Страница 8 из 16
На закате дня море потемнело, стало печальным, задумчивым. Опускалось за кромку горизонта усталое солнце, окрашивая в розовый и оранжевый пурпур кудряшки волн. Долго еще горели на небе медленно остывая живописно расцвеченные облака…
По соображениям безопасности эскадра пробиралась на Кавказ вдоль более удаленного от действий немецкой авиации восточного побережья. При полном штиле миновали остров Огурчинский, на песчаных отмелях которого грелись провожая их печальными взглядами каспийские тюлени. Остались за бортом маячившие на берегу нефтяные вышки Небит-Дага. Каспий оставался спокойным, безмятежным, ничто не предвещало скорой беды.
На рассвете его разбудили топот ног над головой, беспокойные крики. Наскоро одевшись, кинулся на палубу отец, он побежал следом.
Наверху все тонуло в непроницаемом тумане. Звонил не переставая судовой колокол, среди палубных построек сквозили людские тени, слышались голоса. Теплоход, покачиваясь, стоял на месте.
Из схваченных налетуслов он понял: лопнул буксирный трос, одну из барж с лошадьми и взводом коноводов уносит в просторы моря.
– Тишина на судне! – доносилось сверху. – Право руля! Самый малый ход!
На капитанском мостике, откуда звучал голос, маячили едва различимые фигуры, судно медленно разворачивалось в тумане. Вцепившись в скользкие поручни он всматривался в белесый сумрак перед собой, когда услышал похолодев за спиной тревожное конское ржание.
– Лево руля! – звучала команда. – Больше лево! Прожектора на полную мощность! Готовить спасательный катер!
Он бросился спотыкаясь к противоположному борту.
Судно меняло курс, на воду спускали на лебедке катер со спасателями. Ржание коней, беспокойное, пронзительное, слышалось отчетливо совсем рядом. Еще миг, казалось, и проступит сквозь кисею тумана силуэт потерянной баржи, к ней устремится катер, и все , закончится: люди и животные будут спасены.
Ничего этого не произошло. Теплоход с висевшим на борту катером маневрировал еще несколько часов двигаясь на голоса лошадей. Они звучали с разных сторон: справа, слева, сверху. Медленно удалялись, затихали. Это был всего-навсего физический эффект: у звуковой волны на воде нет препятствий, звуки на море, особенно в штиль, слышны на большие расстояния. Уносимая течением и ветром обреченная баржа была в это время далеко от них, спасти ее могло только чудо…
– Чего задумался? – окликал его с кресла Семанов.
– Так, вспомнились всякие дела.
– Давай, рассказывай про старика. Как медаль украл.
– Мы говорили тогда – «стырил».
– А мы – «тяпнул». Или «свистнул». Где это было?
– В море, на Каспии. В войну.
– Ладно, рассказывай…
Гангутская медаль (продолжение)
Через неделю после высадки в Бакинском порту воинская часть отца получила приказ готовиться к переброске в неназываемый по причине секретности район военных действий на Кавказе. Делать им в Баку становилось нечего, пора было возвращаться домой, и отец достал через военную комендатуру билеты на паром «Советский Туркменистан» перевозивший на восточный берег труппу московского цирка с оборудованием и животными. Старик по имени Иосиф Борисович, работавший в цирке кассиром, оказался их соседом по каюте.
– Куда путь держим, дорогие попутчики? – вежливо осведомлялся у матери. – Если это конечно не военная тайна?
Мать нехотя рассказывала, они с братом смотрели в иллюминатор.
Удалялся, таял в мутной дымке город на каменистых сопках, в котором они так и не побывали прожив неделю в палатке армейского лагеря наспех разбитого за портовой оградой. На душе было беспокойно, тоскливо. Стоял перед глазами отец в походной форме примчавшийся проститься на зелено-полосатом «Додже» за несколько минут до отплытия, совавший в руки бумажные кульки с инжиром и виноградом, повторявший волнуясь: «Учитесь, мальчики… скоро увидимся… матери помогайте».
– Молодые люди любят цирк? – обращался к ним сосед.
Был небрит, маленького роста, с металлическими очками на носу.
– Вижу, любят. Цирк нельзя не любить. Задержитесь в Красноводске, милости прошу к нашему шалашу. Спросите кассира Иосифа Борисовича. Будете иметь, – он хитро подмигивал, – контрамарки по блату.
