Страница 74 из 92
Дурашливый вопрос этот вызвал смешок, особенно среди молодежи, где Зайчик-штукарь был в необыкновенном почете. Смеялись не только тому, что услышали, но заранее и тому, что еще выкинет: знали, Зайчик вымудрил что-то.
Миканор, увлеченный спором с Глушаками, не сразу понял каверзный вопрос и смешок.
- О чем вы это, дядько?
- Да вот спрашиваю: коней тем, которым прирезают землю, не прирежут заодно?
Под шумок Зайчик разъяснил:
- Кому, мол, коня. Кому - полконя. Кому - четверть.
Кому - хвост, а кому - гриву...
- Дятел, тут тебе не вечеринка! - строго объявил ему Дубодел.
- Так я и сам вижу, что не вечеринка.
- Видишь - так нечего кривляться. Серьезное дело разбирается. Это тебе не комедия!
- А кто говорит, что кумедия! Кумедия - это вот весь разговор о земле, о переделе. - Зайчик не дал Дубоделу прервать себя: - Что мне земля эта,-если я без коня все равно обработать ее не смогу!..
Глушак осторожно, но удовлетворенно кивнул. "Сдержал свое слово Зайчик, вступился! И как раз в пору!" Он подумал: надо будет как-то отблагодарить за это, чтобы подохотить его на другой раз. Тут же, правда, отметил про себя: в том, как говопил Зайчик, чувствовалось не столько желание помочь ему, сколько боль за свои неудачи. Но Глу~ шак готов был простить это. Все же помог...
- Чем я засевать ее буду, эту вашу землю, если дети с весны от дубовой коры пухнут? - светлые глаза Зайчика пробежали по лицам Миканора, Дубодела, Зубрича.
- Так, чтоб не пухли они, земли надо, следовательно, - поучительно отозвался Андрей Рудой.
- Это мне напоминает сказку про того дурачка, который купил золотую, как у пана, миску. Сел возле нее и думает, что она сама кормить будет! Она, земля, как корова - дашь ей, накормишь, так и она тебе даст! А что мне земля эта, если от нее - ничего!
В хате одобрительно заговорили. Глушак подумал: "Рады были б, если бы к земле еще и коней добавили и семян! - Пожелал злорадно:
- Хворобы вам, а не коней! Подавитесь вы этой землей, полынью да лебедой засевая!"
Радости, однако, не было; вместе с ней в душу закралось беспокойство как бы, избави бог, свору эту ненасытную не напустили еще и на его коней и на семена! В тревоге взглянул на Зайчика иначе, с подозрением: помощник называется.
Одной рукой, кажется, спасает, а другой - вроде утопить готов!
- Дядько правильно говорит, - согласился с Зайчиком Миканор. - Получив землю, не секрет, из беды не выкрутишься. Так вот я и говорю, - чтоб справиться с этим злом, объединиться надо вместе, всей громадой воевать. Товарищество организовать на всю деревню, семена, какие у кого есть, в одно собрать! Собрать деньги со всех и совместно коней купить!..
Миканор говорил горячо, убежденно, но большинство слушали его либо недоверчиво, либо даже неприязненно. Чем дальше он говорил, тем сильнее становился гул недовольных голосов. Послышались выкрики:
- Опять эти товарищества! Как не надоест, ей-богу!
- Греблю не кончили, а еще - товарищество!
- Вот, скажи ты, прицепилось к человеку!
- Придет Маслак - он "организует" тебе товарищество! - крикнул кто-то.
- На том свете закаешься!
Мысль о Маслаке, видно, все время тревожила людей - при напоминании о бандите кругом зашевелились, заговорили только о нем.
Миканор пробовал пересилить шум.
- Товарищество кажется страшным только потому, что еще не пробовали. А как попробуем, поживем, так потом от товарищества не оторвешь любого, если бы и хотел. - Он опередил шум протеста: - А что касается Маслака, то тут, не секрет, чья-то выдумка!
- Скучно кому-то без Маслака! - звонким голосом поддержал Миканора Хоня.
- Оживить захотелось! - добавил Алеша Губатый, - Брехня! - заявил и Дубодел.
- Вот как заявится сюда - покажет брехню!
- Чикаться не будет!
