Жизнь солдата

Тогда я еще не понимал, какая у нас была мужественная мама. Сколько она выдержала превратностей судьбы, но никогда не теряла бодрости духа. Сами подумайте: нищенское детство, раннее сиротство, работа с восьмилетнего возраста. А из десяти лет замужества она фактически жила с мужем три года, а остальное время – в разлуке, одна с маленькими детьми. А затем, когда казалось, что все страшное осталось позади, что пришла мирная жизнь, и все будет хорошо, коварная судьба наносит ей самый страшный удар – смерть любимого мужа.

И против всего этого мама сумела устоять и не потерять веру в жизнь, веру в людей. А это под силу только умной женщине. Поэтому я с полной уверенностью могу сказать, что мама у меня была необыкновенная. У разных людей по-разному складывается жизнь. Мало у кого жизнь проходит без сучка и задоринки. Но страшно несправедливо, когда на одного человека валятся несчастья, как из рога изобилия, которых хватило бы на сто человек.

Вот такая трудная жизнь выпала и моей маме. Будущее еще подтвердит мои рассуждения. Но об этом я расскажу вам в следующих главах моих воспоминаний.

Глава третья

Дом

Наш дом ничем не отличался от других домов на нашей улице. Разве только тем, что он был длиннее других домов и имел, как все говорили, несчастливый номер. По улице Либкнехта – тринадцать, а по Первомайскому переулку – один. Рядом с нашим домом, как я уже рассказывал, был удобный спуск с днепровской горы к нашему поильцу и кормильцу Днепру. Наш дом – и не произведение древнего зодчества, которое нужно сохранить для потомства. Но тем не менее, как творение человеческих рук и как полезная вещь для человека, дом постепенно приобретает вместе с его хозяевами определенную историю своего существования. В отличие от других домов нашей улицы, этот дом иногда посещали председатели горисполкома города Рогачева. Но об этом поговорим после.

Особенный интерес к нашему дому вызывает у меня то обстоятельство, что здесь до революции была пекарня, в которой начала свою трудовую жизнь восьмилетняя девочка – моя будущая мама. Разве вы сможете припомнить такое стечение обстоятельств? Здесь мама научилась мастерству пекаря и достигла в этом деле довольно высокого совершенства. А после Октябрьской революции, когда дела пекарни расстроились, и пекарня закрылась, мама купила половину этого помещения, чтобы жить здесь всей семьей. Маме тогда пришлось продать всю свою обстановку: мебель, вещи, картины и даже папины музыкальные инструменты: мандолину и две скрипки. О проданных скрипках я впоследствии вспоминал с сожалением.

Вот как мама рассказывала о покупке этой половины дома. "Денег у меня Ривкины брать не хотели. Деньги были тогда неустойчивые и обесцененные. В стране после двух продолжительных войн, первой империалистической и гражданской, был голод. Главным богатством тогда был хлеб. Вот хозяева дома и предложили мне наполнить зерном вот эту маленькую спальню, – мама указывает на спальню с окном во двор, с видом на днепровский простор. – Ох, сколько я тогда набегалась в поисках этого зерна, с каким трудом я его находила и покупала, даже пересказать трудно. Вожу и ссыпаю, а уровень зерна в спальне как будто и не увеличивается. Сколько я намучилась тогда и вспомнить страшно. У меня уже и продавать нечего было, а спальня только наполовину наполнилась зерном. Тут хозяева и сжалились надо мной, сказали «хватит». У меня как гора с плеч свалилась. Все-таки свои люди, старые знакомые. И хоть вошла я сюда с одной кроватью, столом и скамейкой, но я была очень рада, что, наконец, обрела свои собственные стены, свой собственный угол. Сколько я мытарилась по чужим углам? Заиметь собственный дом было мечтой и твоего отца, а получил он его на том свете". При этих словах мама замолкает и долго глядит раскрытыми глазами куда-то вдаль. Она, наверно, вспоминает моего отца и тот самый разговор, в котором отец говорил о необходимости собственного дома. Не век же жить под чужими крышами. Мама приходит в себя и договаривает с тяжелым вздохом: "А всем необходимым мы обзавелись постепенно". Вот и вся история покупки нашей половины дома. И так получилось, что мама провела здесь и детство, и юность, и всю остальную жизнь. Разве это не удивительно?

