Страница 13 из 16
– Почему именно мне?
– Не знаю, – пожал плечами Антонио. – Может быть, он будет вам полезен. Правда, перед этим я хотел бы прочесть вам запись о событиях того утра, когда мы были с Майклом у Жан-Луи.
21 октября 1952 года
Сегодня утром я собирался идти к своему очередному пациенту, как вдруг в дверях появилась стройная женщина, державшая за руку маленькую девочку. Вначале я ее даже не узнал. Это была Франческа – жена Жан-Луи, а маленькая девочка – их дочь. Она попросила меня заглянуть к ним, так как, по ее словам, старику было очень плохо.
В квартире Жан-Луи я повстречал Антонио, несмотря на ранний час допивавшего очередную бутылку вина. Стоит заставить его пройти полный осмотр, а то с таким количеством потребляемого алкоголя с ним может произойти все что угодно.
Жан-Луи, как всегда, сидел в своем кресле и дописывал очередную историю, которую он придумал для новой детской книги.
– Доброе утро, как вы себя чувствуете? – поинтересовался я.
Франческа села на кровать, а Мэри подбежала к отцу и уселась на маленькую табуретку напротив него.
– Доброе, доброе, Майкл. Опять сердце не дает мне покоя. С самого вечера ноет, а утром так вообще начало колоть.
– А ваши лекарства? Вы их принимаете?
Жан-Луи тяжело вздохнул, посмотрел на Мэри и провел рукой по волосам девочки, а после обратился к своей жене: «Франческа, пожалуйста, не могла бы ты сделать нам с доктором чаю?»
Франческа кивнула и удалилась на кухню. Она всегда напоминала мне розу: такая же красивая и опасная из-за своих шипов. Большую часть жизни я боялся таких, как она, но сегодня впервые увидел, что на самом деле ее шипы всего лишь средство защиты, без которого она станет слабой и беспомощной. Мэри хихикнула и убежала за матерью. Удивительно, насколько сильно девочка не была похожа на свою мать.
Антонио, о присутствии которого я успел забыть, прикрыл дверь в комнату и вернулся обратно на диван.
– Майкл, лекарства мне уже не помогают. И болит у меня совсем по другой причине, – сказал мне тогда Жан-Луи.
– Что вы имеете в виду? – спросил я, а сам достал шприц и ампулу с лекарством.
– Дело в том, – старик грустно улыбнулся, – что мы с Франческой разводимся. Мэри останется с ней. Я сам так хочу. Весь прошедший год мы только и делали, что ругались. Пора положить этому конец.
Говорить о том, что все будет хорошо, все обойдется, не имело смысла – старик все знал и без меня. Я осмотрел его, измерил давление и пульс. Потом мне пришлось спорить с Жан-Луи на тему укола, но в итоге мое упрямство взяло верх.
– Со здоровьем все будет хорошо, только вам нужно продолжать пить лекарства, а еще я буду заходить к вам дважды в день и делать уколы, – предупредил его я.
Благодарно кивнув, старик поднялся с кресла и, тихонько шаркая по полу, подошел к письменному столу. На нем всегда лежали сотни исписанных бумаг, хранивших бесчисленное множество сказочных историй. В комнату зашла Франческа с подносом, на котором стояли до блеска начищенный серебряный чайник и три фарфоровые чашечки. Она поставила поднос на тумбочку и обратилась ко мне: «Мы с Мэри пойдем на рынок. Что-нибудь нужно купить?»
– Да, – подтвердил я, написав на листке список лекарств, и протянул ей. – Купите, пожалуйста, вот эти лекарства. Каждое из них необходимо принимать три раза в день. И прошу вас, проследите, чтобы Жан-Луи не забывал об этом.
Франческа взяла листок у меня из рук, но не сказала ни слова – она всегда была немногословна. На пороге комнаты в осеннем пальто и бардовом берете стояла Мэри. Франческа взяла дочь за руку и вместе с ней вышла из квартиры.
