Страница 19 из 26
– Благодарствую, государе! Великий государь милостив! Там церковь, да? – заверещал Юра, кланяясь и заглядывая в глаза окружающим. Его и остальных двух пленных вели к воротам. Последнее, что он увидел в своей жизни, это закатная пойма Волги и взмах шестопёра, которым царский стражник ударил его в висок. Остальные двое погибли одновременно от ударов топорами в затылок. Плюхание о воду тел, сброшенных в ров у монастырской стены, подняло на крыло копавшуюся до этого в тине цаплю. Птица с шумом разрезала воздух, описала дугу и полетела в сторону плёсов.
В мечети тихо
Высокие стрельчатые арки малого зала мечети делали его зрительно гораздо выше, чем он был на самом деле. Умело набранные французскими мастерами витражи с сурами из Корана причудливо преломляли солнечный свет и разноцветными отблесками украшали стены. Большой зал главной казанской мечети, где происходил намаз и сотни правоверных воздавали хвалу Всевышнему, был ещё красивее и торжественнее, но именно здесь, в малом зале сеид Кул-Шариф мог молиться в одиночестве, думать, писать или проводить важные встречи. Зал был построен по примеру Чёрной палаты, которая когда-то была одним из мест сосредоточения власти в Древних Булгарах. В нём также было четыре входа по сторонам света. Но здесь, в Казани всё было выше, тоньше и изысканнее. Лучшие мастера мусульманского зодчества из Северной Африки трудились над созданием этой мечети и вложили в неё весь опыт и умения.
Высокая и статная фигура сеида Кул-Шарифа, казалось, была важнейшей составной частью всего архитектурного образа. Лёгким жестом он пригласил бека Чапкына Отучева, мурзу Камая, князя Епанчу и посла Рашида расположиться на кожаных топчанах, стоящих полукругом.
– Я хочу выслушать подробно о планах и делах Москвы. Как исполнен мой наказ, князь Епанча?
– Благословенный сеид, посланник Пророка! – Епанча встал и поклонился. – Ты волен казнить меня, наказ твой не выполнен. Твои посланники были обнаружены и казнены. Князь Ушатов, который за выдачу сыновей обещал содействие, в опале отправлен на Москву. Мы сожгли лишь десяток деревень и привели скромный полон. Всех рабов под стенами крепости на Ташаяке ожидает твой осмотр: выбери, хоть всех забери.
– Садись, князь. Усомниться в твоей верности и отваге может лишь безумный. Говори ты, Рашид-бек! Всех ли благочестивых наших людей мы потеряли на Москве?
– Милостивый сеид, отражение Аллаха на земле! – Рашид вскочил и закланялся быстро и часто. – Из потерянных лишь дервиш Сахиб показал себя верным воином ислама и умер достойно! Но на Москве есть ещё люди ханства и цепь вестей не прервётся. Царь Иван повелел следующее. Весь срубленный под Угличем город сплавлять по Идели вниз. Всё уже разобрано, помечено и уложено в плоты. И ещё… Главной ладьёй плывёт новый наместник, назначенный царём Иваном на Казань.
– Вот как? – Кул-Шариф приподнял бровь с удивлением. – Кто же из русских осмелился принять на себя начало над великим Казанским ханством?
– Нет, не русский. Татарин. Шах-Али, хан Касимовский!
– Аллах услышал мои молитвы! – сеид воздел руки вверх.
– Верно ли я понял тебя, великий? – развёл руками Чапкын Отучев. Ты благословишь этого жирного шакала на ханство? Помнишь ли ты его прошлое царствование?
– Помню, помню, уважаемый бек! – отвечал Кул-Шариф со спокойной улыбкой. И мыслю не на одно лето, а на столетия!
– Прости великодушно воина, великий сеид! – поклонился Епанча. – Нет ли у тебя сомнений в нашей силе? Мы не пустили неверных в крепость два года назад, не пустим и теперь. Терпеть русского наместника люди казанские смогут. Стиснут зубы и стерпят. Но чтобы манкурт Шигалей… бунт будет, арские не стерпят точно! Прости, но это так!