Наш дом находился в одной из трех седловин города, тем не менее, он стоял на довольно бойком месте. С одной стороны мимо нашего двора шел спуск к реке, по которому шло движение людей и днем и ночью. Люди ходили здесь за водой, на рыбалку, покататься на лодке, на пляж и, наконец, на нашу знаменитую дамбу. С другой стороны, мимо дома протекал после дождя бурный ручей, который стекал со всех прилегающих улиц. Во время сильных и длительных дождей он превращался в настоящую бурную речку, занимая всю ширину улицы от дома до дома.

Вот этот-то ручей и доставлял нам, а также горисполкому Рогачева, постоянные хлопоты. Дело в том, что этот ручей постепенно промыл на нашем дворе глубокий овраг и грозил снести в Днепр и наш дом. Естественно, и Ривкины, и мама обращались в горисполком за помощью. К нам во двор приходили все председатели местного Совета. Дело было не только в нашем доме, угол которого уже повис над оврагом. Этот овраг, увеличиваясь, мог перерезать улицу и постепенно дойти до главного шоссе – дороги государственного значения.

Председатели горисполкома приходили не по одному, а с целой группой. И каждый раз предлагали свои планы пропуска ручья и засыпки оврага. Один раз овраг засыпали песком и от двора до самой пяты горы вымостили камнем ложе для ручья. Все было красиво и хорошо. Но все это продержалось до первого сильного дождя. Все вымощенные камни вместе с насыпью снесло в Днепр, как какую-нибудь песчинку. А овраг стал еще шире и глубже. Уже не только угол дома висел над ним, но и видна стала вся кирпичная стенка нашего погреба. Нам, детям всей улицы, и мне особенно, эта канитель с оврагом доставляла величайшее удовольствие, а взрослые переживали и опять бегали за помощью в исполком. И опять засыпали овраг песком и опять мостили каменный желоб до берега Днепра. И опять это все держалось до осенних дождей.

И чего только ни делали, чтобы спасти наш дом и засыпать овраг. По указанию горисполкома каждый год свозили весь мусор города в наш овраг. За зиму он заполнялся до края, и мы получали возможность ходить в сарай не вокруг дома через улицу, а ближайшим путем – по двору. Но приходила весна и обильная дождевая вода смывала этот мусор, и опять зияла яма на всю глубину, и опять угол дома повисал в воздухе. Почти каждый год к нам приходили смотреть наш овраг во дворе все новые и новые начальники города. Предлагали поставить заградительный забор у выхода из оврага, посадить деревья и кустарники, заполнить овраг одними камнями и многое другое. Но ничего этого не делали. Только одна работа продолжалась: круглый год возили к нам мусор. Наш овраг превратился в мусорную свалку города. За зиму и лето он заполнялся мусором, а весной и осенью весь мусор вымывало в Днепр, как будто его и не было. Овраг становился все шире и шире. Он занял треть нашего двора и дошел до сарая. Сарай пришлось убрать. Его разобрали и из этого же материала построили два небольших сарая, прилепив их к задним, глухим стенам дома.

Однажды к нам пришел в окружении своих помощников очередной новый председатель горсовета. Он был очень маленький, точь-в-точь как лилипут. Я его однажды видел у дома дяди Исаака и, конечно же, не мог и подумать, что этот маленький человек – хозяин нашего города. Лилипутов я уже видел. Они приезжали в наш город и выступали в нашем кинотеатре. Денег на билет у меня не было, но я бегал вечером к кинотеатру и смотрел на них, когда они приходили туда на представление.

Вот примерно такой же или чуть-чуть больше был наш новый председатель. Он был одет как все начальники в то время: блестящие сапоги, брюки полугалифе, Китель военного покроя с четырьмя накладными карманами, фуражка с высокой тульей. Но вся эта одежда была миниатюрная, совсем маленького размера. Весть о его появлении моментально обошла все дома нашей улицы. Теперь не только дети, но и все взрослые сбежались на наш двор. Всем вновь приходящим старались тут же сообщить: "Сам Шулькин приехал! Сам Шулькин приехал!" Почему он у всех соседей вызывал такой интерес, я тогда еще не знал. Меня только удивляло, что на такого крохотного человечка с маленьким морщинистым лицом все смотрели с таким большим уважением. А он был меньше меня!