Страница 24 из 76
Отец Варнава в духе кротости и смирения первое время старался внушить начальнице понятие о пагубном вреде ее своеволия и стремления настоять на своем независимо от того, хорошо ли это или плохо. Добрым словом старец пытался умиротворить ее дух, возмущаемый гордостью. Но она под влиянием некоторых сестер, весьма недоброжелательно относившихся к старцу, оставалась непреклонной, хотела быть во всем самостоятельной. Но до какого-то момента жизнь в обители текла мирно, обычным порядком.
Полное же нестроение началось со времени трехмесячной отлучки из общины ее начальницы Марии Пивоваровой. Передав управление казначее и сказав сестрам, что уезжает в Нижний Новгород по делам, она отбыла в сопровождении своей келейницы. Проходит неделя, другая, месяц, а начальница не возвращается, мало того, не извещает сестер ни о себе, ни о своем местопребывании. Пошли слухи, что она серьезно больна и находится в Москве. Казначея именно там и разыскала ее и удостоверилась, что Мария действительно больна физически и даже душевно. К немалому своему удивлению и огорчению, мать казначея узнала, что та за все время пребывания в Москве не только не была у строителя отца Варнавы, но и не поедет к нему, так как не желает более быть под его руководством, хочет быть самостоятельной и полновластной хозяйкой. Мать казначея поехала к отцу Варнаве, рассказала о болезненном состоянии начальницы и ее немирном настрое по отношению к нему. Добрый и незлобивый батюшка не один раз посылал мать казначею к начальнице в Москву, пытаясь успокоить ее, уговорить оставить свои бесполезные, властолюбивые намерения. Но это-то незлобие старца стало, возможно, причиной еще большей гордости и самоуверенности недалекой по своим умственным способностям Марии.
По возвращении в общину в начале 1879 года Мария Пивоварова в течение двух месяцев не выходила из келлии из-за своего болезненного состояния. Когда же, наконец, она стала появляться среди сестер, то перемена, происшедшая с ней, поразила всех. Из добродушной и веселой она превратилась в раздражительную, надменную и подозрительную. В скором времени обитель разделилась на две партии. Во главе первой, самой незначительной по числу сестер, стояла сама начальница. Вторая партия — в нее входили три четверти сестер, самоотверженно защищавших батюшку, терпеливо переносивших правды ради всякие скорби, притеснения и осмеяние от партии, во главе которой стояла с недоверием смотревшая на всех и вся болезненно-раздражительная начальница Мария. Справедливости ради надо сказать, что во всех этих неурядицах была виновата не столько сама начальница, женщина молодая, слабохарактерная, легко соглашавшаяся со всеми и всем доверявшая, сколько окружавшие ее сестры. Как бы там ни было, но Мария лишилась покоя. Все время она мучилась и терзалась, сознавая свою виновность перед старцем. В минуты просветления она нередко, особенно по ночам, тихо вставала и, упав пред образами на колени, со слезами молилась: «Господи, что мне делать — я погибаю! Родитель мой, посмотрел бы ты теперь. Меня настроили против моего наставника и отца, и я не знаю, смогу ли я загладить свою вину и смириться перед ним».
Сестры обители были поставлены в весьма затруднительное положение. Чувствуя настоятельную нужду в руководстве, наставлениях, советах и духовных уроках старца, а также вполне сознавая зависимость обители от него и в материальном отношении, они изъявили желание иметь другую начальницу, единомысленную с ними.
Смущенная таким неожиданным поворотом дела, начальница в праздник Благовещения после обедни прошла из храма в трапезу, стала успокаивать сестер и сказала, что все будет по-старому, только просила никого не вмешиваться в ее дела и распоряжения.
