Страница 20 из 42
– Но я встретила тебя в субботу утром.
Наконец Уэс, прищурившись, из-за дождя, хлещущего на него сбоку, смотрит на меня:
– Ехал всю ночь. Я решил, что если мир будет гореть, то мне лучше спрятаться под землей.
– И вот, ты здесь.
Уэс смотрит вокруг и приподнимает темную бровь, выражая, что он не слишком впечатлен местом.
– Да. Здесь.
– Знаешь, я вроде даже рада, что твой дом сгорел, – улыбаюсь, сжимая диски еще крепче.
Губы Уэса недовольно поджаты, затем уголок рта приподнимается, когда его влажные зеленые глаза опускаются на мою грудь.
– Что там у тебя?
Смотрю вниз.
– О, я сделала металлодетекторы! – поднимаю большие серые металлические круги, чтобы показать ему мое оригинальное изобретение. Из-за всех моих болеутоляющих я не чувствую своего лица, но если бы могла, то уверена, оно бы чертовски болело от этой дурацкой ухмылки.
Глубокий смех раздается в груди Уэса. Я чувствую, как он вибрирует по всему моему телу, заставляя каждый волосок встать по стойке смирно. Воздух напряжен – и не только из-за грозы.
Скажи, что я хорошо придумала.
Скажи, что гордишься мной.
Скажи, что не отпустишь меня.
Уэс открывает рот, но ничего из этого не говорит. Он делает два шага ко мне, протягивает руку, выхватывает магниты, как будто они ничего не весят, и произносит:
– Я тоже рад, что мой дом сгорел.
Моя улыбка становится маниакальной. Я отступаю назад, чтобы затем кинуться на него с объятьями, когда взрыв такой силы, как от атомной бомбы, заставляет нас обоих пригнуться и прикрыться. Удар молнии с громким треском выбивает остатки стекла из двери и заставляет металлический навес над нами вибрировать, подобно камертону. Сильно звенит в ушах и я едва замечаю, что Уэс кричит на меня. Моргаю и пытаюсь избавиться от шока.
– Это была гребаная крыша! Ну же!
Уэс разворачивает меня и засовывает магниты в наш уже переполненный рюкзак. Затем он надевает шлем и запрыгивает на мотоцикл. В ту секунду, когда мои руки обхватывают его за талию, он жмет на газ и мы ныряем в водяной поток. Я указываю на просвет в лесу через дорогу, где начинается тропа. Затем, цепляясь за Уэса одной рукой, изо всех сил пытаюсь выдернуть капюшон своей толстовки из-под рюкзака и надеть на голову, пока мы летим через то, что кажется бесконечным водопадом. Дождь колотит по нам так сильно, что я задаюсь вопросом, не идет ли град.
Когда мы въезжаем в лес, дождь уже не так бьет, но он такой же сильный и затапливает тропу густой коричневой грязью.
– Вытри мне визор! – Уэс кричит мне, не имея возможности отпустить дроссель или сцепление.
Я использую левую руку, как стеклоочиститель, но в ту секунду, когда останавливаюсь, Уэс кричит мне, чтобы я продолжала это делать.
– Просто сними его! – кричу в ответ, но Уэс мотает головой в ответ.
Молния вспыхивает перед нами в сотне ярдов (91 м.). Я кричу, когда от сосны, в которую ударила молния, летят искры, одновременно с шумом и треском от падающего дерева.
Скользнув в сторону, Уэс внезапно останавливается и стаскивает шлем с головы.
– Ни хрена не вижу!
– Я тоже, – кричу, держась за него обеими руками и прижимаясь лбом к его спине. Мое худи промокло насквозь, но, по крайней мере, оно защищает мои глаза от дождя.
Все больше хлопков и треска эхом раздаются вокруг нас, когда мертвые ветки падают с большой высоты.
Уэс бормочет что-то, чего я не могу расслышать, прежде чем возобновить движение. Держусь крепко, не поднимая головы, пока он разгоняется. Дождь усиливается, давая мне понять, что мы больше не в лесу, поэтому поднимаю глаза.
И сразу хочу блевануть.
Уэс несется через открытое поле к тому месту, где мне сейчас меньше всего хочется быть.
В единственное место, которое пустует. И он это знает. В желтый фермерский дом с белой отделкой.
зип-код8 – почтовый индекс; в данном случае указывает на большое различие; часто употребляется в ситуации, когда отношения между девушкой и парнем проблематичны из-за дальнего расстояния места проживания.
