Осада Чигирина

И с Южных ворот ударил залп. Картечь безжалостно выкашивала турок, обливая свинцом, с головы до ног. Одни падали, их место занимали другие, и турки не собирались разворачиваться и бежать. Второй залп картечи оказался более прицельным, и сразу упало не меньше двадцати человек.

Турецкие пушки замолчали, чтобы не попасть в своих, и турки, оказавшись в центре площади, обнажили сабли, достали гаковницы, мушкеты и закипел бой. Таран снова загромыхал, и казаки ринулись врукопашную. Ефим не чувствуя усталости, и головной боли, сцепился с толстым и неповоротливым янычаром. Ему показалось, что он быстро прикончит его, и займётся другим, но не тут-то было. Турок, мастерски орудовал саблей, и теснил Ефима к стене. Его выпады были точными и, безусловно, отработанными. Впервые молодой казак растерялся, и, понимая, что если не сможет турка перехитрить, погибнет. И отступая, соображал, как быть. Турок заметил, что молодой казак, совсем недавно взял в руки оружие, и что-то бормотал по-турецки. Упираясь спиной в стену, Ефим не удержал в руках саблю, и она упала на землю. Он зажмурил глаза, когда увидел, как турок высоко поднял саблю и сейчас раскроит голову на две части.

– Мама, – прошептал он, и тут что-то грузное упало ему на грудь. Он открыл глаза и с удивлением обнаружил своего мёртвого врага. Со стены, что-то кричал Игнат, с дымящимся мушкетом в руках. Игнат краем глаза заметил, что Ефиму угрожает смертельная опасность, и вовремя выстрелил. Турок был мёртв, и Ефим отбросил тело в сторону. Мокрый от пота, шатаясь, он поднял саблю, и с красными от ярости глазами ринулся к воротам.

На стенах он заметил десятки турецких лестниц, и понял, что Игнат, Прохор, и другие запорожцы могут погибнуть. Отбрасывая лестницы, казаки, рубились, и стояли насмерть. Стрельцы хватали деревянные рожны, вставляли их в лестницы, и толкали подальше от стен. В ход шли мешки с песком, камни, и кипящая смола. Дрались все, кто чем мог, заставляя турок, ещё более яростнее вгрызаться в каждый метр земли. Хрипели умирающие, слышался свист сабель, пальба из мушкетов. Турки, чувствуя численное превосходство, хотели взять не только город, но и крепость. Подгоняемые своими сафар-беями, новые и новые янычары, теснили защитников города. Уже в центре площади дрался полковник Гордон, другие командиры, и никто не отступал назад. Ефим рванул к Гордону, и, встав у него сзади, прикрывал спину. Всем казалось, что бой никогда не закончится. Раненные казаки, отползали в сторону, и лёжа заряжали мушкеты. Кто мог, поднимался, и тут же вступал в схватку. Вокруг стоял кромешный ад, в котором смешались как живые, так и мёртвые. Ефиму янычарская стрела угодила в ногу, чуть выше колена, и он упал. Обхватив за основание стрелу, чтобы не оставить в ноге наконечник, он не торопясь вытащил её, и швырнул в сторону. Не обращая внимания на кровь и боль, поднялся и продолжал драться.

Возле южной башни валялись сотни трупов. Турки предприняли новый прорыв, и взобрались по ступеням к башне. Стрельцы выбегали к лестнице, и, стреляя в упор из пистолетов, сбрасывали турок вниз. Янычары, топча сапогами своих же, бежали по крутой лестнице, в надежде проникнуть в башню. Уже наверху, перед входом, на каменной дорожке, более десятка янычар, плотно взяв в кольцо казаков, теснили к дверям.

– Казак, ходить можешь? – спросил у Ефима полковник Гордон.

Он тяжело дышал и чуть покачивался от усталости. Турки отступили к воротам, и стрельцы, получили возможность перевести дыхание и отдохнуть.

– Вы ранены, пан полковник?

К Гордону подбежал помощник, взял полковника за плечо, пытаясь заглянуть в глаза.

– Всё нормально, ты вовремя. Бери людей, и этого смельчака, и бегите на помощь к южной башне. Там сейчас нужны люди.

Помощник кивнул, и собрал человек десять, кто ещё мог более или менее держаться на ногах.

– Ну, что хлопцы, поможем нашим! – крикнул он, и первым побежал к южной башне. За ним устремились остальные.

С Ефимом бежал Прохор Зимин, и всячески подбадривал казака.

– Терпи, друже, терпи. Скоро закончится мясорубка. Чуток осталось. Видишь, турки тоже устали, и уже не так прут как утром.

