Яркий Миг

Я мягко отстранил зверя и, поднявшись, обернулся к Киннеру.

– Не знаю, слышал ли ты, что сегодня ночью в особняке Стрикосов был пожар.

– Думаешь, он стал тому причиной?

– Возможно.

– Почему ты так решил?

– Не могу сказать. Каких-то прямых оснований нет. Только мои предположения. Но особняк располагается всего в паре кварталов от северного кладбища, если я правильно помню, и именно там я его нашел.

– Но если так – согласился доктор – Если этот зверек принадлежит Стриксам, что же ты намерен делать? Вернуть его?

– Когда я нашел его, там, на дереве, он выглядел таким изможденным, если не сказать умирающим. А когда я до него добрался, он напал на меня. Но посмотри, сейчас он ласковый, в нем нет злобы. Это наводит на мысль, что сбежал от Стриксов он не просто так. С ним чертовски плохо обращались.

– Значит, возвращать не намерен – заключил доктор – Тогда что будем делать?

– Пока не знаю. Нужно подумать. Для начала, я заберу его отсюда.

– Но Клиф, я надеялся его обследовать.

– Понимаю, однако я не хочу подвергать тебя и всю клинику опасности.

– Владыка, о какой опасности ты говоришь?

– Если этот диковинный зверек является каким-то важным экспериментом или находкой Стриксов, мы не знаем на что они пойдут чтобы вернуть его и сохранить все в тайне.

– Ох, Клиф, мы же не в одном из твоих романов находимся, во имя Владыки, это реальная жизнь.

– Да, может я и правда напрасно волнуюсь. Но осторожность не бывает излишней. Если никакой опасности нет, то я вернусь к тебе, обещаю. Вернусь, и ты обследуешь его, напишешь в Университет, все будет по-твоему. Но только после того как я буду уверен, что за ним не придут люди с оружием. Хорошо?

Доктор Киннер тяжело вздохнул, и кивнул, соглашаясь с моими словами весьма неохотно.

– Пойдешь со мной, дружок? – спросил я, обернувшись к зверьку.

– Дружок, так себе имечко Клиф – язвительно сообщил доктор.

– Но я не знаю как его зовут.

– И вряд ли он тебе скажет. А если ты прав, и он является экспериментом Стриксов, то скорее всего его звали, скажем, номер двадцать три, или что-то вроде того.

– Предлагаешь придумать ему имя?

– Ну да. Раз ты собираешься бороться за его права, то тебе стоит его как-то называть. Есть идеи?

– Яркий – сказал я не колеблясь, продолжая смотреть ему в глаза, как будто прочитал это имя на фиолетовой радужке. Может так и было, потому что имя возникло в моей голове так быстро и так отчетливо, словно всегда там находилось и только лишь ждало момента чтобы появиться на свет.

– Яркий? Хм… Это уже лучше.

«Яркий» – я вертел всплывшее в моей голове имя, вспоминая нашу первую встречу с этим зверьком, сегодня утром. Да, имя действительно ему подходило, ведь только благодаря его необычным способностям я его и обнаружил. И ожог, который я получил, остался после ослепительно яркой вспышки. Такой же яркой, как и само появление этого существа в моей жизни, ворвавшегося ярким событием в серую рутину моих унылых будней. Яркий, отличное имя.

– Значит Яркий – уверенно сказал я – Или ты против?

Но зверек не выказал протеста. Он сел на пол и с интересом продолжал разглядывать нас с доктором, иногда озираясь по сторонам, словно ожидая, что мир вокруг него вот-вот преобразится и нужно быть к этому готовым.

– Хорошо.

Я снял пальто и опустился рядом с ним.

– Надеюсь, ты позволишь мне тебя спрятать? – спросил я, демонстрируя пальто зверю – Лучше нам не показываться с тобой на улицах.

Зверь посмотрел на предложенный ему предмет одежды с недоверием. Поднялся на задние лапы, упершись хвостом в пол для большего равновесия, и осторожно потрогал мягкую ткань цепкими пальцами. Затем принялся с дотошностью заправского сыщика активно изучать мое пальто. Нашел в кармане несколько монет и купюр, но не заинтересовался ими. Обнаружил флягу, в которой на дне плескались остатки крепкой травяной настойки, но не уделил внимания и ей. Наконец достал фотографию Тессы, которую я всегда носил во внутреннем кармане пальто. Потертое, потрепанное фото, пересеченное белыми полосками сгибов, он разглядывал дольше всего остального, как будто изучая юную девушку запечатленную на нем, в простеньком платье без рукавов, улыбающуюся, хитро сощурившую глаза. Зверь держал фото в лапках так аккуратно, словно знал, как много оно для меня значит. И так же аккуратно он убрал его на место.

