Ольга и Алексей

Он грозно глядел на сына, а тот стоял с опущенной головой, боясь увидеть презрение в глазах отца. Так Алексей научился скрывать от родных свои настоящие эмоции, спрятал на замок своё сердце и уж никому не позволял заглянуть в него, он стал сфинксом, загадкой, которую многие пытались разгадать и не смогли.

Глава 2

Однажды весной, когда уже сошёл снег, Марья Ефимовна вдруг сказала мужу за чаем:

– Интересно получается, у Вересовых земли больше, чем у нас а доходов меньше. То ли они скрывают своё истинное положение и прибедняются, то ли не по уму используют свои земли. Вот если бы у нас было столько десятины, мы бы так развернулись!

Тут и пришла в голову Павлу Петровичу мысль, о которой он раньше и не думал, но при этом разговоре всплыло в него в памяти одно обстоятельство. Ещё давно отец говорил ему, что на том берегу реки когда-то их семья пасла коров, а потом почему-то эта земля перешла к их соседям. Молодой Павел тогда не заинтересовался этим вопросом, а теперь вот ходил по кабинету и чесал бороду, обдумывая этот вопрос. Петров луг, названный в честь церкви Святого Петра, когда-то стоявшей там, а потом сгоревшей, изобиловал разнотравьем и был лакомым куском для любого помещика, а уж Рубцову, который видел выгоду всегда и во всём, и вовсе теперь был интересен как никогда. Поэтому он собрался и поехал к соседу.

– Помилуйте, Павел Петрович! Из покон веков наши земли находятся на левом берегу, а ваши на правом. Так было, и так есть! Я никогда не слышал, что ваша семья когда-то пасла коров на наших лугах!

Вересов так искренне удивлялся, так наивно блестели его глаза, что Рубцов только задумчиво покусал губы и почесал бороду, да и отбыл восвояси.

– Он не слышал! Старый дурак! – возмущалась дома Марья Ефимовна. – А вы спросили у него про бумаги? Спросили? Я уверена, что нет у него никаких бумаг на эту землю!

Её муж принял её слова к сведению и на следующий день снова отправился к родственнику. Тот уже был настроен менее любезно и старался скрывать раздражение.

– Да какие бумаги! Мы всегда владели этими землями! Да что я вам говорю, вы сами всё знаете. Прошу вас, больше не досаждать мне этими глупостями, – и указал на дверь своему дражайшему родственнику, отчего тот возмущенно схватил шляпу и чеканным шагом вышел из дому.

Николай Ильич имел неосторожность задеть небезызвестную гордость Рубцова, и, придя домой, тот уже всерьёз взялся за дело, тем более что рядом была жена – добрая советчица и подстрекательница. Неделю он перебирал бумаги в кабинете, пытаясь найти хоть какие-то свидетельства о том, что когда-то их коровы паслись на Петровом лугу, но в душе знал, что это бесполезное занятие, ибо все бумаги были давно уже в полном порядке. Он принялся за чердак, но и в старых сундуках не нашёл ничего интересного.

Вскоре он снова приехал к Вересову, настаивал, уговаривал его поискать бумаги на эту собственность, и в итоге тот согласился, более для того, чтобы избавиться от этой докуки, нежели оттого, что испугался Рубцова. Николай Ильич был уверен, что эти бумаги где-то есть, искал их сначала небрежно, потом всё более тщательно, с каждым днём с горечью убеждаясь, что надежда их найти постепенно исчезает. А когда и вовсе понял, что таковых нет, устало уселся в кресло в своём кабинете и прикрыл глаза. Как теперь доказать этому Рубцову свою правоту? Привязался, как репейник!

Вскоре означенный персонаж не заставил себя ждать и явился за подтверждением. Николай Ильич принялся снова заверять его, что Петров луг принадлежит ему, что у Рубцова нет оснований претендовать на эту землю. А бумаги… Ну, потерялись где-то во время войны. Смутное было время… До бумаг ли всяких было, когда требовалось хозяйство поднимать?

– Стало быть, Николай Ильич, Петров луг ничей? – Рубцов хитро прищурился. – Так и что же вы чужую землю занимаете? Уж довольно пользовались ею, дайте теперь и другим волю употребить её по своему усмотрению.

Его собеседник рассмеялся:

– Позвольте, но как? Это моя земля, вы к ней никаким боком! У вас своей земли достаточно, сдалась вам ещё и эта!

– Позвольте, но не вам решать, достаточно у меня земли, или нет! – возмутился Рубцов, и его лицо покраснело. – Может, как раз этой и не хватает! Вы – неумелый хозяин, мне бы ваши земли, я бы так поднял хозяйство, что любой бы позавидовал! А вы пользуетесь только половиной…

Тут вскипел и всегда спокойный Вересов, пытаясь отбить атаки своего противника, который продолжал настаивать на своём. Они ругались очень долго, приводя аргументы в свою пользу, каждый из них, вероятно, был в чём-то прав, но никто, конечно, не хотел уступать.

Для Вересова этот луг был очень важен, он там пас лошадей, которых осенью собирался продать, чтобы увеличить приданое Юлии. Её собирались выдать замуж за Александра Липьева из Васильевки, соседней деревни. Его семья была вдове богаче Вересовых и даже Рубцовых, такой брак был бы большой удачей для семьи, а уж как радовалась мать семейства и не передать словами! Юлия тоже не осталась в накладе. Молодые любили друг друга, они год ждали этой свадьбы, ведь родители жениха сначала не хотели брать в невестки дочь почти разорившегося дворянина, но познакомившись с Вересовыми и узнав, что Юлия умна и образована, а её характер как нельзя лучше подходит их сыну, они согласились на брак с единственным условием – увеличить вдвое приданое. Николай Ильич старался, как мог, и вот к осени он уже планировал собрать необходимую сумму и выдать-таки любимую дочь замуж. Нет, отдать Петров луг он точно не мог, пусть Рубцов занимается своими землями!

В итоге, Павел Петрович, красный, с надутыми венами на шее, выскочил из усадьбы, сел в коляску и когда приехал к себе, вскоре слёг с сердечным приступом.

– Ах, он негодяй! Он у меня ещё споёт! – шептала со злостью Марья Ефимовна, натирая виски уксусом своему мужу. – Вот и открылась сущность этой семейки – жадность и высокомерие правят ими!

Её чёрные глаза зло блестели, а изо рта сыпались различные проклятия и ругательства в сторону своих соседей.

Вересов тоже слёг, у него участился пульс, дыхание было затруднено, и его жена даже поднялась с кресла, чтобы ухаживать за ним.

– Как же так, Полюшка? – тихо вопрошал он свою жену. – За что? Мы же родственники, почему же они такие жадные?

Он морщился и отворачивался к стене, а жена только вздыхала, гладя его по спине.

Когда этот ураган миновал Ручьи, все будто бы успокоились, хотя молва теперь разносила по округе, что Рубцовы и Вересовы вовсе перестали общаться и вести хоть какие-то дела. Когда встречаются на дороге, то не кланяются друг другу, а стараются разминуться побыстрей, говорят теперь друг о друге только с презрением “эти люди”, и даже крестьянам запрещено теперь ходить на праздники из Буйного в Быстрый.

Наступило лето, и молодёжь стала собираться на пикники и дальние прогулки верхом, пешком и на лодке по реке. В Ручьях обозначилось молодое общество, и Юлия с Александром стали заводилами и предводителями всех юных страждущих развлечений и увеселений. Когда девушке исполнилось девятнадцать лет, она могла спокойно гулять, сколько вздумается, мать больше не настаивала на её обучении и нахождении дома, ведь она уже невеста! Они с Сашей были красивой парой, он на три года старше её, на них все смотрели с восхищением и предрекали им счастливую жизнь и красивых детей.

С ними всегда ещё было несколько юношей и девушек из окрестных деревень, или приехавших из города на отдых, среди них и восемнадцатилетний Алексей Рубцов, который только что окончил Петербургский университет и приехал домой после экзаменов. Не смотря на вражду их семей, его всегда с радостью принимали в компанию, ибо он никогда не выказывал презрения Вересовым, всегда кланялся родителям и здоровался с дочерями. Его ценили за ум, начитанность, он мог наизусть декламировать стихи, немного сочинял сам, был спокойным и рассудительным. Он отлично ездил верхом, и они с Липьевым любили соревноваться в скачках или в гребле на лодках.