Ефим хромал, и на его закопчённом от дыма лице белели одни зубы.

Прохор Зимин был убит в схватке с большим и сильным янычаром. Дрались на маленьком околотке, практически спина к спине, и турок сзади навалился на Прохора и схватил за шею. Прохор зарычал, хотел развернуться, но турок, коротким ятаганом, проткнул казака спину. Казак хрипя, жадно хватая губами воздух, обмяк, глаза закатились, и он упал под ноги туркам. Ефим закричал, и, не упуская из виду убийцу Прохора, выхватил пистолет, и выстрелил в лицо турку. Кровь залила глаза янычара, и он, покачиваясь, свалился с лестницы. Ефим подскочил к Прохору и потряс за плечи.

– Дядько, Прохор, дядько Прохор…

Бывалый казак молчал, Ефим закрыл ему глаза, и горько заплакал. Оттягивая бездыханное тело, Ефим заметил, что ранили Игната Самойлова, и кровь заливает лоб и глаза старому казаку. Он размашисто машет саблей, боясь подпустить турок, и громко рычит, как раненный зверь.

– Батько Игнат, стой, это я Ефим. Давай помогу.

Игнат опустил руки, и на кровавом лице возникла вялая улыбка.

– Зацепили меня, Ефим, зацепили, и добре.

Он упёрся в плечо Ефима, чуть оседая на землю.

– Перевяжи меня, сынок, не могу, кровь хлещет как с кабана.

– Сейчас, сейчас, Игнат.

Ефим разорвал свою сорочку, и обмотал старому казаку голову. Сабля турка, прошла вскользь, и едва не отрубила Игнату правое ухо.

– Хватит, хватит, пора.

– Батько Игнат, ты хоть лицо вытри, – улыбнулся Ефим, рассматривая добродушное лицо казака.

– Не время сейчас. Я вниз. Айда за мной.

Он медленно поднялся с земли, и, сжимая в руке саблю, ринулся по ступенькам вниз. Время приближалось к полуночи, и турки, злые и уставшие, вяло махали саблями, и не так настойчиво рвались в башню. Это заметил Ефим, и крикнул Игнату.

– Вижу, батько, вижу, налягай, вот этих двух сбросим во двор, и отдохнём.

Турки, отбивая выпады казаков, как по команде побежали к воротам. Ефим упал на мешки с песком и закашлялся. Из раны на ноге хлестала кровь, и хлюпала в сапоге. Кое-где хрипели умирающие турки, взывая к Аллаху, поднимая руки в небо. Казаки, не обращая на них внимания, собирались в отряд, и ждали полковника Гордона. Кто-то посчитал убитых, и оказалось, что из всего отряда казаков, осталось двадцать человек. Больше половины геройски сложили головы на поле боя. И среди них Прохор Зимин. Ефим хотел отыскать тело казака и похоронить, по-христиански, но всё изменилось, после того, как появился Гордон, с письмом от Ромодановского.

Полковник Гордон шёл в окружении пяти человек. За ними следом семенил маленький, щуплый сердюк, с пакетом в руках. Лицо Гордона было мрачным, и он о чём-то спорил с маленьким сердюком.

– Не хочу ничего знать, – кричал Гордон, и от злости мог наброситься на штабного сердюка с кулаками.

– Пан Гордон, пан Гордон, послушайте. Это приказ. Моё дело маленькое, принести, вручить вам в руки пакет. Больше ничего.

Сердюк остановился и оглядел казаков. Те сверлили его злыми глазами, и сердюк, боялся к ним подойти.

– Ты как сюда пробрался?

– По подземному ходу, пан полковник. По-другому нельзя. Дороги перекрыты турками. Лаз узкий, я едва протиснулся.

– Значит, нам нужно отступать? Так или нет?

– Точно так. Это приказ Главнокомандующего.

– Ты понимаешь, что ещё не остыли тела наших товарищей. И мы должны уходить. Точнее, бежать с позором. Это после того, как турки так и не смогли прорваться в город. И мы нечеловеческими усилиями их отбросили. Что мне людям сказать? Как в глаза смотреть? Ты подумал?

– Пан Гордон, прочитайте приказ.

Гордон вырвал пакет из рук гонца, разорвал и вытащил бумагу. Казаки, стрельцы, уже слышали, что им придётся отходить, и на лицах людей читалось уныние.

– Крепость, пушки взорвать и переправляться за Тясмин, – прочитал Гордон, и, поднимая глаза, тяжело вздохнул.