Чернушка попросил:
- Пусть представитель из волости разъяснит про Маслака!
Зубрич встал, усмехнулся:
- Я просто удивлен тем, какое внимание вы уделяете какому-то пигмею! Какому-то отщепенцу, который скрывается в болоте!
- Никого тут нет! - заявил снова Дубодел. - Выдумка все это, что Маслак живой!
- Я тоже считаю, что выдумка. Да если бы и правда, если бы и в самом деле он действовал тут, никаких оснований для паники, для страха все равно нет. Он - один, их - ничтожные единицы, а вас - легион. За вас вся страна, армия, народ. Есть кому за вас постоять!..
- Постоять-то постоят...
- Да пока та помощь придет!..
- И раньше защитники были!
- Вот перепугались все! - съязвил Хоня, - Одного духа Маслака!
- Значит, в волости, та-скать, ничего не известно про эту особу, про Маслака, и его отряд? - хотел добиться ясности Рудой.
- Я, честно говоря, не интересовался этими сведениями... Но думаю, что если бы они были, то меня предупредили б. Однако, возвратившись, я проверю их и, если возникнет необходимость, обещаю принять соответствующие меры...
- Пока вы эти меры примете, так он исполнит свою угрозу!
- Сказал, накормит землей - и накормитГ - Неужели вы, - ласково удивился Зубрич, - настолько напуганы тенью какого-то Маслака, что от землеустройства, от того, чтоб навести порядок в пользовании землей, готовы отказаться!
- Если из-за этого клочка земли губить себя, так пусть ее черт берет!
- Дружину организовать надо! - крикнул кто-то из парней. - Не сунулся бы!
- А сунулся б, так дали б по зубам!
Зубрич похвалил парней, потом мягко, с укоризненной улыбкой, заговорил о том, что так относиться к землеустройству, как некоторые отнеслись тут, на собрании, - значит показывать полную свою несознательность, неуважение к государственным интересам. Государство давно хочет навести порядок в землепользовании, уничтожить анархию и самоуправство, и долг каждого честного гражданина - всемерно помогать осуществлению этой великой цели.
Глушака злость взяла: так старался для государства волостной уполномоченный!
"Только и знает, что государство да государственные интересы!.. Как угадал: отца родного ради державы своей не пощадит!.."
Говорил уполномоченный легко, гладко: видно было, умный, ученый человек. Слушали его внимательно, доверчиво, но чем больше слушали, тем становились молчаливее, тем подозрительнее относились к этому не столько мужицкому, сколько государственному делу - землеустройству. И как ни хвалил уполномоченный землеустройство и государство, подозрительность не только не исчезала, но усиливалась. Конечно, во многом тут были виноваты слухи о Маслаке, но и приезжий, как заметил Глушак, тоже дал маху: перестарался, защищая государственные интересы. Не столько исправил положение, сколько охладил, затуманил головы людям.
"Старательный ты очень, - подумал Глушак. - Распинаешься за свою советскую власть, а того не знаешь, как к мужику подойти, чем взять его..."
- Все-таки, видно, с этим переделом подождать лучше, - рассудительно проговорил Чернушка, и у Глушака снова пробудилась надежда.
- Не ждать, а кончать надо! - крикнул Хоня.
Ему ни слова не удалось сказать больше - вскочил вдруг нетерпеливый, возмущенный Василь.
- Ждать, ждать! Всё - ждать! - Обида, отчаяние и ярость кипели в его голосе. - До каких же это пор так будет! Ждать да ждать!.. Все везде давно поделили землю!
А мы - ждать! Докуда же это мы будем мучиться?
- Кому-кому, а тебе можно бы и помолчать, - заявил Ларивон. - Забыл, как водил? ..
- Забыл не забыл, а только... До каких же пор все это будет? Хорошо, у кого земля как земля! А у меня - песок один! Бурьян и то расти не хочет! Ничего!
- А у меня - лучше? - поддержал его один голос.
- А у меня?
- Правду говорит!
- Ну вот! - будто обрадовался Василь. Он весь горел, готов был, казалось, яростно броситься на каждого, кто станет поперек. Поддержка людей придала ему смелости, и уже ке отчаяние, не обида, а возмущение послышалось в его голосе: - Докуда ж это мы будем корпеть на одном песке!