Чтобы узнать истинное расположение сестер, благочинная предложила начальнице сделать подписку, то есть расписать по именам, кто из них на стороне отца Варнавы и кто на стороне начальницы. В результате выяснилось, что из двухсот сестер за начальницей оказалось не более пятнадцати. Такой исход подействовал на Марию Пивоварову удручающе. Видя, что лишилась уважения со стороны сестер, она решила отказаться от настоятельства. Такой поворот дела разжалобил сестер, и они уже готовы были от души простить Марию. Старшая из них сказала:
— Матушка, нам желательно одно только, чтобы Вы примирились со старцем. Уклоняясь от его добрых советов и наставлений, Вы и нас стараетесь отдались от него. А уж если не пожелаете примириться со старцем, тогда лучше, конечно, отказаться от начальствования, успокоиться самой и нас успокоить. Вас Царица Небесная не оставит, и мы все будем с почтением относиться к Вам.
Но тут Марию в ее справедливом порыве остановили так называемые приближенные. Она осталась настоятельницей.
Сохранилось слово отца Варнавы, относящееся ко времени нестроений и обращенное к сестрам в одно из его посещений общины на Пасху.
«Христос воскресе! Возлюбленные о Господе матери и сестры, — начал батюшка свое увещевание. — Посещаю ныне вашу святую обитель и все боголюбивое собрание, быть может, уже в последний раз, так как возникает, во-первых, множество препятствий со стороны моего начальства; во-вторых, много ропота и неудовольствия в самих сестрах на мое неумение быть руководителем в их духовной жизни; в-третьих, и что самое главное, это близость к нам часа смертного, о котором мы должны помнить всегда, — в Его святой воле наша жизнь, и, быть может, этот день или час есть последний для меня; а потому-то мне и желательно было побеседовать с вами на прощание если не обо всем, то по крайней мере о том, что ближе ко всем нам и не вышло еще из памяти.
Это, во-первых, ропот и неудовольствие на меня многих сестер, в особенности старших, которые мнят себя быти мудрейшими, быть может, и не по своим летам, или же по долгому пребыванию своему в обители, особенно же тех, кои, поживши в других обителях, откуда усвоили себе нравы и обычаи не те, которые служили бы к общему благу и миру, хотят и здесь, чтобы делалось все по-ихнему, а не то, что требуется послушанием, а потому не оказывают должного повиновения настоятельнице и противятся моим советам и указаниям… Правда, я должен признаться и признаюсь пред всеми вами, что советы мои и указания, как человека неискусного и неопытного в руководстве в духовной жизни и величайшего из грешников, могут быть неудобоприемлемыми к исполнению или не заслуживающими внимания, так как и сам я живу нерадиво, и своими поступками, обхождением, словами и делами, и вообще всем неподобным, что свойственно великим грешникам, от них же первый есмь аз, быть может, подал повод к таким соблазнам и нареканиям… Потому у всех вас смиренно прошу прощения.
…Вместе с тем со смирением прошу выслушать внимательно то, что хотелось мне при этом вам сказать. Если дорого для вас спасение души и приобретение вечной и блаженной жизни — несомненно, что оно дорого для всех вас, затем мы и оставили мир и вся, яже в мире, — то ропот, вообще недовольство, в особенности же неповиновение властям, самоуправство, прекословие им и поношение их установлений, хотя бы кажущихся вам и несообразными с вашими взглядами, несогласными с собственным вашим желанием и нестоящими внимания, ведут не только ко вреду общего спокойствия, мира и любви, но и к совершеннейшей утрате вечной жизни и спасения души. Хотя бы кто и изобиловал многими дарованиями духовными и жил по-видимому свято, но если не навыкнул послушанию, терпению, смирению, кротости и любви, теряет всякую надежду внити в Царствие Божие. „Повинуйтеся наставником вашим и покаряитеся, — увещевает святой апостол Павел, — тии бо бдят о душах ваших, яко слово воздати хотяще; да с радостию сие творят, а не воздыхающе, несть бо полезно вам сие“[28]. Мне, непотребнейшему из всех, выпал жребий по указанию блаженной памяти духовного моего отца, старца, наставника и учителя схимонаха Григория и старца Даниила, позаботиться об избрании сего святого места для имеющих собраться под кров Пресвятой Богородицы, желающих и ищущих спасения души своей от бури и мятежей мирской суеты и соблазнов…
28
Евр. 13. 17.