Страница 7 из 8
Нащупал пульт, направил в экран. Привыкший к тычкам телевизор беспрекословно отобразил картинку. Рыжий очкарик из администрации рассказывал про подготовку ко дню города. Переключил с местного канала на федеральный. Житейское ток-шоу про любовь: слёзы, драка, запиканные маты, довольный ведущий прощается, зачем-то желает приятного вечера. Не самая лучшая преамбула для Новостей.
Красный джем соскользнул на белый тост. Клубничная лента вгрызалась в поверхность. Билась о сухие поры. Чтобы забиться вглубь. И отравить насквозь. Заполнить собой всё. Ведущая сосредоточенно пересказывала беседу власть имущих мира сего. Тот предложил. Этот принял. Тому слова не дали. А та принципиально молчала. Но круче всех был наш: он вообще не приехал. Я надкусил тост, думая, что дело вряд ли в цене на авиабилеты. Уж на это бы деньги нашлись. Ежели что, так мы всей страной обязательно бы скинулись. Инвалиды и старики принесли бы деньги лично. Лишь бы наш поехал. И всем там показал. Что есть у нас деньги на ваши вшивые самолёты. Потому что мы великая страна. Но он не полетел. Это хорошо или хорошо для них?
Задержали взяточника по наводке взяткодателя…. Вот и доверяй после этого людям. Цены на продукты растут…. Да ну прям как дети, которые чужие. Разбился самолёт…. А наш ведь как предчувствовал! Во истину, плох тот правитель, кто не знает, на что способен его народ. Наш знает, поэтому не ездит в метро.
Тут закрыли казино. Там открыли фонтан. Здесь премьера шедевра отечественного кинематографа. Слишком много подряд взаимоисключающих слов. Ну и о погоде. У тех дожди. У этих солнечно. В столице облачно. А про Ретретинск узнай сам. Реклама.
Я встал. Швырнул тост в мусорное ведро. Он шмякнулся на ребро. Из груди медленно потекло красное желе. Взял персик. Ни слова про убийство на озере. Ни намёка на то, что в некоем городке нашли мёртвую девочку. Сжал руку. Ладонь засаднила. На запястье прыснул нектар. Её должны опознать. Надо найти мальчишку-свидетеля. Я так много думал о нём. Я как будто его вижу. Словно там, на тропинке, он оставил своё фото. В полный рост. Полный ужаса. Выбросил выжатый фрукт к тосту. Им придётся подружиться. Как и мне с моими мыслями. Принять друг друга. Как потребность спать принимает бессонницу.
ПЯТЬ
– Почему ты не дал новостям ход? – это Теплову вместо «здрасьте». – Намеренно скрываешь преступление? – «доброе утречко, товарищ подполковник, хорошо ли спалось?». – Боишься, что это ударит по твоей репутации? – «приятного аппетита, дорогой Бык Дмитриевич».
Начальник с шумом проглотил кофе. Буквально протолкнул его внутрь. Вперил в меня взгляд из серии «от ненависти до убийства один шаг». Из-за шкафа осторожно выглянула вытянутая голова. Длинная рука закрыла дверцу.
– Эти…. Эти дела просили?– промямлил Эркюль Петрович, косясь в мою сторону.
– Эти, – пугающе спокойно сообщил Теплов. – Молодец. Свободен.
Если бы не дурацкие поверья мамаши Сныть, между последними словами обязательно прозвучало бы имя капитана. Непременно в ласкательной форме. Но и без того в кабинете стало жутко. Бык одного хвалит, второй жди беды. Вот верная примета. Реально работает.
Вечный зам шмыгнул за дверь, оставив на прощание крепкий аромат мускуса. Почему-то некрасивые любят злоупотреблять парфюмом. Видимо, их естественные запахи близки к внешности. Потому не стоит досадовать на уродцев. Они стараются во имя других. Это их крест – быть удобными.
Я подошёл к окну. Распахнул створку. Ударило табаком – внизу отдыхали, не успев устать, рядовые правоохранители, и осенью – так всегда пахнет перед дождём. А я зонт не взял. Потому что чёртова ведущая не сказала о погоде.
– Как Валентина? – я сел напротив подполковника, закинул ногу на ногу и взял газету.
Перерождать ранний монолог в диалог не имело смысла. Я знал все ответы. Знал сразу. Просто не сдержался. Не люблю, когда не по-моему. Предпочитаю доносить до людей свою нелюбовь.
