Бунт (ЛП)

— Плохо.

— Хочешь поговорить о том, что произошло с Джоэлем? — спросил папа, и мое сердце сжалось при упоминании его имени.

— Не очень.

Папа положил руки на стол и произнес:

— Ладно... Но ты же знаешь, что можешь сказать, верно? Я рядом, чтобы выслушать тебя, если понадобится…

Я на какое-то время закрыла глаза, после чего начала поднимать голову. Она протестовала, но мне удалось положить локти на стол и привести тело в вертикальное положение.

— Папа, по поводу вчерашнего... Мне очень жаль. Я не имела в виду то, что сказала.

Он нахмурился.

— Милая... Мы оба знаем, что это неправда, и я думаю, пришло время поговорить об этом.

Я не хотела обсуждать это, но отец вовлек меня в разговор, и все мои признания казались камнем, снятым с души. Я рассказала ему, как сильно ненавижу маму, как сильно нуждаюсь в ней, ведь даже несмотря на то, что он был лучшим отцом, какого только могла пожелать девочка, есть пробелы, которые просто не может заполнить папа. Также я рассказала ему, что слышала, как он плакал ночью после того, как она ушла. Глаза папы наполнились слезами, когда он просил прощения за то, что я слышала все это. Я сказала, что ненавижу ее за то, что она сделала с ним, за то, что он так и не двинулся дальше и не встречается ни с кем другим.

Папа тоже рассказал мне некоторые вещи — те, которые я не хотела знать, но он сказал, что я должна понять.

— Твоя мама забеременела тобой, когда нам было по девятнадцать лет, Ди, — сказал он, когда я наконец-то смогла притронуться к блинам. Это было проще, чем смотреть ему в глаза. — Мы даже недолго встречались.

Он вздохнул и провел рукой по пепельно-белым волосам, как будто пытался набраться смелости рассказать мне что-то, в чем не хотел признаваться даже самому себе.

— Она никогда не любила меня, — тихо произнес он, — совсем... Я думал, что моей любви будет достаточно на двоих, но…

Он покачал головой, погрузившись в воспоминания.

— Во всяком случае, когда я узнал, что она беременна, в моей голове сразу предстали мысли о браке, доме и семье. И твоя мама согласилась, потому что она любила тебя. Даже если ты так не считаешь. Она сделала все, что было в ее силах... Просто этого было недостаточно.

Головная боль была забыта, пока я впитывала каждое произнесенное отцом слово. Я цеплялась за каждый кусочек информации, не произнося ни слова, так как не хотела рисковать, чтобы отец замолчал и оставил меня в неведении.

— Иногда я приходил домой с работы, а твой памперс был грязным лишь потому, что твоя мама был слишком подавлена, чтобы сменить его. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что ей нужна была помощь, профессиональная помощь, но тогда я думал, что смогу справиться сам. Я пытался быть всем для вас двоих, и мне очень жаль.

— Папа… — начала говорить я, ненавидя тот факт, что он винил себя за то, что был любящим отцом и преданным мужем, но он лишь поднял руку, чтобы остановить меня.

— Просто дай мне выговориться, ладно? Я не пытаюсь оправдать твою маму и понимаю, что ты все равно будешь ненавидеть ее, когда я закончу говорить, но... Она на самом деле любила тебя, Ди. Она просто не знала, как это делать. Она пыталась быть той, кем должна, по ее мнению, но спустя все эти годы я считаю, что она лишь... лишь потеряла себя.

— Нет никакого оправдания, чтобы бросить одиннадцатилетнего ребенка, папа, — произнесла я, будучи непреклонной в своих убеждениях, несмотря на все сказанное.

— Нет, — согласился отец. — И я считаю, что именно поэтому не могу ее ненавидеть. Мне жаль ее, Ди.

Его миндалевидные глаза стали стеклянными, когда он взглянул на меня.

— Ты только взгляни, какой прекрасной девушкой ты стала, а она все это пропустила.

Когда мы встали из-за стола и обнялись, я не была уверена, кто для кого был сильным. Вероятно, мы были сильными друг для друга. Как и всегда.

— Ты там жива? — поинтересовалась Роуэн, вырывая меня из воспоминаний.

— Ага.

— Уверена, что не хочешь в АЙХОП?

— Да... Я просто хочу домой.

