Турмалиндэ

Эта история началась с того, что Железной Руке здоровенный орк помял щит палицей.

Ну, то есть, можно сказать, история началась из-за того, что Ангамайтэ, Железная Рука, утопил во льдах свою флейту, когда вытаскивал однажды сестру из трещины, хотя при этом не утопил ни молота, ни наковальни. Выбирать пришлось. А можно сказать, что она началась еще тогда, когда он вообще в эти льды потащился. Между прочим, следом за сестрой.

Но тогда можно дойти до сотворения мира и до Третьей темы в поисках причин, и потому будем считать, что история началась все-таки с орка. Еще не убитого в найденном охотниками на орков стойбище.

Здоровенный орочий вожак, загнанный в угол — в буквальный угол, между стоячих камней — выл, орал, кидал в эльфов камнями и даже швырнул подвернувшегося мелкого соплеменника — не иначе, чтобы его противников стошнило от омерзения при виде такого. Хотел он вроде бы драться один на один с вожаком эльфов, насколько его смогли понять. Добиться он того пытался вот этими нелепыми способами. Железная Рука тогда сперва поймал мелкого орка на щит, понял, что тот прилетел еще живой и именно о его щит шею и сломал… вышел драться и в несколько ударов уложил эту здоровую гадость. Не всех от омерзения тошнит все-таки.

А щит, надо сказать, у Железной Руки был самым тяжелым, и даже не окован металлом, а весь из него выкован. И если вы думаете, что во льдах Арамана это была бесполезная вещь, то вы сильно ошибаетесь. Это остальные обычно тащили деревянные, обитые кожей щиты на себе. А Железная Рука тогда привязал к выпуклому стальному щиту веревку и тащил на нем не только свое добро, но и сородичей нередко вез.

Словом, вмятина на этом прекрасном щите, оставленная каменной палицей вожака, его раздражала.

А уходить они не торопились, потому что сестрице вздумалось до ухода обследовать орочью стоянку. Ольвен тоже была из тех, кого так просто не тошнило. Она бегала и наскоро зарисовывала все, что видела, на березовой коре, за неимением сейчас другого способа сохранить виденное.

— Ты еще дохлого орка лекарям притащи, — посоветовал брат, — пусть изучают. Снаружи и изнутри.

— А, ты не знаешь! — Взмахнула руками Веточка. — Они уже вскрывали. Так до сих пор и спорят, подобие квэнди это или животные. Внутри тоже все изрядно кривое, во всех смыслах. И жрут какую-то гадость.

— Не ругайся. Эээ… плод противоестественных соитий подобия квенди с животными, вот, — мрачно сказал Железная Рука. — Ты видела как он себя в грудь стучал? Ухуху! — передразнил он и бухнул себя в грудь кулаком.

В ответ сестрица тоже бухнула кулаком во что подвернулось. Подвернулась неровная бочка с натянутой сверху шкурой, и внезапно гул от нее пошел такой, что весь отряд охотников дружно присел.

— А если мы не всех перебили? — осторожно спросил Стрела.

— Раз меня больше не тошнит, значит, всех, — фыркнул Белолист.

Остальные столпились и заговорили разом.

— Это что, сигнал?

— Ну не инструмент же…

— Кожа неважно выделана, мне кажется, но звук мощный.

— Вот чем они стучали всю ночь!

— Лучше бы по голове себе стучали. Все равно мозгов нет.

— Есть! — немедленно возразила Ольвен. — Мы нарочно проверяли.

Белолист опять позеленел, с размаху зажал ладонью рот и пробубнил сквозь нее:

— Ну зачем ты сказала…

— Меня после того, что они сделали с Перышком, уже ни от чего не стошнит, — отрезала Ольвен.

— А вот теперь не будем зарекаться, — строго сказал Железная Рука. — Довольно с нас уже… зароков. И хватит новых знаний на сегодня. Уходим.

Они подожгли стойбище и двинулись обратно на юг, к Митриму.

*

Охотников ждал растянувшийся вдоль берегов Митрима огромный палаточный город. Он был столь велик, что распался на несколько островов — станов князей Второго и Третьего дома и их спутников. Отряд Ангамайтэ вышел уже привычной тропой к стану князя Финдекано.

Пока их не было, здесь не сидели сложа руки и вовсю готовились к зиме — на краю лагеря возвышались крыши новых деревянных домов.

