался. Затем ещё. А потом простонала, - ты и настройщика сумел сюда провести? Почему не целый оркестр?

Она злилась на него за то, что он позволил себе такое. Злилась на себя, что была слишком самоуверенна. Как такое вообще было возможно? В её-то доме. С её-то охранной.

- Так, мне нужно это осмыслить. – Внезапно сказала она. - Просто осмыслить и успокоиться.

- Так иди и переоденься. А я пока еду разогрею. – Предложил мужчина. Это прозвучало так по-домашнему, что Рей не выдержала.

- Не нужно изображать из себя моего заботливого супруга, потому что я бы никогда, никогда в жизни не связала бы свою жизнь с насильником. – Она увидела тень, которая мелькнула в глазах Кайло. – Ты сам вынудил меня сказать это. Я не хотела. Но нельзя изнасиловать девушку, исчезнуть, а спустя семь лет подарить ей фортепиано и сказать - «играй, ты же мечтала» или «милая, у тебя ноги от каблуков устали, иди, переоденься, а я, как всегда, приготовлю ужин». Так просто не бывает. Ты уничтожил меня, так не нужно воскрешать. Всего один ужин и ты проваливаешь.

Вот оно – она таки перестала играть в игру «все было обоюдно». Сорвалась. Никакие маски на лице вечно не удерживались. Это было… справедливо. Заслуженно. Рей разбивала его смешные иллюзии, в которые он хотел верить.

- Я действительно пойду переоденусь, но ты ничего не трогаешь. Не греешь еду, не выжимаешь мне сок из красных апельсинов, не ищешь ноты, не устанавливаешь камеры слежения. Ничего. Просто сидишь и не двигаешься. Можешь виски себе налить, - милостиво разрешила Рей, отправляясь наверх. Она не стала зло стучать каблуками или хлопать дверью. Ей не нужно было больше, чем пару предложений, чтобы показать, насколько она разочарована.

Кайло посмотрел на часы. Он дал ей семь минут, которые провел, как и днем, пока настраивали фортепиано, сидя на стуле и болтая ногой. Попасть в этот дом, действительно, было проще простого. Деньги решали всё.

Интересно, за сколько сюда проберутся люди Сноука, которым не нужно проносить фортепиано?

Рей вернулась через шесть минут. В простых чёрных джинсах и красной футболке. Его порадовало, что она, находясь с насильником, не надела какую-нибудь паранжу. Или кофту с длинным рукавом. Это было… милосердно.

Насильник.

Это слово отозвалось давно забытой болью и стыдом. Слово, от которого он бежал, выжимая из любого автомобиля больше дозволенного. Тот, кем он так не хотел себя признавать. Тот, кем он всегда останется в её голове. Образ, который уничтожил всё хорошее, что между ними было. Но, что удивительно, зная ему цену, она отчего-то поверила, что Пейдж он не тронул. Точнее, тронул, но не обидел. Это было странно.

Девушка, по-прежнему не говоря ни слова, подошла к плите и грохнула сковородкой – видимо, решила разогреть ризотто более правильным способом.

- Можешь поставить тарелки и приборы, - буркнула она неприветливо, шурша пакетом и доставая еду. Бен позволил себе ещё с минуту смотреть ей в спину, предаваясь приятным воспоминаниям, которые запрещал себе семь лет и которые у него никто не сможет никогда забрать. Мужчина помнил, как приходил в свою комнатушку и находил там её – иногда читающую ноты, иногда готовящую, иногда спящую. Она всегда переодевалась в его красную майку на пару размеров больше и так и ходила, пока он не ловил её. Прижимал к себе спиной, забирался руками под майку, ловко расстегивал лифчик, поглаживал руками талию, сжимал её бёдра, стаскивал белье и после этого они обычно с упоением занимались любовью. На столе, на кровати, прижавшись к стене, в душе или на полу. Им было не важно. Они были влюблены и счастливы. Порой в окно мансарды стучал дождь, порой доносилась какая-то музыка, порой вой сирен. Они не слышали ничего: в момент, когда они любили друг друга, мир растворялся. Иногда им хватало пары минут, чтобы взорваться, иногда они наслаждались друг другом мучительно долго. Однажды даже забыли на плите пасту, и затем, смеясь, пытались отмыть квартиру. Полуголые. Грязные. Безумные.