– С цирком у нас, к сожаленью, не получится, – откликалась мать. – Постараемся сразу же попасть на поезд. Нам еще ехать и ехать.
– Жаль… – старик протирал платком круглые очки, поплевывал на стекла. – У нас замечательная труппа.
Слушать их разговор было неинтересно, и они отпросились у матери постоять на палубе. Пробыли наверху недолго: море было неприютным, хмурым, било остервенело в борта, брызгалось в лицо. Продрогнув на сыром ветру полезли по ступенькам вниз.
В каюте сосед демонстрировал матери какие-то медяшки.
– Любимейшее занятие, – говорил с воодушевлением. – Собираю с юношеских лет. Заразился этой страстью у гимназического учителя истории, – он извлекал из матерчатой сумки с кармашками позвякивавшие кругляши, складывал на столике. – Можете представить, я учился когда-то в гимназии…
– Мальчики, смотрите! – звала мать. – Иосиф Борисович коллекционирует монеты и медали.
– Только старинные, – пояснял старик.
Из вежливости он поглядел: ничего особенного. Старый хлам наподобие бабушкиных металлических пуговиц из шкатулки.
Они полезли с братом полку. Каюту покачивало, за стенкой насвистывал ветер.
– Я, пожалуй, прилягу, – сказала мать.
– Да, да, разумеется! – складывал торопясь в сумку свое богатство старик. – Отдыхайте, не буду морочить вам голову. Шторм как-будто надвигается.
Каюту качало все сильней.
– Господи, – простонала снизу мать, – только этого нам недоставало!
Качка усиливалась. Скрипели противно стенки каюты, мигала лампочка под потолком. Пронесся мимо, грохнулся на пол какой-то предмет. Это был его школьный портфель с учебниками. Спустившись он засунул его поглубже между вещами. Стоял посреди каюты с закрытыми глазами, воображал себя капитаном Флинтом на палубе пиратского корабля. Вокруг толпились матросы, по мачте карабкался с подзорной трубой наблюдатель, зависал на рее, кричал, перекрывая рев урагана: « Вижу землю, капитан! Вижу землю!»
«Аврал! – мысленно приказывал он верным пиратам. – Свистать всех наверх! Брать рифы!»
Его охватил сумасшедший азарт. Бросил взгляд на отвернувшуюся к стенке мать, направился к дверям, пошел шатаясь по пустынному коридору. Думал взволнованно: «Подойдем к острову с наветренной стороны, чтобы не сесть на рифы. Якорь поставим у входа в лагуну. В первой лодке поплыву я сам с группой храбрецов»…
Пол под ним в этот миг накренился, его понесло в сторону, ударило в плечо дверной ручкой. «Спокойно, капитан, – говорил себе, потирая ушибленное место, – на тебя смотрит команда». Шел цепляясь руками за стенку, ухватился за поручни трапа. Поднялся на несколько ступеней, толкнул над головой тяжелую крышку люка, высунулся наружу…
Вокруг бесновался, выл, вздымал водяные валы неузнаваемый, бешеный Каспий. Теплоход качало, швыряло, поднимало вверх, опускало как на качелях. Смотреть было жутко и весело. Вырастала за бортом, тянулась к низкому небу, пучилась темно-зеленая гора с шипящей пенистой гривой. В подножье у нее ширился зловещий провал, в него неудержимо затягивало объятое клочьями дыма судно. Томительные мгновенья лежал полуопрокинутый «Советский Туркменистан» у края бездны, отчаянно ревел турбинами, медленно, с натугой, выпрямлялся, чтобы повалившись на другой бок снова зависнуть у кромки очередного провала …
Промокший, возбужденный, с соленой горечью на губах он вернулся в каюту. Ухватился за край полки, чтобы запрыгнуть наверх, когда заметил под ногами что-то блестящее. Поднял: это была медаль с профилем какого-то дядьки с женской прической. Не раздумывая сунул в карман. Лежа «валетом» с братом разглядывал картинку на обратной стороне медали, чудные какие-то, непонятные слова по окружности, цифры. Незаметно задремал убаюканный качкой. Первое что увидел очнувшись: внизу лазает на коленях старик, заглядывает под полку, невнятно что-то бормочет …