Доктор Киннер, позади меня, вновь испустил вздох изумления. Кажется, что слова восторга у него уже кончались.

Наконец, когда зверь исследовал пальто полностью и убедился в его абсолютной безопасности, он вновь опустился на четыре лапы и посмотрел на меня выжидающе.

Я улыбнулся и аккуратно накинул на него пальто. Затем так же бережно и осторожно, чтобы не сделать ему больно и чтобы не получить вдруг еще одного ожога, за то, что перешел границы дозволенного, а то черт их знает, где у нас с ним эти границы пролегают, я поднял Яркого с пола. Он не сопротивлялся, и я укутал его в пальто с головой.

Похоже, что он доверился мне полностью, словно действительно прочел мои мысли, все мои намеренья и понял, что я желаю ему только добра, что я его друг. Это очаровывало и одновременно с тем пугало. Такое доверие, чистое, неподдельное, накладывало обязательства, требовало оправдывать себя.

«Что если я его не оправдаю? Что если подведу этого малыша?» – такие мысли меня почему-то страшно пугали. Мне было плевать на мнение всех людей в Адверсе, всех до единого. Но мнение этого существа, встреченного сегодня утром, знакомого меньше часа, мне вдруг стало невероятно важно, а его доверие ценнее всех денег мира. И возможно было бы куда проще, если бы он зарычал на меня, зашипел, снова попытался обжечь своими странными лентами света. Тогда бы нам с доктором Киннером предстояло вместе решить, как с ним быть, кому его отдавать. Но теперь, когда он проявил ко мне такое невероятное доверие, я стал ответственным за него, и это все меняло, ставило с ног на голову весь мой мир. Однако, не скажу, что мне было это не по душе. Черт возьми, может быть я только и ждал чего-то подобного все последние годы, надеялся на такой вот случай, который заставит меня сдвинуться с места, действовать, жить. И вот он пришел, ярким светом ворвался в мою жизнь, и я не собирался жаловаться, я собирался идти ему на встречу, чего бы это не сулило в будущем. Ведь, так или иначе, это лучше, чем та пустота, то одиночество, тот штиль в бескрайнем сером море уныния и боли, который царил в моей повседневности. Наконец-то подул свежий ветер, ветер перемен, и я поднял паруса, готовый плыть к горизонту.

5. Артефакты

Серо-голубое покрывало сумерек опустилось на Мистрейд, и на центральных улицах зажглись газовые фонари, а на серых ликах домов засветились глазницы окон, отгоняя прочь сгущающуюся ночную тьму.

Кэб подвез меня прямо к дверям дома, и там, к моему глубочайшему удивлению, меня ожидала Ника Томас. Она переоблачилась из яркого красного платья в темно-серую складчатую юбку из под которой виднелись черные походные сапоги, и черный камзол с золотыми пуговицами. В таком своем образе она показалась мне более привлекательной и настоящей, и даже сложилось впечатление, словно этот наряд был ей самой куда приятнее и ближе ярких выходных платьев.

– Мистер Марбэт – широко улыбнулась журналистка, когда я расплатился с кучером – Нам, кажется так и не удалось завершить разговор.

Все выглядело так, словно мы старые знакомые, словно она знала, когда именно я приеду домой и вообще, об этой встрече мы договаривались заранее. Такой подход и наглость сбивали с толку.

– Странно. А вот мне помниться обратное, мисс Томас – ответил я, проходя мимо нее к дверям своего дома.

Яркого, завернутого в пальто, я нес на руках, и наделся, что он никак себя не проявит. Вот уж что было бы совершенно не кстати, так это пытаться объяснить этой привязчивой особе, что за странного зверя я несу в дом украдкой. С другой стороны, если Яркий был связан с событиями в доме Стриксов и Ника Томас расследовала именно это происшествие, то напрашивался ряд логичных вопросов: