Страница 4 из 8
Пока выбоины заигрывали с шинами, я воображал себя в душе. Нет, это не пот со лба, это вода из лейки. После надо будет покататься по городу, вдруг, повезёт? Мне часто везёт. И я увижу небольшой рост и разбитые коленки. Он наверняка должен был разбить коленки. Возможно, даже и подбородок. Это было бы очень кстати.
Мелькнула табличка, возвещающая о въезде в город. Предвкушение горячего кофе и холодного душа набросили скорости. Тост и джем. Люблю сладкое. Да, я умею любить. Например, я люблю свою работу. Свою квартиру. Люблю жёсткие джинсы и мягкие кроссовки. Ещё очень люблю свой город. Маленький и несовременный. Напуганный гибелью неизвестной девочки. Это ему за дальность от столицы. Чем проще населённый пункт, тем мельче преступления. Воровство, и то из ряда вон деяние. А тут целое убийство. Кража жизни. Со взломом половой неприкосновенности.
ДВА
Этот город невозможно стыдился, когда его называли таковым. Какой он вам город?! Городок, городишко, на крайний случай, хотя это единственно промеж своих допускается. Возможно, населённый пункт, лучше вообще без приставок. К чему эти уточнения? Никто же не говорит: человек Имя Отчествович Фамильев. А, если кто и скажет, то выйдет бесспорным дураком. Какие-то ненужные костыли получаются. А городок, в конце концов, не Хабаровск, не Ярославль и, прости Господи, не Москва там какая-нибудь. Под тяжестью значимости не загибается, спину держит ровно, от прироста населения не проседает. На денежных знаках не просто отсутствует, а даже и не планируется. Вот, ежели бы государство задумало посильнее унизить злостных неплательщиков, ну этих коварных бедняков, монетный двор приноровился бы выпускать банкноты с отрицательным номиналом, к примеру, минус пятьдесят рублей, либо минус тысяча, в таком случае родился бы шанс украсить ценные прямоугольнички. Но для начала неплохо было бы о существовании городка сообщить метеорологам с телевидения. Должна же здешняя привычка смотреть прогноз погоды обрасти смыслом. И лёгкостью: тебе ежедневно прямым, нет, наипрямейшим образом заявляют о температурных числах. А это значит, что не нужно через ближайшие из дальних пунктов высчитывать, что сегодня одеть. Нет, надевают там, где после девушки с указкой или тощей конечностью вместо оной не надобно думать. Тут же одежду одевают и по телефону звОнят. Не из-за не грамотности, нет-нет-нет, элементарная логика и особо почитаемая простота: звон – звОнят, цепь – цЕпочка, если Карапетяныча снова поймали на краже, то посадили его, но всё, что он успел спереть и спрятать – егойное. Логично? Логично! Элементарно? Элементарнее некуда. Просто? Да проще, чем, несмотря на благие намерения и старательный прицел, выкинуть фантик мимо урны.
Если бы у моего городка брали интервью, скажем, по поводу справедливого внесения его в реестр достойных, чья температура предстаёт на суд целой страны, то на вопрос «Как к вам обращаться?», непременно последовал бы ответ «По имени. Только по имени». Без прелюдий в виде званий, прошловековых достижений и прочих комплементарных пристроек. Просто Ретретинск. К вашим услугам. Разумеется, если услуги ваши не противоречат благосостоянию городка, за коим охотников и среди местных хватает.
Нелюбовь к слову «город» уходит глубоко в место зарождения чувств. Точно электропровод белого цвета, который был совершено случайно обнаружен в собственной квартире, и теперь невозможно успокоиться, пока его источник считается неизвестным. Эта загадка, как и любая другая, оставшаяся без решения, обрела статус аксиомы, лишь бы к ней не возвращаться. В конце концов, у каждого ретретинчанина достаточно своих занятий, чтобы забивать голову пригульными материями.
Остановился у супермаркета. Возле него торгуют пенсионерки. За их фруктами посылают из самого продуктового отдела. Наш ответ капитализму.
– Вот эти персики. Килограмма два.
– Здравствуй, Мишенька, – бабуля подскакивает и начинает воевать с непослушными пакетами. – А посмотри, какие абрикосы! – пока силы не на стороне старости. – Не абрикосы, мёд! Вредный целлофан. А груши не возьмёшь? Сладкие, хоть с чаем ешь.
– Возьму. И малину возьму.
– Экий берун, – ворчливо заметила соседняя торговка, поправляя зелёную косынку. – Лучше бы Карапетяныча взял. А то, как мимо не пройдёт, так, почитай, минус овощ, –старуха подняла соскочивший картофель и водрузила его наверх. – А он между прочим цельный день тут шастает.
