Страница 22 из 26
– Не одолжу! Сам на службе! Сбор на холме, поспешайте! – сказал недовольно стрелецкий сотник и направил свою Маруську в гору.
Длинный майский день уже повернул к закату, а князь Серебряный ещё только начал давать указания. В кругу внимающих официальной части приказов стояли и Молога с Сергулей.
– Волею государя Московского, великого князя и царя всея Руси Иоанна! – объявил Серебряный. – Как было указано в году семь тысяч пятьдесят восьмом от сотворения мира, в феврале месяце нашим государем, основывается крепость, нарекаемая Иван-город. Первым строением быть церкви во имя Святой Троицы! – князь перекрестился троекратно. – Зодчему мастеру Мологе церковь сотворить немедля, прихода дьяка Выродкова не дожидаться. Под началом инока Макария… батюшка Пётр, иди сюда. И ты подойди, зодчий. Разметить крепостным способом землю от церкви и до бровки под подворье Троице-Сергиевой лавры. Немедля огородить и стенами начать строиться здесь, по длинной стороне. Ворота дубовы ставить здесь… – князь показал рукой, – и здесь запасные. Внутри стен ладить избу для братии, да учесть, что иноков и послушников больше прибудет. Для трапезы избу. Для склада зелья и ядер. Кузницу поставить за оградой, там же конюшни с левадами. С тобой, зодчий, пока всё. Приступай поутру!
– Батюшка Макарий! – обратился князь к святому отцу. – Поскольку грамоте разумеешь ты и два твоих послушника, бери на себя труд переписать приходящие Волгой орудия и припасы. Их будет много. – Теперь ты, Фуфай, и ты, сотник, как тебя…?
– Василием кличут! – выпалил Василий.
– Ну вот, Василий. Ты бери к своей сотне ещё одну сотню из моих нижегородцев и всю Круглую гору окружить. Чтобы муха не пролетела ни туда, ни сюда. Как сыроядцы заявятся, а куда они денутся – заявятся, с ними так: шаманов без вопросов топить в Волге. Кто креститься не захочет – тако же в Волгу.
– В Свиягу, князь-батюшка! Свияга тут, куда указываешь! – подсказал подобострастно оказавшийся тут лесной князёк Муркаш.
– А, ты тут уже, Муркашка! – рявкнул Серебряный. – Того, кто умнее князя себя казать станет, того топить в Свияге!
– А кто милости будет просить, под руку русского царя встать – того как? – бухнулся на колени Муркаш.
– Кто добром придёт, того к отцу Макарию. Я же обещал тебе той ещё зимой, Муркаш. В Волге… тьфу, да хоть в Свияге покрестят вас, клички лесные свои забудете – именами благообразными нарекут. И работать, как православным заповедано, во славу Божию.
– Истинно так, – закивал головой отец Макарий. – Собери-ка ты, лесной человек, своих хоть вон там, у крутого берега на той стороне. Туда сам своих шаманов-берендеев приводи. Там глубоко должно быть, там все наказы князя Петра и исполним. А чистые душой, принявшие Бога в сердце, оттуда сюда переправятся. Верно, князь Петр?
– Вернее некуда, отец. Тут на Круглой горе уже только православные быть должны! – согласился Серебряный. – Теперь ты, Фуфай. На подготовку один день. Паромы через Волгу для пеших и конных чтобы по Горной стороне у Гремячего ключа стояли. Пощупаем казанских посадников, пока защитнички не подошли, должки раздадим. Ступай, оповести все стрелецкие и конные приборы.
– Слушаю, господин. Всё будет как наказано! – тихо сказал Фуфай и с лёгким поклоном удалился.
Все разошлись обустраиваться и на ужин, а Сергуля с дедом пошли на противоположный конец острова. С высокого обрыва, куда только хватает глаз, видны были излучины и плёсы реки, залитые водой луга, превратившиеся весной в целый архипелаг маленьких островов.
– Свияга! – протянул Сергуля. – Дед, а Свияга это от того, что вьётся и свивается, как большая змейка?
– Может и так. А может от названия маленьких уточек, которые наверняка в этих местах гнезда себе строят. Уточки такие, они и у нас в Напрудной водятся, свияги.
– Дедуля! А куда дальше течёт эта Свияга?
– Не куда, а откуда. Текут они с Волгой рядом, да с разных концов. А тут встречаются.
– Дедуля, ну ты не сердись! – подросток заглянул деду в глаза. – Ты мне дорасскажи про мамку с бабулей. Ну посекли их крымцы, да? Обеих разом? А вот на могилках то годики разные стоят. Значит не разом? Ну, скажи уже один раз, и отстану!
