КАРЕ

семьдесят две копейки уже после того, как над игровым столом, к разочарованию многих за ним присутствующих, прозвучала цифра за номером двадцать шесть, ставшая впоследствии для Градского одной из любимых. Един- ственно, кто от души тогда порадовался этому событию, так это сидевшая с ним бок о бок на лавочке мама. Как только из мешочка появился бочонок с этой цифрой и кричащий игрок возвестил об это всем тем, кто находил- ся в этот вечер за игровым столом, его мама воскликнула от радости: «Гера! Сынок! Ты выиграл! У тебя вся строка фишками заставлена!» Сказав это, мама Германа поста- вила на цифру двадцать шесть еще одну зажатую у нее в руках фишку. В это же время кто-то из игроков произ- нес с досадой: «Надо же, везучий какой! Только присел за стол, и на те, сразу же и выиграл! Да без свары, один выи- грал, всего-то по одной карточке выиграл». Именно в этот момент Герман и почувствовал свою уникальность. Имен- но в этот момент у него и появились зачатки тщеславия. И естественно, и что теперь об этом говорить, с этого дня находившийся во дворе его дома столик для игры в рус- ское лото стал для него любимым. Но длилось это недол- го, уже через два месяца взрослые дяди и тети перестали подпускать Геру к cтолику, и все потому, что он практиче- ски всегда их обыгрывал! Настолько юному дарованию везло тогда в игре. Но когда Герману исполнилось семь лет и он пошел в школу и повзрослел, стали опять под- пускать. Когда же Герману шел девятый год, этот столик и вовсе был прикрыт местным участковым капитаном Гавриковым. Прикрыт после того, как его жена Людка Гаврикова умудрилась просадить за один вечер за этим самым столиком аж целых пять рублей с копейками, за что и получила от мужа в лоб. Хотя столик и был местным участковым прикрыт, но дело-то было уже сделано. К это- му времени Герман Градский не только играл на деньги во что только можно и во что только нельзя, но и капиталец кой какой успел скопить. Настолько он был как береж- лив к деньгам, так и везуч в игре. Он всегда был теперь не только азартен, но и бережлив к деньгам, он умел их скапливать и знал им цену. Именно поэтому, а не по какой

иной причине, из него и получился неплохой коммерс в те самые годы, когда только начиналась Горбачевская пере- стройка, так похожая по прошествии тридцати с лишним лет на Хрущевскую оттепель. Прошло десять лет с начала перестройки… К этому времени Герман Градский превра- тился из достаточно неплохого коммерса перестроечной поры в успешного предпринимателя Ельцинской…

Градскому шел тридцать пятый год, он был женат единственным браком. Сегодня, одиннадцатого мая одна тысяча девятьсот девяносто шестого года, у его супруги Стеллы был очередной, уже тридцать четвертый по сче- ту, день рождения. И это был хоть и не юбилей, но все же заслуживающее внимания и уважения событие. Дата, так сказать! На часах было начало одиннадцатого, был чудесный субботний день. Герман уже второй час сидел на кухне и предавался грустным размышлениям, отхле- бывая накрепко заваренный им же самим чаек. Сегодня у него было как раз плохое, никакое настроение. Скверное и ужасное настроение, и все оттого, что он накануне про- садил восемь тысяч долларов в казино «Метелица». Кро- ме всего прочего, у Градского дико болела голова. Герман вчера, уже глубоко за полночь, после того как остался без лове, нажрался, как последняя скотина, водки и вообще не помнил, как оказался после этого дома. Как проиграл последнюю крутку на рулетке, он помнил, а вот то, как попал после этого домой, уже нет, увы, и не помнил. Он не помнил, ни в каком часу зашел в квартиру, ни то, как раз- делся, ни то, как лег в кровать, ни то, как заснул. Герман знал, во сколько он проснулся, знал, как у него болит голо- ва, и знал, сколько вчера проиграл. Помнил он, конечно, и о дне рождения своей жены, будь оно не ладно. Сегодня поутру у Германа Градского не только болела голова, но и, что называется, свербило в одном месте. Ему никак не давал покоя его вчерашний безрассудный проигрыш, и он только что и думал о том, под каким бы благовидным предлогом свалить поскорее из дому. Ему позарез надо было оказаться в казино для того, чтобы там же и оты- граться. Но, как назло, сегодня была не только суббота, но и день рождения жены, а посему и шансов вырваться из