Отправив товарищей отдыхать, Ангамайтэ и Ольвен направились было к князю с сообщениями и картой похода, но князя Финдекано опять не было в лагере. Ну хоть известно было, где он пропадает в этот раз — на южном берегу, у феанариони, забодай их балрог.

Заменял князя в этот раз военачальник с нежным именем Теплое Сердце, эльда исключительной безжалостности и въедливости. Казалось, он досуха выжал умы обоих, долго перерисовывая карты с бересты себе на пергамент и одновременно выспрашивая обо всем, что представлялось ему значимым — от путевых примет до узоров на орочьих щитах. Да-да, эта мазня тоже что-то означала. Даже про барабан выспросил — и вправду, стало быть, орки не просто сигналы подают, а иногда переговариваются барабанным стуком.

Занятно было узнать такое, вернувшись в собственный лагерь, а не понять на месте. Ольвен потом себя за это порывалась ругать, а Железная Рука ее останавливал. С тем они и пришли к своему жилью.

В этом месте лагерь пророс через березовую рощу и через поляну с двумя большими дубами. Под одним из них устроили навес кузни, с наковальней и массивным рабочим столом, а чуть поодаль Железная Рука разбил еще тем летом шатер из кож. А когда пришла зима — хитлумская холодная зима, когда снег ложится и не тает — они с товарищами поставили поспешно деревянный сруб, сожалея о том, что в холода не накопать достаточно глины, чтобы сложить дымоход. Так и зимовали вдесятером в маленьком доме, устроив очаг в песчаной насыпи посередине и дыша дымом, кое-как уходящим через маленькое отверстие под крышей. За лето — надо сказать, не очень-то длинное в Хитлуме лето, даже озеро в глубину прогреться не успевает — на поляне встали еще два сруба, а оставшиеся шатры еще в течение зимы обзавелись вторым слоем из шкур.

Порой Железная Рука чувствовал себя Пробудившимся эльфом, бредущим пешком через полмира к неизвестному берегу, за плечами у которого мешок со скудными пожитками да палатка, и держит он наперевес копье с каменным наконечником.

Надо сказать, что Пилин, Стрела, тут же вспомнил стародавние навыки. Прошлым летом, пока их маленький отряд берег каждую стрелу, чтобы не потерять драгоценные наконечники, он находил кремневые желваки на берегу озера, умело раскалывал их на тонкие пластины и высекал наконечники из камня — довольно хрупкие и легкие, но очень, очень острые. Против орков в толстых кожах стрелы с кремневыми остриями годились так себе, но для охоты оказались хороши. А еще лекари потребовали каменные ножи — говорили, что разрезы от них заживают быстрее, и что стальное лезвие до такой остроты не заточить. К счастью, весной разведчики обнаружили рудные выходы в предгорьях, и до каменных наконечников копий дело не дошло.

— Веточка, наконец-то! — Питьялоссэ замахала ей от сушилки, где еще несколько мгновений назад обнималась с вернувшимся Стрелой. — Я принесла тебе нового пергамента, он в доме лежит, на полке!

Ольвен с восторженным визгом побежала сперва ее обнимать, а потом — в дом за пергаментом. Военачальник военачальником, а свои карты она всегда дорисовывала сама, со всеми приметами, значками пород дерева и выходов камней.

А Ангамайтэ решил, что достаточно отдохнул сегодня в княжеском шатре. Он сперва умылся с дороги, потом не торопясь переоделся в рабочую рубашку и решил заняться тем, что ему хотелось сделать всю обратную дорогу — исправить свой замечательный стальной щит, прошедший с хозяином немало тренировок еще в Амане, переход через льды и битвы под звездами и под первыми лучами Солнца.

Черненый узор в виде сложного узла, нанесенный когда-то Ольвен, истерся и поблек, пока щит служил волокушей, а потом еще покрылся зарубками от ударов. Но вмятина превзошла всё. Нет, поверхность щита уже давно не была такой безупречной, как поначалу, но вот это безобразие терпеть было ну совершенно невозможно! Сперва на диво прочная башка брошенного вождем орка оставила точно в середине щита чуть вытянутую округлую площадку, а затем точно в ее середину пришелся удар огромной палицы с каменным навершием и создал издевательскую ровную лунку. Два других удара Железная рука щитом отклонил, от них остались неровности поменьше.