– Скажу, скажу! Взрослый уже, раз спросил – и ответ сдюжишь. – Молога закурил. Мамку твою, дочь мою Елену, крымцы не посекли. И меня, вишь, не тронули хотя я с топором на них один вышел. Приглянулась Елена знатному крымцу, забрали её. А потом отбили. Полк князя Горбатого осенью того же года под Тулой с крымцами сошёлся, разбил их и полон наш забрал, по домам пустил. Елена вернулась в Напрудную с тобой уже, ну то есть ты в животе сидел. Тебя на свет родила, а саму Бог прибрал. Намучилась она. Вот потому и разница в годках на могилках то.
Сергуля стоял как поражённый молнией.
– То есть, дедуля, ты скажи. Папка мой нехристь, что ли? Басурманин?
– Главное, сынок, ты у меня есть. Хороший, умненький, рукастый. Крещёный как положено. Чего ещё надо? Ну пойдём ещё посмотрим. Помнишь, царь Иван зимой той указал тут вот ставить обитель в честь Пресвятой Богородицы. Памятлив царь, сказывают, значит обитель будет стоять. Каменная.
Всю ночь Сергуля не спал. Его душила обида и злость к захватчикам.
– Чего не спишь, братец! – спросил Сергулю шёпотом монашек Федя. Они ночевали в одной землянке.
– Федь! А тебе не обидно, что наши полки князь поведёт на врагов, а мы с тобой будем тут просиживать. Ты писарем, я подмастерьем. Не обидно, а?
– А чего ты можешь сделать то? Мы же не воины.
– Ну, а чтобы воином стать чего нужно, как думаешь? – не унимался Сергуля.
– Хорошо бы пику или саблю иметь. Лучше пику наверно. А лучше и саблю. – прикидывал вслух Фёдор. – Да где взять то?
– Завтра дед меня на кузню посылает, двух рабочих с собой, наверное, даст. Гвозди, петли, перемёты железные понесём. Ты с нами давай. Я тебя кликну. Я пока с кузнецами буду говорить ты тисни там пару копий, а если повезёт и саблю. Они же там оружие правят.
– Что-ты, это же воровство!
– Так ты же не себе для наживы, врагов же бить! – уверенно сказал в голос Сергуля.
– Тише ты! – шепнул Федя. – Ладно, завтра зови. Пойдём на кузню, а там посмотрим.
Будущие воины легли спина к спине, укрылись большим куском мешковины и заснули.
Утро было пасмурным. Моросил дождик и с воды тянуло влажно и тиновато. На Круглой горе шла разметка земли под сооружения Троице-Сергиевского подворья. Несколько рабочих с топорами и ломами корчевали пни и коряги. Место под Троицкую церковь было свободно и тут Александр Иванович вовсю командовал двумя дюжими подмастерьями, которые наматывали на локти верёвки, потом разматывали, ходили с гигантскими треугольниками и выкрикивали понятные только им и Мологе меры длины в локтях и вершках. По склонам холма десятки мужиков устанавливали жерди и брусья, по которым предполагалось потом закатывать наверх брёвна, прибывающие плотами. Как поток муравьёв по весенней черёмухе шли по Свияге лодки разных размеров от Круглой горы к Медведкову и обратно. Чтобы не было мешанины на реке, ближе к середине, установили бакен на якоре, и бакенщик на плоскодонке крутился около него, поддерживая огонь в масляной плошке с колпаком. Сергуля, проспавший как положено по такой погоде, крутился возле мастера.
– Дедуля! А давай я с рабочими в Медведково съезжу, а?
– Что ты там забыл? – не оборачиваясь и не отрываясь от работы спросил Молога.
– А вот гвозди, скобы нам нужны. Я привез бы!
– Гвозди нам не нужны, на деревянных шпонках будем работать. Скобы пока тоже не нужны. Пока разметка идёт, потом сваю забьём на пробу, чтобы землицу почувствовать. Не к спеху скобы.
– Ну а я пока там в кузне бы всё обговорил на потом! – канючил Сергуля.
– Да не морочь ты мне голову! – обернулся наконец на внука Александр Иванович. – Вот моток веревки, бери. К этому колышку привяжи и мотай вон до того, где Костя стоит. Там привяжи и на угол отматывай, вот сюда. Ну, давай! – Эй, Константин! На десницу поправь, натягивай ровно! – продолжил свой дело мастер и на уловки внука не купился. Сергуля понуро, приподняв острые плечи под холодным дождиком поплёлся в дальний угол будущей церкви, разматывая верёвку.