Страница 3 из 17
В общем, зарядка для меня кончилась ломотой в шее. Слегка пришёл в себя, только когда дело дошло до обтирания холодной, мокрой и колючей, как морской ёж, варежкой! Закалка у нас в Санатории была что надо!
… Но то, что девочка ни разу не обратила на меня внимания, даже немножко успокаивало: значит, не было какого-то совсем уж постыдного провала, вызывающего неудержимое девчоночье хихиканье. Да и остальные девчонки отряда не посматривали на меня злорадно. Значит, если что-то и случилось между нами, она – молодец, не стала сплетничать и тыкать в меня пальцем!
Пока умывался в туалете на этаже, радуясь холодной воде из крана, спокойно убеждал себя в том, что в этот выходной день ни на завтраке, куда отряды вот-вот пойдут весёлым строем, ни на пляже мне не удастся узнать про неё ничего определённого. Не подходить же, не спрашивать, как её зовут!
Правда, на пляже придуманная мною грустная история немножко изменилась в сюжете: в купальнике девочка выглядела слишком крепкой, спортивной для невесомой ученицы-стрекозки из балетного училища. Скорее уж занималась гимнастикой и сорвалась с бревна или турника… Мне почему-то думалось, что какой-нибудь злостной болезни вроде остеомиелита она не заслужила!
Когда она заходила в воду, мне показалось, что хромота её совсем пропала – и поплыла она удивительно красиво, стремительно, при этом как будто вовсе не двигая руками и ногами… и почти не тревожа воду… Да, и загар её показался мне необычным… прекрасным… Наверно, зимой она была совсем белой, но не бледной, а под солнцем кожа её светилась так же, как её волосы, золотистым отливом спелой пшеницы. Что и говорить, в тот день я не видел ничего и никого, кроме неё.
И я ждал своего часа. Какая-то развязка должна была наступить в очень точное время, прямо как с Золушкой… Но не в полночь, а в 13 часов 30 минут по московскому времени!
Потому что в 13.30 (в то, наше время) вся власть в отделении, а также свобода и право передвижения по палатам на пятнадцать-двадцать минут передавалась в руки старшего санитара, инспектировавшего их аж с тремя понятыми на предмет образцовой опрятности! И этим старшим санитаром в заезде был я! Ребята и девчата выбрали меня, видно, сразу почуяв, что этот, вечно с книжкой в руках и слегка отсутствующим видом, придираться не станет ни к чему – не из заноз он…
И вот все рассосались по палатам… Корпус затих. И мы с дежурными (по одному от каждого отряда) движемся весёлым, но делающим серьёзный вид «взводом проверки». Сначала – по второму этажу, где жили пацаны, а потом – по первому, где… Когда спускался, сердце уже стучало, как пулемёт, лицо горело – но это можно было списать на солнечный «перегрев» на пляже, если б спросили.
Она была в палате старшего отряда девчонок… Галлюцинации, которые у меня там начались, я потом до поры до времени объяснял тем, что переволновался и моя когда-то припечатанная строительной плитой «крыша» слегка поехала…
Её кровать – вторая от окна, в левом ряду. Но в ряду должно быть шесть кроватей… а получалось, если посчитать, – семь! И краем взора я заметил справа… одну пустую… получалось тоже семь, чего быть не могло никогда и никак! Я повернул голову вправо, пересчитал от двери – шесть! То есть когда дошёл взглядом до окна, пустая исчезла!.. Теперь и слева было шесть, но что-то важное, весомое и материальное ускользало от моих глаз… Девчонок тоже было шесть – всё путём, по числу коек! Или всё же семь? Что-то беспокоило меня слева, за границей взора…
Выходил полный бред: все койко-места в корпусе были заняты в начале заезда, а она как-то втиснулась со своей седьмой кроватью… которой не было. Да, полнейший бред!
Я почувствовал, что меня будто укачивает и уже начинается тошнота. Голова пошла кругом – я испугался, что упаду. И закрыл глаза. Тотчас всё прошло! Открыл глаза – и увидел её прямо перед собой! Она смотрела на меня! В меня! Глаза её переливались, как ясное тёплое море в полосе прибоя – синими и зелёными оттенками. Да, утренний прибой словно запечатлелся в её глазах. У меня дыхание сперло. Казалось мне, в её глазах таился вопрос, на который она знала ответ куда лучше меня: «Ты догадался, да? Ты же догадался обо всём!» О том же вещала её таинственная улыбка… И я пока не знал, о чём это «обо всём»… И я сбежал!