– Ты сказал то, о чём я думал годы, достойный Епанча! Ты настоящий сын татарского народа, верный, с горячим сердцем. Люди устали от войны, люди бедны. Многие беки лишились дохода от торговли не только на Идели, но и на Каме. Пустить русского наместника придётся всё равно, чтобы дать отдых, пополнить амбары и табуны. Если бы пришёл русский лис Адаш, или Микулин – они сели бы в городе тихо, смотрели бы по сторонам и выжидали. Посылали бы грамоты-доклады Ивану. Кто-то из людей смириться, будет рад худому миру. Но Шах-Али – дело совсем другое! Он мечтает, во сне видит власть над Казанью. Он помнит, как его, как шелудивого пса, выкинул с престола Сафа-Гирей, благословенна память о нём! Он ничтожен, поэтому захочет мстить и доказывать величие своё. Этого народ не стерпит, народ его снесёт вместе с русской властью. Когда ставленник Москвы будет врагом, то врагом будет и Москва, на курултае призовут на ханство крымцев или ногайцев. Придут тысячи воинов и вышвырнут Москву обратно, в дремучие леса на Оку. Где ей и положено сидеть.
– Ты велик, сеид Кул-Шариф! Велик не только благочестием и близостью к Всевышнему, но и умом непревзойдённым! – с поклоном воскликнул мурза Камай. Совет Дивана примет верное решение, Шигалея примут ханом над собой, верно, бек Отучев?
– Не только наместника требует принять Москва, но и отпустить всех своих рабов, взятых по городам и весям русским! – строго проговорил Отучев.
– Отдать рабов!? – воскликнул с наигранным удивлением Камай. – Но кто работать будет? Как без них строить? Как пахать? Кто будет делать грязную работу за скотом?
– Отдать рабов… – в задумчивости протянул Кул-Шариф и повернулся к окну. Тень с очертаниями его благородного профиля с персидской бородкой легла на мраморный пол. – Работать не кому будет… это ещё ухудшит положение беков и ускорит бунт. Главное, чтобы все понимали, что плохо стало когда Шах-Али пришёл править. Да, через семь дней после воцарения Шах-Али, когда до каждой стороны ханства доскачет вестник о том – отпустить всех русских рабов. Всех!
После совета у Кул-Шерифа бывший посол Рашид-бек и мурза Камай пересекли двор мечети, обогнули садик медресе, где под сенью огромных лип вокруг каменного стола сидели и писали что-то два десятка мальчиков в тюбетейках, кивками ответили на приветствие знакомого имама в чалме и через арку ворот вышли из крепости. По широким каменным ступеням они спустились с холма к рыночной площади Ташаяк. После аристократичной прохлады Соборной мечети базар выглядел слишком суетно, ярко и многоцветно. В аркадах каменных торговых рядов располагались бухты разноцветных тканей и развалы с орудиями и оружием. На растяжках были развешаны кожи. Сама площадь была занята деревянными лотками с навесами, под которыми торговцы прятались от палящего солнца. Тут были разложены восточные украшения, сладости вперемежку с разноцветной ближневосточной посудой. Далее шли ряды с пряностями, ударял в голову запах жарящегося тут-же мяса. Поодаль выстроились возы с сеном и скучающими рядом деревенскими мужиками. Дополняли картину снующие хаотично русые мальчишки с кренделями, баранками, пирожками на прикреплённых к поясу коробах и продавцы кулонов—шамаили, сидящие у входа в небольшую деревянную мечеть. Несколько раз обернувшись, Рашид и Камай преодолели рыночную толчею Ташаяка и вышли к Тайницкой башне.
Перейдя ров, по качающемуся цепному мостику они вновь вошли в крепость через широкий портал под нависающей над головами осадной решёткой. Дюжина бойцов городской охраны сидели прямо на мостовой, рядом со своими, составленными пирамидкой, копьями, кидали в круг какие-то костяные шары и время от времени всплескивали мужским хохотом, не обращая внимания на отдельных прохожих.
– Нам не стоит идти прямо по улице, иначе не было смысла делать крюк! – сказал мурза Камай. – Можно пройти через Нур-Али, оттуда есть вход в ханский двор!
Мрачная громада мечети Нур-Али, выложенная из грубо обработанного камня, с узкими крепостными окнами, стояла слева от Тайницкой башни как свидетель аскетичного боевого прошлого.
– Ты думаешь, там не найдётся людей сеида? – усмехнулся Рашид-бек. – Нет, нам нужно как можно меньше глаз. Когда-то мне довелось сопровождать Сафа-Гирея по другому пути. Алла бирса, он сохранился.