ГЛАВА XV
Уэс
Я въезжаю во внутренний дворик этого маленького говнюка и использую свой шлем, чтобы выбить стекло в задней двери. Надеюсь, Рейн не соврала, что его семья уехала из города. Единственное, что сельские жители любят больше бога, – это их чертовы пушки. Может выйти скверно.
Я просовываю руку внутрь и открываю засов, радуясь, старой школе, которая не требует ключа. Обернувшись, вижу, что Рейн стоит на крыльце, накинув на голову капюшон, и смотрит на дом так, словно тот обирается съесть ее заживо. Хватаю ее за локоть и втаскиваю внутрь, когда еще одна молния ударяет в лес, как ядерный снаряд.
Как только дверь закрывается – или то, что от нее осталось, я откидываю мокрые волосы с лица и топаю через кухню. Блять, не могу поверить в это дерьмо. Меньше, чем в миле отсюда есть бетонное укрытие от радиоактивных осадков, но я нахожусь в спичечном коробке посреди грозы.
Щелкаю выключателем, и две люминесцентные лампы над головой вспыхивают с глухим жужжанием.
По крайней мере электричество еще не отключилось.
Я даже не проверяю воду. Сейчас с неба ее обрушивается столько, что нам хватило бы на всю жизнь.
Кухня в точности такая же деревенская, как я и ожидал – бежевые обои с петухами на всех стенах, банки для печенья в форме петухов, маленькие петушиные солонки и перечницы.
– Твой парень точно любит петухов (cock – петух, член), – поддразниваю я, но, когда оборачиваюсь, Рейн все там же, где стояла, у задней двери, глядит на лужу, растекающуюся у нее под ногами. – Ты в порядке?
Она съежилась и ее лицо полностью скрыто под насквозь промокшим капюшоном.
– Я... я не хочу быть здесь, – бормочет девушка, не поднимая глаз.
– Ну, значит, нас таких двое, – я открываю ближайший к себе шкаф. Блюда. Следующий. Еще тарелки. Следующий. Кружки с гребаными петухами на них. – Думаешь, твой парень оставил что-нибудь поесть?
Если бы я думал, что у меня есть шанс трахнуть эту девчонку, то перестал бы напоминать ей о том, что у нее есть парень, который, возможно, все еще жив, но: а) не могу вспомнить имя этого маленького говнюка, поэтому должен называть его «твой парень», б) основываясь на том факте, что мы стоим сейчас на его чертовой кухне, я почти уверен, что секс исключен из меню.
Керамический петух заглядывает прямо мне в душу как раз перед тем, как я захлопываю четвертый шкафчик.
Петушиный замок. Буквально.
Я, наверное, мог бы проехать немного дальше и отвезти нас к дому Рейн, но после того, как она вела себя прошлой ночью, очевидно, что это тоже не вариант.
– Пойду переоденусь, – бормочет она. Туристические ботинки скрипят по линолеуму, когда она проходит через кухню в гостиную.
Ее настроение – пример номер четыре тысячи восемьдесят пять, демонстрирующий, почему всегда лучше уйти, чем быть оставленным.
Обыскав шкафы, ящики и кладовку и не найдя ничего, кроме отравы от тараканов и петушиного дерьма, делаю ставку на холодильник. Понимаю, что это рискованно, и я прав. Этот ублюдок вычистил все. Внутри только несколько пакетиков кетчупа из «Бургер Пэлас» и полпачки масла.
Но когда я открывал морозилку, кажется, услышал пение ангелов. Мороженое, корн-доги9, замороженные вафли, колбасные бисквиты, пакеты с овощами и, как вишенка на торте, – пол бутылки водки «Грей Гуз».
Мама этого ублюдка только что стала моим новым героем – коллекция петухов и все такое.
Я отвинчиваю крышку и дегустирую, когда в дверях появляется маленькая тряпичная кукла. Ее лицо выглядит абсолютно удрученным, когда она стоит, одетая в баскетбольное джерси10 и шорты старшей школы Франклина, держа перед собой мокрый сверток одежды.
– Какого хрена ты это надела? Я кашляю, вытирая рот тыльной стороной ладони.
– Это все, что я смогла найти, – поспешно отвечает спортсменка, и румянец заливает ее щеки, когда она смотрит вниз на форму, покрывающую ее изгибы. Голос у нее тихий и полный раскаяния, но мне плевать.