Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 43

Он некоторое время сдерживал коня, терпел ради брата, но конь сам, чуя нетерпение хозяина, перешел с шага на грунь, затем на рысь. Придон ехал сзади. Некоторое время двигались за Черевом, сокращая путь, по улочкам настолько кривым и тесным, что два таких широких всадника обдерут бока о стены, а надо еще и местный народ не пораздавливать... плечи обвисали все больше. Его сильный и мудрый старший брат едет все так же: гордо выпрямившись, могучие плечи разведены, грудь вперед, смотрит свысока, солнце играет на плотной, как у быка, коже, коричневой от жаркого солнца, обветренной... как у тех двух несчастных, что тащат повозку.

Теперь он по-другому расценивал взгляды куявов. Кто-то из этих жалких людей в самом деле смотрит как на героев, но кто-то... Те двое вельмож с крашеными бородами рассматривали не как героев. Скорее, как особо могучих рабов. Которых хоть в каменоломню, хоть на ловлю диких зверей...

Конь под Скиллом уже перешел в веселый галоп. Любой бы всадник пригнулся к конской гриве, но старший брат все такой же ровный, гордый, с надменно разведенными плечами и гордо вскинутой головой. Ему плевать, что о нем думают и как на него смотрят жалкие куявы.

Придон сжал челюсти, мысленно воззвал к Роду. Вообще-то Рода почитают как верховного бога и в этой Куявии, даже в загадочной Славии, но артане прекрасно знают, что только они, народ воинов, достойны внимания Рода! Осталь

ные так... даже у великих родителей бывают неудачные дети. РОД их любит, конечно, он всех детей любит, даже кривеньких, но все надежды возлагает на славный народ Артании. Аснерд успел показать огромные дворцы беров Волога и Плеска, знатных наместников Нижней и Северной Куявии,

что годами не показываются в Куябе, но дворцы по размерам, богатству и пышности соперничают с тцарским. Злые языки говорят, что и превосходят. Такую наглость ни в одной стране не потерпят, но нынешний тцар совсем выпустил вожжи из

рук...

Придон рассмотрел еще с десяток удивительно красивых,

богатых домов, сердце стучало часто и взволнованно, но дорога пошла с холма вниз, да и солнце заходит, нещадный блеск

на крышах гаснет, на мир начала опускаться тьма, только город удивительнейшим образом засиял, словно на него одного продолжает светить солнце. Аснерд проворчал:

- Я ж говорю, богатый город, богатый!.. Дорогого масла не жалеют, совсем не жалеют. Ишь, освещают даже улицы. Вяземайт указал на высокий и длинный серый дом на перекрестке дорог. - Постоялый двор. Заночуем. - Еще ведь совсем рано! - взмолился Придон. - А что нам ночью в этом протухшем городе делать? - хладнокровно сказал Вяземайт.

В восточной части города прозвучали трубы. Придон встрепенулся, более чистых звуков не слыхал: боевые трубы артан всегда ревут хрипло и зло. А других труб, не зовущих

к кровавой битве, не бывает, просто не должно быть: зачем они?

Его пальцы сжали рукоять топора. Скилл хмыкнул, и Придон, устыдившись, отдернул пальцы.

Трубы чисто и звонко прозвучали ближе, потом еще ближе. Артане видели, как с той стороны города вдоль улицы понеслись всадники в дорогих одеждах. Народ разбегался, прятался в дома. Мать выскочила и поспешно увела играющих детей.

Черево вскрикнул умоляюще:





- Вам нельзя здесь стоять!.. Вернемся обратно... там, в переулке, переждем за углом...

Придон вспыхнул до корней волос от стыда и унижения. Воины заворчали, Скилл обронил веско:

- Мы останемся.

Черево вспикнул, торопливо соскочил на землю. Скилл фыркнул, но знатный бер, бросив коня, начал пятиться, пока не очутился за крупами артанских коней. На площади народ не бежал, у торговцев здесь лавки, товар, но все становились на колени, опускали головы, как покорные рабы, которым отрубят головы.

Скилл сидел в седле неподвижный, надменный. Конь превратился в скалу такой же могучий и несокрушимый, только чуть помахивал хвостом, чуя, как в зад дышит испуганный куяв, но лень поднять ногу и треснуть копытом. Придон, подражая все знающему брату, тоже выпрямился и сделал лицо каменно недвижимым, хотя внутри все бурлило и клокотало.

Трубы прозвучали совсем близко: звонко, предостерегающе. В дальнем конце опустевшей улицы показались легкие носилки с красным покрывалом сверху и голубыми занавесками со всех четырех сторон. Носилки легко держали на плечах четверо крепких мужчин, все обнажены до пояса, все широкоплечие и широкогрудые, мышцы вздуваются красивые, выпуклые.

Придон ощутил смутное желание не то съежиться, не то вообще укрыться под какой-нибудь одеждой. Но, как истинный артанин, раздвинул плечи шире, выпятил нижнюю челюсть и постарался смотреть как можно неприятнее.

За спиной визгливо причитал Черево, вдруг умолк, как свинья с кляпом во рту. По обе стороны носилок тяжело бухали в землю сапогами на толстой подошве очень богато одетые воины. Настолько богато, что Придон ощутил в этом странную красоту: пышные перья на железных шлемах, нагрудные латы, украшенные фигурами диковинных зверей, руки и ноги закрыты железными щитками, а зазоры искусными кузнецами сделаны такими незаметными, что даже лезвие ножа не про

сунуть! Таких только боевым молотом, чтобы всмятку, как птичьи яйца...

А при одном взгляде на обувь сердце Придона дернулось от зависти. Легкая, из тонкой кожи, но с виду очень прочная, хороша и в степи, и в лесу, и на горных тропах...

Носилки приближались, воины начали поглядывать на неподвижных артан угрожающе. Кое-кто опустил ладонь на ру

коять меча слева на поясе, на ходу прожигал этих дикарей не

навидящим взором. Впереди носилок на красивом и богато украшенном коне ехал немолодой человек, весь в золотых пряжках, кольцах, цепочках, в широком брыле, даже сапоги блестят золотыми набойками. Конь тоже с золотыми бляшками на узде, золото на стременах, подпруга и та украшена золотым шитьем.

Всадник угрюмо и с неприязнью покосился на артан, на лице отразилось колебание, но конь мерно двигался давно известной дорогой, и его хозяин, такой же немолодой и умудренный жизнью, похоже, решил проигнорировать дикарей.

От носилок исходил свет, настолько ткань чистого небесного цвета, радостная, словно смех осчастливленного ребенка. Этот свет падал на носильщиков, достигал охранявших носилки великолепных воинов, явно из знатнейших семей беричей, а то и беров. Придон невольно тронул коня, неосознанно стремясь, чтобы этот свет, эта небесная благодать пала и на него.