Жан-Луи продолжал рыться в бумагах, а Антонио сидел и пил чай маленькими глоточками. Я обвел комнату взглядом, тяжело вздохнул и решил, что пора бежать.
– Жан-Луи, прошу прощения, но нужно спешить. Пациенты ждут.
Старик повернулся ко мне, тщетно пытаясь разгладить несколько измятых листов, что он держал в руках.
– Майкл, не могли бы вы уделить мне еще несколько минут? Я хочу кое-что вам прочесть. Думаю, Антонио тоже будет интересно.
– Конечно, – коротко ответил я и взглянул на Антонио.
Наши взгляды на мгновение встретились, но он поспешил отвернуться.
– Поначалу я думал отправить это стихотворение в какую-нибудь газетенку, но потом решил этого не делать. Я не поэт, да и написано оно достаточно коряво и просто, – старик засмеялся и тут же закашлялся.
Буду честен: стихотворение мне понравилось. Да, кто-то наверняка скажет, что оно плохое и слабое, кто-то начнет тыкать в количество слогов в строчке или ритм, а кто-то будет кричать о глагольных рифмах, но ведь в действительности все это не важно. На мой взгляд, люди капризны. Они пытаются систематизировать поэзию, не созданную для этого. Самое главное здесь – сама мысль и то, что идет она от чистого сердца, а не от разума, стремящегося навести везде свои порядки.
Я попросил Жан-Луи дать мне переписать его стихотворение. И теперь с большим удовольствием могу добавить его в свой дневник.
Почему, если крылья даны нам с небес,
Их тиранам за деньги готовы отдать?
Почему, когда осенью плачет наш лес,
Кровь его мы бросаем на водную гладь?
Мы терзаем себя и терзаем других,
Не пытаясь спасти, лишь жалея себя.
А в сплетении судеб, как время, густых
Мы боимся во благо коснуться огня.
Если смертью возможно спасти целый мир,
Значит, стоит рискнуть, значит, нужно идти.
И под грустную музыку сказочных лир
Все же стоит упасть нам в объятия тьмы.
Ради жизни и света на этой земле
Свою душу и сердце навеки отдать,
Чтобы солнце спешило на смену луне,
Чтоб хотелось о счастье на крыше мечтать.
Прочитав стихотворение, Жан-Луи хотел услышать наше с Антонио мнение. Я честно сказал, что оно мне понравилось. Старик обрадовался, и на его лице засияла улыбка.
– Антонио, а что ты скажешь? – поинтересовался Жан-Луи у моего соседа.
– Мне тоже очень понравилось, но я никогда не мог предположить, что ты возьмешься за поэзию.
– И такое бывает, – констатировал Жан-Луи. – Спасибо, мой друг. И вам большое спасибо, Майкл. Извините, что задержал.
– Это того стоило, – заверил я старика и пожал ему руку.
Когда я спустился на первый этаж и услышал музыку, раздающуюся из квартиры Лилит, то подумал о том, что я не в силах помочь Жан-Луи. Я действительно могу залечить рану, но только на теле. А чтобы вылечить душу, на земле нет ни одного лекарства. Вопрос здесь состоит в том, захочет ли сам человек, чтобы его рана затянулась, и сможет ли он простить себя и других.
С улицы раздались гудки автомобиля. Я выглянул в окно и увидел молодого парня в белом халате, стоявшего возле больничной машины. Они наверняка разбудили соседей, но я сам виноват: не назвал номер квартиры. Открыв окно, я высунулся по пояс и пальцами показал нужный номер. Парень постучал в боковое стекло машины, и из нее вылез его напарник. Из багажника они достали носилки и, больше не обращая на меня никакого внимания, ринулись в дом. Мне было не по себе. Пока Антонио читал запись из дневника Майкла Лоурена, я будто сам оказался там, а теперь резко вернулся назад. Антонио закрыл тетрадь и протянул мне:
– Прошу вас, доктор, оставьте ее у себя.
– Спасибо. Простите, Антонио, пора ехать.
– Конечно, – только и сказал он, скрывшись за дверью кухни вместе с початой бутылкой виски.