– Кто, я?! – тело возмущенного Карапетяныча отслоилось от стены супермаркета.
– Правда, Мишенька, ты бы это, принял меры, а то не сбыт, а сплошное разорение. Я тебе ежевички в подарок положила. Приходи ещё.
– Хорошо, что пока есть, что в подарки класть, – загундосила зелёная косынка, перебирая репу.
– Ты же милиция, – подхватили остальные бабульки. – Обязан бороться с преступностью!
– Держи вора, – заголосила старуха. – Вон, рожа какая довольная. Поди, опять чего-нибудь спёр.
– Кто, я? – едва не заплакал Карапетяныч.
– Да, как милиция я обязан. Бороться. Предъявите разрешение на торговлю.
– Зачем? – испугались бабки.
– Чтобы я мог принять меры. Я же милиция. А тут факт кражи на лицо.
– Какой такой кражи? – недобро прищурилась зелёная косынка.
– Государственного масштаба. Ваша предпринимательская деятельность юридически оформлена? Предположу, что нет. Стало быть, и налоги не платите. То есть вы вор.
– Кто, я? – икнула старуха.
– Вы. Собирайтесь. Карапетяныч, ты тоже.
– Кто, я?
– Ты. Свидетелем будешь.
– А точно свидетелем? Свидетелем я могу, – не без гордости сообщил виновник дискуссии.
– Если в карманах у тебя ничего чужого не найду, тогда свидетелем.
– Да это я купил. В маркете! – воришка обернулся на магазин.
– Чек покажи.
– Не взял.
– Значит, он у кассира остался. Пойдём, спросим.
– А если она выкинула?
– Тогда пусть опознает тебя как недавнего покупателя.
– Вот, – Карапетяныч протянул мне украденные продукты. – Два огурца и редис, больше ничего не брал. Честное слово!
– Твои? – спросил я у старухи.
– Не мои! Я ничего не продаю! Просто так здесь села. Гуляю. Воздухом дышу.
– Ага, и пол-огорода своего припёрла, – засмеялись бабки. – Знамо, тоже воздухом подышать. Оно ж в городке воздух-то чистый. Не то, что у нас, в селе.
– Ничего не знаю. Ничего не продаю! – отчеканила зелёная косынка, гордо сложив руки на груди.
– Значит, он не у тебя украл?
– Не у меня.
– Так, может, это он нашёл?
– Может, и нашёл.
– Карапетяныч, забирай.
– Кто, я?
– Ты. Иди в магазин и жди меня. Без вопросов.
Воришка, понурив голову, сгрёб овощи обратно в карман и проследовал в торговую точку. Я отнёс покупки в машину, кинул старухе-партизанке полтинник и прошёл в супермаркет.
– Выбирай, – наказал я. – Встретимся у кассы.
– А что выбирать? – опешил Карапетяныч.
– Что хочешь. Кроме алкоголя. Алкоголь не куплю.
– А остальное купишь? – от удивления он едва не рухнул на пол.
– Остальное куплю. Это будет плата за твой труд.
– Какой такой труд? Бабку ту посадить хочешь?
– Узнаешь потом.
Я двинулся налево, прикидывая, что мне нужно и нужно ли что-то вообще. Карапетяныч, пошатываясь, ушёл вправо. Набрав всяких мелочей, я подошёл к кассе, где уже как штык меня поджидал воришка. Он улыбался во весь рот, радуясь, что, наверное, впервые в его руках не кража, а покупка.
Мужик он неплохой. Просто неумный. Вырос в детдоме. Семью, если таковая вообще была, не помнит. Младенцем его подбросили в больницу, прикрепив к ножке записку с именем и фамилией. Авик Карапетян. Стукнуло по макушке совершеннолетие, выпустился из приюта, украл. По мелочи. Безобидно. Его, конечно, поймали. Осудили. Дали немного, но отсидел от звонка до звонка. Никто его не навещал, как и в детстве.
Вышел. Не один, с клеймом вора. Последствия жизни в городке – все всё слишком быстро узнают и слишком долго помнят. На работу его не брали. Пришлось сделать кражи систематическими. Отметиться успел практически везде. Мелкая личность приобрела широкую известность. Но он славы своей стыдился. До последнего отнекивался. Мог заплакать. От частых переживаний чёрные волосы рано потеряли цвет. Щетина напротив сохранила насыщенность. Вот и ходил, бродил неприкаянный седой с чёрной бородой. Ну не Авиком же его звать? Имя какое-то мальчишеское. Вот за неимением отчества его функцию на себя приняла фамилия.