Страница 38 из 55
- Свяжи-ка ему запястья, Нэт, да хорошенько. А потом позаботься освободить его от всей стали, которая на нем висит. Так кто ты такой, парень?
- Ганс с юга. Ой! Я с уважением отношусь к арбалетам, и совершенно необязательно пытаться перерезать мне запястья кожаными ремнями!
- Для тебя, может, и необязательно, - пробурчал человек позади него и сделал еще один оборот ремня, да так, что заставил Ганса вздрогнуть и присесть.
Ганс перебрал в уме несколько ругательств и решил, что будет мудрее оставить их при себе.
- Продолжай рассказ, парень.
- Мое имя Ганс. Я прибыл сюда.., с юга, но живу здесь уже несколько месяцев. У меня здесь есть друзья.., один из них Аркала. А еще Гайсе и Римизин. Я одно время жил вместе...
- Та-а-ак. Стало быть, ты знаешь некоторых из Красных по имени, во всяком случае, говоришь, что знаешь. Честные люди редко бывают знакомы с полицией. А кто эта бедняжка.., или, вернее, кем она была до того, как тебе вздумалось с ней развлечься?
- Ее имя Джемиза, но я к этому не имею никакого отношения. Я просто нашел ее здесь. Только что. Клянусь.
- Разумеется.
Связав Гансу руки, так что они мгновенно затекли, трое Красных начали снимать с него оружие. Они были неприятно удивлены богатством его коллекции. При этом не заметили две смертоносные звездочки и метательный нож.
Потом тот, кого звали Нэт, обошел пленника кругом и нанес ему сокрушительный удар в живот. Кулак отскочил от сильных напрягшихся мышц, однако Ганс рухнул на пол, не в силах удержаться на ногах и что-либо предпринять, чтобы избежать следующего удара. В исполнении пары кованых сапог.
- Ладно, хватит с него, Нэт. Подними ублюдка и выведи отсюда. Пепел и Угли, хорошо же ты поработал над бедной маленькой девочкой! - Усы младшего сержанта извивались, когда он дергал ртом.
- Я сказал, что я...
Нэт не отказал себе в удовольствии оборвать никому не интересные излияния невинной души ударом кованого сапога в бок. Задохнувшись от боли, Ганс решил молчать.
- Тив! Я слышал об этом парне, - сказал третий Красный, вооруженный арбалетом. - Сдается мне, он и впрямь друг сержанта Гайсе. Может, нам просто отвести его в караулку и отнестись повнимательнее к его словам?
- О, - сказал младший сержант, - я всегда очень внимателен к убийцам, которые пытают и режут своих жертв, прежде чем прикончить! И к чужеземцам тоже.
- Господин, - прохрипел Ганс с пола, - не позволите ли мне сказать кое-что...
Младший сержант скорчил кислую мину, но все же взвесил предложение.
- Ладно, Нэт, подними его на ноги и дай своим сапогам отдохнуть. Говори, парень.
- Э, господин младший сержант.., посмотрите на кровь. Посмотрите на нее.
- Смотрю. И это просто сводит меня с ума!
- Меня тоже, - прорычал Нэт. - Сдается мне, что я слабо затянул эти ремни!
- То, что осталось от этой девушки, уже остыло и окоченело, - заметил Ганс, стараясь говорить убедительно, - и посмотрите на кровь. Вы знаете, как выглядит старая кровь.., она коричневая, как прошлогодний каштан, и затвердевшая. Кто бы это ни сделал, он сделал это давно - много часов назад. Если бы это сделал я, неужели я остался бы здесь, чтобы меня поймали и пытали?
- Он прав, Тив. - Эта реплика исходила от того дозорного, который рекомендовал отнестись к Гансу повнимательнее. - Клянусь Пламенем, эта кровь похожа на застывший воск.
- Что ты имеешь в виду - пытали? - спросил Нэт. Ганс постарался придать голосу кротость и придерживаться правды.
- Так называется, когда кого-нибудь лупцуют, связав ему руки. И именно это я сообщу Гайсе, а также Аркале.
Лицо Нэта налилось кровью, а голос стал похож на рычание:
- Дай-ка я откручу этому ястребу его здоровенный клюв, Тив.
- Черт тебя дери, Нэт, - сказал младший сержант Тив, распрямляясь после осмотра безобразных останков, принадлежавших когда-то милой девушке, - он прав. Она холодная. Она мертва уже несколько часов.
- А может, этот чужеземец забыл здесь что-то и пришел забрать, - с надеждой предположил Нэт.
- Эй, что дает тебе право предположить, будто я замучил и убил эту бедную беззащитную девушку?
- Ничего такого я о нем не знаю, Тив, - сказал высокий худой стражник. - Скажи-ка... Синглас толковал об этом Гансе давеча вечером. Пепел и Угли!.. Уж не ты ли имеешь отношение к смерти Корстика, Ганс?
Проклятие! Аркала обещал сохранить все в тайне! Неужели в этом святопламенном городе обо мне знает каждая собака?
Ганс заупрямился:
- Никогда о таком не слышал. Но теперь-то вы трое знаете, что я не то чудовище, которое вы ищете.
- Может быть, и нет, - медленно проговорил младший сержант, задумчиво оглядывая комнату, - но сам видишь, что тебе так или иначе придется пойти с нами.
- Угу. А как насчет того, чтобы ослабить ремни, прежде чем мои руки почернеют и отвалятся, а? Тив пристально посмотрел на него.
- Не гони лошадей, Ганс. - Он повернулся и помахал рукой. - Нэт, останься здесь и не пускай никого, пока мы не пришлем за ней другую повозку. Арлас, давай-ка отведем его в штаб, и пусть там с ним повозятся.
- Почему, черт возьми, я должен оставаться здесь? - обиженно спросил Нэт.
- Потому что я не хочу, чтобы ты ехал в одной повозке с этим, - мрачно ответил начальник, указывая на арестованного.
Ганс с облегчением покинул комнату, где ужас не был иллюзией. Поскольку Нэт выглядел так, словно был способен сжевать наковальню, не то что Ганса, тот позволил себе невинное озорство, подмигнув здоровяку и послав ему ехидную мальчишескую ухмылку. Лицо Красного перекосилось от ярости, и он сделал было шаг вперед, но младший сержант одернул его, а Ганс вслед за Арласом вышел из комнаты. Тив замыкал шествие. Ганс обнаружил, что спускаться по лестнице со связанными за спиной руками не так уж трудно, если держать спину прямой. Он решил, что это хорошее упражнение для поддержания равновесия.
Когда его погрузили в повозку и отвезли в штаб городской стражи, расположенный в нескольких кварталах от гостиницы, он узнал, что троица Красных появилась столь быстро и была так агрессивна потому, что некто неизвестный письменно донес о том, что на постоялом дворе творится что-то ужасное.
Здесь, в штабе, он сделал еще одно открытие, которое потрясло его настолько, что он долгое время не мог вымолвить ни слова: оказывается, Шедоуспан пробыл под землей не три часа, а двадцать семь.