В течение всей недели я каждый день желаю задать один единственный вопрос, который не осмеливаюсь озвучить: «Что она чувствовала, когда рассталась с Брейди?»

Не могу спать. Не могу есть. Я изготавливаю футболки для веб-сайта группы, но мне это не нравится. Я словно робот — хожу на занятия, страдаю из-за домашних заданий, и все это доставляет боль.

Я ничего не слышу от Джоэля, впрочем, как и другие. Он — призрак, преследующий меня посредством молчащего телефона. В пятницу, после того как Джоэль пропускает первую репетицию с Кит, Роуэн угрожает подать заявление о его пропаже, и он в конце концов отвечает ей. Но сообщает лишь то, что он в порядке и отказывается говорить, где он. Я провожу ночи, представляя девушек, с которыми он встречается, как они выглядят, как он касается их. Мне интересно, сколько ему понадобится времени, чтобы забыть меня. Но субботним утром раздается телефонный звонок от Роуэн.

— Они считают, что он у своей мамы.

— У мамы? — спрашиваю я, воспоминание моего собственного голоса эхом отдается в ушах.

Отправляйся домой, Джоэль.

— Да. Ребята собираются поехать проверить.

— Задержи их, — говорю я, хватаю ключи и направляюсь к входной двери.

— Зачем?

— Потому что я еду.

По моей вине Джоэль находится там, и моя обязанность вернуть его. Я заезжаю на парковку у дома Адама ровно в тот момент, когда он с ребятами выходит из здания. Я паркуюсь рядом с его Camaro и поспешно выхожу из машины.

— Я еду с вами.

Шон, который, кажется, совершенно не удивлен моему появлению, лишь качает головой.

— Не думаю, что это хорошая идея.

— Может быть… — предлагает Адам. Он тушит окурок носком ботинка и садится за руль, ожидая, пока мы с Шоном выясним, что будем делать дальше.

Я сажусь на заднее сидение рядом с Майком. Пусть Шон только рискнет выдворить меня.

— Ди, — вздыхает он, — ты не знаешь его мать.

— Мне известно достаточно.

Бросаю на него многозначительный взгляд, и что-то пролетает между нами. Я пытаюсь сказать, что знаю о маме Джоэля. Даже несмотря на то, что я лично с ней не знакома, мне известно о ней все, что нужно. Я знаю, что мы должны вернуть его домой.

Шон задумывается, осмысливая непроизнесенные мною слова, а затем занимает пассажирское сидение рядом с Адамом.

Час спустя мы сворачиваем на заросшую дорогу к трейлерному парку «Солнечные луга».

Будь я в своей машине, я бы закрыла окна и заперла двери. Но Адам сворачивает на Одуванчиковую улицу с опущенной крышей и включенным радио. Люди на крыльцах трейлеров оборачиваются, когда мы проезжаем мимо, и я опускаю очки на глаза и опускаюсь ниже на сидении.

Мы паркуемся рядом с коричневым драндулетом Джоэля на каменистой подъездной дороге у ржавого трейлера с китайскими колокольчиками, висящими на крыльце. Тюльпаны скрываются в заросшем палисаднике, задыхаясь от травы и сорняков.

— Как этот пес еще не умер? — указывает Адам на одноухую дворнягу, лающую на нас с соседнего участка. Он поднимает с земли палку и бросает ее через цепной забор, нахмурившись, когда собака не следует за ней. Я выхожу из машины с другой стороны, чтобы находиться от собаки как можно дальше.

— Может тебе лучше подождать в машине? — обращается ко мне Шон, а я взглядом спрашиваю его, действительно ли он желает моей смерти.

— Ну, я так не думаю, — отвечаю я, а он потирает бровь, словно там укоренилась сильная боль.

Затем, не произнеся ни слова, Шон поднимается по лестнице на крыльцо и стучит в сломанную сетчатую дверь. Она стучит по дверной раме, а каждая ступенька скрипит под весом моего тела, когда я поднимаюсь по ней, чтобы стать позади Шона.

Он еще раз стучит, и когда не следует ответа, Адам делает глубокий вдох и открывает дверь. Он исчезает внутри, а я протискиваюсь между Шоном и Майком.

— Привет, Дарлин, — здоровается Адам с женщиной на диване, которая только проснулась.