– Суставы не крутило? – я перевернул страницу местной прессы.
Бык, не моргая, смотрел на меня. Наверное, мог испепелить газету. Но наше СМИ и не такие взгляды выдерживало. Чего стоит вот эта заметка о городском благосостоянии, что настолько выросло, ажно в Европе не видать. Как не запрокидывай головы, а в ихнем союзе действительно призрак нашего не найти. Есть хоть один памятник Ленину? Хотя бы бюст? Нет? Вот вы лохи!
– Думаешь, будет дождь? – проскрипел он сквозь зубы.
– Да похоже на то.
– Крутило, – подполковник тяжко вздохнул. – Всю ночь крутило. До утра глаз не могли сомкнуть.
– Какое совпадение. Я тоже.
– Миша, – примирительно начал Бык.
Перевернул страницу. Целая полоса отведена даме-врачу, что настоятельно рекомендует не употреблять в пищу иностранное мясо. Видите ли, заграничных кур содержат в плохих условиях, кормят всяким мусором. Варвары, одним словом. Забавно. Дикий народ. Вот у нас каждая несушка собственные апартаменты имеет. Ест исключительно чёрную икру и витамины. Много витаминов. Приложи наш омлет к больному месту, и о недуге забудешь навсегда. Как и о втором смысле «здоровый» в отношении своей личности.
Оправдания Быка проигрывали статье вчистую. В состязании двух бюджетников победу одержали мигалки с красным крестом. И чёрным, подаренным всей системе правительством. Я подождал какое-то время ради условного приличия. Поднялся. Теплов сидел, облокотившись на стол. Руки сжаты в кулаки до белых костяшек. Я приветливо кивнул и вышел. Надо найти мальчишку. Остальное неинтересно.
Бедный городок, в котором все уже всё знают, но каково ему будет после выпуска федеральных новостей? Мне неинтересно.
Весь отдел занимается поиском родни погибшей. Для каждого сотрудника раскрыть это преступление – дело чести. Да-да, я видел своими глазами, как их переживания падают вонючими окурками в заменяющее урну ведро – символ их доблести. Кривая жестянка – апофеоз морали.
В поиски вовлечены все силы. Подключились коллеги из соседних пунктов. Значит, не верит Бык, что девочка местная. И правильно делает. Единственное, что делает правильно. Пусть занимаются жертвой, а я сосредоточусь на свидетеле.
Спустился вниз. Подошёл к машине. Навстречу выскочил Карапетяныч:
– Михаил Алексеевич, а я вас жду!
– Порадуй.
– Не могу, – воришка жалобно развёл руками. – С вашими приметами никого. Никогошеньки. А я хорошо искал. Честно. Скажете, продукты вернуть?
– А они остались?
– Я немного оставил. Не всё съел. Скажете принести?
– Скажу садись, поехали, обновим твой холодильник. У тебя же есть холодильник?
– Есть, – изумлённый Карапетяныч плюхнулся на пассажирское. – Наш, советский. Комендант общежития подарил.
– Какой добрый человек.
– И плату с меня не берёт.
– Ну за то помещение, что он тебе выделил, плату брать грешно. А он, насколько помню, верующий.
– Да, – с чувством подтвердил попутчик, жадно взирая на мелькающий за окном город. – В церковь ходит. И мне ходить говорит. Я, Михаил Алексеевич, Ретретинск вдоль и поперёк исшагал. Всё знаю, каждую улочку, каждый закоулок, всякий тупичок. А, когда в машине едешь, всё по-другому кажется, будто я впервые здесь. Красиво так. И чуднó. Что думаете?
– Думаю, что холодильник и бесплатную коморку комендант тебе выделил за твоё молчание о его неправомерных деяниях.
– Ой, а откуда вы знаете? – добродушно удивился Карапетяныч. – Посадите его? И меня выгоните?
– Что же ты, Авик, вокруг только плохое видишь?
– Не плохое, Михаил Алексеевич, а привычное. И не вокруг, а в людях.
Остановились около супермаркета. Распознав сквозь катаракту неприятно знакомое авто, старухи-торговки бросились сворачиваться.
– Как ежевичка, Мишенька, понравилась? – подобострастно начала бабулька.
– Не пробовал. Любишь ежевику? – спросил я у жавшегося за спиной воришки.
– Люблю, – честно кивнул тот.
– Откуда ему любить? – осмелела старуха в зелёной косынке. – Где бы он её пробовал? В тюрьме, что ли, на обед давали?