Похоже на любовь

– Некоторые просвещенные умы, впрочем, принадлежавшие часто самим писателям, что позволяет подозревать определенную подтасовку результата, считали, что предметом художественной литературы является человек с точки зрения нравственности. А поскольку нравственность – понятие относительное, то эти люди истратили бумаги намного больше, чем их коллеги – врачи и естествоиспытатели. Последних я с большим для них уважением хотел бы назвать естествопытателями.

Володя Усачев, очень уверенный в себе молодой человек в модных очках, из-под которых холодно и прямо смотрели на Марию Дмитриевну глаза юного банкира, произнес эти три предложения и захлопнул тетрадь перед собой, как будто считал вопрос закрытым.

Несколько дней спустя Мария Дмитриевна все еще вспоминала этот урок и проклинала себя за то, что попалась на такую нехитрую наживку: «нравственность понятие относительное». Но именно эти слова неповоротливого во всех случаях, когда дело не касалось шахмат, математики или финансов Усачева, мгновенно заставили вспыхнуть Марию Дмитриевну и вступить в дискуссию, если, конечно, произошедшее можно назвать дискуссией.

Большинство учеников в это время смотрели в сторону говорившего Усачева. Чтобы привлечь их внимание, Мария Дмитриевна спросила его, в чем именно заключается относительность нравственности, ожидая услышать в ответ набор цитат из Альберта Камю.

– Только в позиции тех, кто о ней говорит, – подумав, ответил Усачев. – Сытые и голодные, нормальные и голубые. С точки зрения физиологии голубой – больной человек, животное, не пригодное к размножению. А с точки зрения современной бесполой морали – пусть живет и участвует в выборах, по сути, в том же отборе. Голодный опять же лучше работает, а сытый спит крепче, и во сне его легче убить. А мы все переживаем, что в Африке дети голодают. Эта Африка нас и съест, когда проголодается. Нас – я имею в виду Европу.

Ученики одобрительно загудели, и чем дольше молчала Мария Дмитриевна, тем громче становилось это гудение.

– Верно, – сказала Мария Дмитриевна, улыбнувшись. И улыбнулась еще раз, увидев, что Усачев удивленно нахмурился, а сидящий через несколько голов за ним Артем Шутов наконец-то поднял голову и посмотрел в затылок Усачеву своими серо-зелеными, наглыми глазами. «С такими глазами можно только родиться. Это как врожденный порок сердца» – подумала Мария Дмитриевна про Артема, про Наденьку и всех других девушек, которых молва связывала с его именем.

– Верно, – повторила она и добавила, – это верно, как и то, что существуют пороки, безусловно осуждаемые всеми, во все времена.

– Если вы имеете в виду воровство, проституцию, убийства, ложь и прочее, то и с этим можно поспорить.

– Нет! – ответила Мария Дмитриевна Усачеву, но не глядя на Усачева. – Я говорю о тех случаях, когда подобные отвергают себе подобных.

Усачев задумался и рассудительно произнес, что не много примеров этому можно найти в школьном курсе литературы.

– Об этом поговорим чуть позже. А сейчас давайте вспомним самые яркие примеры участия одних людей в судьбах других, – обратилась Мария Дмитриевна ко всем ученикам.

– Соня Мармеладова, – сказал кто-то.

– Катюша Маслова, – донеслось из угла.

– Дед Мазай и зайцы, – крикнул Усачев и завертел головой, чтобы удостовериться в улыбках одноклассников.

– Ну, ты еще про дядю Степу скажи, – сердито прошептала в его сторону Настя.

Мария Дмитриевна с трудом подавила в себе желание заткнуть уши руками, чтобы не слышать этих уродливых слов.

Она подняла руку и так властно, как только могла, произнесла:

– Не надо кощунствовать!

У нее получилось. Шум стих, но…

– Роман Раскольников убил старуху, которая дала ему деньги, – громко и внятно произнес Артем.

Свои руки он держал под столом, и выражение лица у него было задумчивым и надменным, как будто он примерял себя на место Раскольникова, а под столом у него был спрятан топор.

– Ну, уж и участие! – повернулась и к нему Настя.

– А почему нет? – воскликнул Усачев, – он просто ускорил естественный ход вещей.

Мария Дмитриевна отошла к доске и написала крупными буквами «Милосердие».

– Разве можно так легко говорить о жизни и смерти, – спросила она, прислушиваясь к холодку в своем сердце. От улыбок этих детей веяло могильным ужасом.

– Сначала трудно, потом легко, – Усачев виновато пожал плечами.

– Что означает это слово? – Мария Дмитриевна слегка прижалась к доске плечом, загадочно закусив нижнюю губку. Она почему-то решила, что сейчас самое время было немного позаигрывать с учениками.

– Делать то, что мило сердцу, – сказал Усачев.

– Да! – радостно воскликнула Мария Дмитриевна.

– И не делать того, что не мило, – пробубнил из-за спины Усачева Игорь Бухарцев, уже пытавшийся в свои семнадцать лет играть на бирже через интернет. В этот момент он набирал сообщение кому-то на своем сотовом телефоне, для чего низко наклонился над столом. С Усачевым его связывала не дружба, а конкуренция – они оба пытались казаться умными и богатыми. В отличие от Артема, который считался просто «крутым» парнем.

– Пожалуй, но не всегда, – ответила Мария Дмитриевна.

– Я вчера видел уличную сцену, – Бухарцев наконец-то отправил сообщение и выпрямился, – Лежит у стены пьяный, лежит неудобно, подвернув голову. Рядом старушка продает сигареты. Она смотрела на пьяного, смотрела, жалела, наверное, даже поправила картонку какую-то у него под головой. А потом пришел милиционер, пнул пьяного ногой, разбудил и увел в отделение.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.