– Тут всё в норме, – прохрипел я. – Ставим пять. Пошли.
Пятерка была аккуратно внесена в толстую тетрадь в клетку – и я чуть не побежал из палаты, удивив дежурных. Снаружи моё вспотевшее лицо обдало холодком…
Два совершенно разных чувства бились во мне, когда мы вышли на балюстраду. Мучительное осознание того, что я не выяснил ничего и даже не узнал её имени, хотя это можно было как-то выведать (на пляже тоже никто не назвал её по имени – я тогда навострил ухо). И радостное осознание того, что никакого позора с моей стороны между нами случиться не могло.
Кажется, это был первый в заезде послеобеденный «час покоя», когда я даже не пытался заснуть впрок на ночь. Тупо смотрел в потолок, пока в палате кипела жизнь. Тупо смотрел и думал, что этажом ниже, прямо подо мной, есть какая-то тайна! Такая тайна, какой в моей жизни ещё не случалось!
… Никак не могу вспомнить, когда же произошла та наша судьбоносная встреча с Серёгой – в тот же день или на следующий… и что было в промежутке. В общем, тогда были два неучебных дня – в субботу то ли производилась какая-то срочная покраска в школе, то ли ещё по какой-то причине школа не работала… Так что, скорее всего, мы встретились вечером следующего, в воскресенье. На большой спортивной площадке за корпусом Второго, самого «серьёзного» отделения, в котором проводили хирургические операции.
Помню, там были отдельные площадки для мини-футбола и волейбола с густым песочным покрытием – прямо кусочки пляжа. Мы, «перваки», пришли туда с нашими воспитателями.
Основная часть общей площадки была уже оккупирована ребятами из Второго отделения. Их футбол стоило посмотреть. Каждой команде было приписано по опытному игроку-«костыльнику». Один был, кажется, с остеомиелитом, а другой и вовсе без ноги, ампутированной почти до самого таза. Причём он укреплял более слабую команду. Это могло показаться странным, если не знать того парня (имя, увы, не помню) – не только отлично игравшего в распасовке, но и лучшего снайпера по штрафным. Качнувшись маятником на костылях, он своей ногой посылал мяч пушечным ударом в «девятку» ворот с любой точки поля. А ещё у него был один коронный удар, который, вывеси его теперь в сети, живо набрал бы тысячи просмотров…
Путём переговоров с участием воспитателей волейбольная площадка временно перешла во владение «перваков». В волейбол я не играл – после того путешествия на тот свет у меня были проблемы с быстрой координацией движений на этом свете. Зато я, по обыкновению, с удовольствием двигал исполинские пеньки – шахматы и шашки – на наземных стационарных досках… Потом уселся с книгой на лавочку зрителей так, чтобы наблюдать за НЕЙ, старательно делая вид, что смотрю футбол. Если бы футбол вдруг кончился, я бы «прикрылся» книжкой.
Она уже предложила сыграть в бадминтон неходячей девчонке-колясочнице из Второго. Они явно были знакомы и играли не в первый раз. Я вдруг подумал, что таинственную девочку перевели из Второго в Первое, а я и не заметил. Хотя не помнил также, чтобы такого рода переводы когда-либо происходили.
Уже с первой минуты игры я поразился, как точно она посылает волан на ракетку своей неходячей подружки…
И вот первый «улов»! Подружка назвала её по имени – Аня! Как же я обрадовался!
И вдруг страшная клешня ухватила меня за плечо! Я вздрогнул так, что книжка с колен отлетела в сторону. То был какой-то из томов собрания Майн Рида, взятый в библиотеке…
– Чегой-то ты сегодня пугливый такой, Андрюха? – раздался надо мной басок моего лучшего друга.
«Есть от чего!» – хотел было сказать я, но, потянувшись за книгой, ответил по-другому:
– Да ты, Серёг, всегда подкрадываешься тихо, как этот… цапаешь, как тираннозавр.