дома у Германа не было никаких! Герман это прекрасно понимал, он сидел за столом и без конца сожалел о том, что опрометчиво подошел в первом часу ночи к прокля- той рулетке, где и сорвался с тормозов после двух кряду неудачных круток. Когда Градский только подходил к рулеточному колесу, то был в настроении и в куражах. У него был хоть и небольшой, всего-то в тысячу долларов, но все же плюс. Когда же он отходил от него, то был уже в полной засаде, а именно в минусе на восемь тысяч дол- ларов. Для того чтобы остаться без денег, Герману Град- скому в этот раз хватило двадцати пяти минут. Герман в очередной раз отхлебнул чайку и увидел, как на кухню зашла жена, зашла именинница, зашла Стелла. Жили они вместе со Стеллой уже двенадцатый год и растили четве- рых деток, которые вчера так и не дождались своего папы с работы и все еще спали в своих кроватках. Жили же друг с другом супруги Градские, как им самим казалось, в любви и взаимопонимании. Это была странная любовь и странное взаимопонимание. Каждый из двоих по боль- шей части понимал только себя и любил только себя. Относясь при этом ко второй своей половинке как к чему- то естественному, нужному и само собой разумеющемуся, раз и на всегда данному, привычному, неотъемлемому, а стало быть, и родному. При этом у Германа на первом месте безусловно стояла работа, а у Стеллы, конечно же, семья…

– Ты на свою рожу-то с утра в зеркало смотрел?.. – с едва заметной насмешкой в голосе и укоризной в словах, стоя спиной к мужу подле раковины, произнесла Стелла.

– Нет, не успел. Вот сейчас чай допью и тогда обяза- тельно посмотрю… – съязвил в ответ жене Герман, после чего в очередной раз прихлебнуло чайку… Ему было не впервой оказываться в таком вот не совсем удобном поло- жении перед супругой.

– Что опять сделку обмывал? Или же в казино нажрал- ся?.. – Стелла задала этот вопрос по привычке, она уже давно свыклась с тем обстоятельством, что ее любимый человек нажирается, как последняя свинья, не реже чем один-два раза в неделю.

– Сделку, конечно, с ребятами обмывали.

– До трех ночи, что ли, обмывали?

– А разве я вчера в три ночи домой пришел?.. – искрен-

не удивился Герман.

– Уже и не помнишь, во сколько домой заявился?

– Слабовато, но все же помню. В три, наверное? Да?.. –

В ожидании ответа и в подтверждение своих слов Герман

посмотрел с сомнением в сторону стоящей к нему спиной

жены.

– Ну а какой сегодня день, ты не забыл?.. – спросила

его, все так же стоя к нему спиной, Стелла.

– Конечно, не забыл, дорогая. Сегодня день твоего

рождения.

– Спасибо и на этом. Хорошо, что хоть про это пом-

нишь. Надеюсь, что хотя бы сегодня у тебя нет никаких

важных дел в офисе?

– Да как тебе сказать, Стелла… – начал было Герман

и тут же смолк. Он увидел, как Стелла отставила в сто-

рону посуду, которую, скорее всего, для вида намывала в

раковине, и решительно развернулась лицом к нему. Гер-

ман посмотрел в глаза супруги, которые много о чем ему

в этот момент говорили, и помедлил с ответом. В глазах

супруги сквозила неприкрытая обида. В них не было гне-

ва, но были безысходность и печаль. Увидев перед собой

печальные глаза супруги, проштрафившийся накануне

Градский решил лишний раз не нервировать и не рас-

страивать ее в ее же день рождения, а посему и закончил

начатую им фразу вот таким вот образом: – Нет. Сегодня

нет никаких дел в офисе…

Герман о чем-то задумался и сделал еще пару глот-

ков крепкого чаю. Он понемногу приходил в себя после