Страница 1 из 51
«Каждый раз наедине с тобой»
Амабиле Джусти
Книга вне серий
Над книгой трудились:
Переводчик: Надежда Смирнова;
Редактор: Анна Бродова ;
Вычитка: Наталья Ильянова, Надежда Смирнова;
Перевод стихотворения: Дмитрий П.;
Обложка и оформление: Настена
Перевод выполнен специально для гр. https://vk.com/beautiful_translation
Внимание!
Текст предназначен только для ознакомительного чтения. Любая публикация данного материала без ссылки на группу и указания переводчиков и редакторов строго запрещена. Любое коммерческое и иное использование материала, кроме предварительного чтения, запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды.
АННОТАЦИЯ
Когда приходит любовь, то она похожа на питающий землю дождь, даже самое опустошённое сердце снова начинает биться.
Харрисон Дюк, в прошлом успешный писатель, обладает диким шармом и ужасным характером. Бурный развод с голливудской дивой, провал его последнего романа и опасная привязанность к бутылке — побудили его укрыться в хижине, затерянной в горах Вайоминга.
Измученный печальным секретом, Харрисон живет в одиночестве, в поиске новой реальности. Он много работает физически и избегает любого контакта с людьми, особенно женщинами. Возвращение к писательской деятельности — даже не обсуждается. Но однажды его бывший агент предлагает дать интервью Лео Такер, молодому талантливому журналисту, и Харрисон неохотно соглашается. О чём начинает сожалеть, как только понимает, что Лео — уменьшительное от Леоноры.
То, что должно было стать короткой встречей, неожиданно затягивается, из-за последствий катастрофы оба вынуждены в течение долгих дней делить изолированную от мира спартанскую хижину.
Когда тебя наполняет ненависть терпеть друг друга нелегко. Но что может случиться, если выясниться — вынужденное соседство более приятно, чем ожидалось?
Я не люблю тебя приторно, будто розы топазовый цвет,
Или как искры от пламени алых стрел у гвоздик.
Я люблю тебя, словно ты мой страшный секрет,
Что в потемках души моей спрятан, он дик.
Я люблю тебя, как папоротника тайный цвет,
Которого и вовсе нет, но все же люди ищут.
Любя тебя, впустил в свой мрак твой скрытый свет,
И он в густой туман окутал мои мысли.
Люблю тебя, не зная ни истоков, ни причин,
Откровенно, не скрывая ничего и не гордясь.
Потому что, просто невозможно по-другому,
Только так из двух миров сложу историю про нас.
Где своим сердцем буду греть лишь твои руки,
Перед сном касаться лишь твоих прекрасных глаз.
Па́бло Неру́да
ЧАСТЬ
I
Вайоминг
ГЛАВА 1
— Грёбаная развалюха!
Развалюха, о которой шла речь – полностью покрытый коркой грязи старый пикап «шевроле», мерзопакостный до такой степени, что остановился на пологом склоне в то время, как начался дождь. Не то, чтобы такое случалось в первый раз: когда владеешь автомобилем, на котором ездил Мафусаил во времена своей молодости, ты не можешь не списывать со счетов вероятность того, что он оставит тебя на дороге в самый неподходящий момент (прим. пер: Мафусаил – библейский персонаж, один из праотцов человечества, прославившийся своим долголетием: он прожил 969 лет).
Например, когда в один из неудачных дней в середине марта ты вынужден спуститься в долину, чтобы сделать что-то, чего делать не хочешь и убил бы любого, только бы избежать этой необходимости. Проклятая штуковина могла бы сойти с ума и прежде, чем тронуться в путь, а не на середине спуска, именно в том месте, где дорога без асфальта имитировала сволочные пожирающие зыбучие пески.
Харрисон произнёс грубое ругательство, которое заставило бы содрогнуться и небеса, если бы они могли его услышать посреди шума дождя и сухого кашля мотора. Он ударил один раз по рулю и ещё раз по клаксону и отругал себя за то, что не прислушался к интуиции. Не следовало соглашаться на предложение Херба. Харрисон был слишком хорош, ради всего святого, слишком хорош, чтобы не послать того к дьяволу.
Если бы кто-то увидел его сейчас в этой машине, с воспалёнными как при холере глазами, напряжёнными мышцами, длинными волосами и бородой как у дровосека, которые не видели бритву и ножницы на протяжении четверти века, то подумали, что благодать никогда не посещала его жизнь. Он не походил на мужчину, который рисковал быть признанным кем-то «слишком хорошим». Скорее Харрисон казался носителем безумной резкости, цинизма, взрывной ярости и жгучего желания не видеть других людей до конца своих дней.
Кстати, он уже долгие годы проводил свою жизнь, скрываясь в хижине вдали от цивилизации. Его дом не имел ничего минимально прогрессивного: стационарный телефон едва работал, барахлил так же, как и пикап, не было сотового телефона, подключения к интернету, компьютера и телевизора. Если бы он почувствовал себя плохо в период, когда выпадало много снега и каждая линия связи разрывалась, он вполне мог умереть с благословения одиночества. Так почти и случилось однажды, когда он сильно повредил ногу. Харрисон сам продезинфицировал её и наложил швы, заставляя демонов, богов и предков падать с неба, но никого не попросил о помощи.
На этот раз он поддался эмоциональному шантажу своего бывшего агента, по отношению к которому, несмотря на медленное превращение в странную помесь медведя и ледяной глыбы, ощутил воспоминание, похожее на благодарность. Этот заноза в заднице, Херб, был одним из немногих, кто не захлопнул у него перед носом дверь, когда успех хлестнул его ею по лицу. Даже живя на вершине горы, у чёрта на куличках, где Харрисон окончательно уничтожил ту малую частичку доброты, которой наделила его природа, он не смог сказать «нет» своему единственному оставшемуся другу. Таким образом, они заключили некий договор. Если он согласится дать своё первое после шести лет молчания интервью, Херб перестанет спрашивать его: «Когда ты напишешь новый роман?»
Он не хотел ничего писать. То время было мертво и похоронено, тот мужчина умер и похоронен. Харрисона Дьюка, бывшего талантливого вундеркинда, бывшего молодого дарования литературы, бывшего лауреата Фолкнеровской премии и Национальной книжной премии, больше не существовало. На его месте из обломков метаморфозы, спровоцированной личным землетрясением, появился мужчина, который почти ничем не походил на прежнего. Общей у них была только врожденная тенденция наблюдать за миром с сарказмом.
По правде говоря, молодой Харрисон тоже не был особо милым. Тем более тип, который остался под тлеющими руинами жизни, превратившейся в полное дерьмо, не имел по-настоящему доброй души. Хотя прежде он был, по крайней мере, проницателен и делал то, что ему велели: принимал участие во многих общественных мероприятиях, не пренебрегал телевизионными ток-шоу и был женат на Реджине Уэллс, одной из самых красивых актрис Голливуда. С другой стороны, он сам был обаятельным и бурным тридцатилетним, в один и тот же день способным оказаться на страницах «Пост» благодаря своей последней книге и на страницах бульварной прессы из-за кулачного боя со слишком навязчивым папарацци.