Страница 28 из 92
Вытягивая бадью из колодца, откуда знакомо пахло мохом, трухлявым, мокрым деревом и водой, он услышал, что от соседнего двора кто-то подходит, и оглянулся. Это был не Даметик, шел плечистый молодой человек, рябой, в военной одежде и зимней шапке с острым верхом.
- А, арестант явился! - поздоровался он, как показалось Василю, с насмешкой. Василь заметил мельком: у того, кто подходил, от ботинок до самых колен накручены черные обмотки, и ноги его похожи на грачиные.
"Надел ботинки - и форсит!" - с осуждением подумал Василь. Он не столько узнал, сколько догадался, что рябой военный - Миканор, сын Даметика, на днях вернувшийся со службы. Мать вчера среди других сельских новостей помянула и эту.
"Арестант! Ну, и - арестант! А тебе какое собачье дело до этого!" мысленно отозвался на приветствие соседа обиженный Василь. Миканор же, будто и не сказал ничего особенного, удивился:
- Ты чего это волком смотришь?
- А того... лучше быть волком, чем овцой... Чтоб не кусала всякая...
Василь взял за дужку бадью, не глядя на Миканора, отодвинул очеп в сторону, собрался идти.
- Постой! - попробовал задержать Василя Миканор. - Нехорошо так, не по-соседски. Еще и двумя словами не перебросились, а ты уже грызться хочешь...
- А я к другим так, как они ко мне...
И Василь, показывая, что говорить больше не хочет, двинулся с бадьей к хлеву. "Не по-соседски, видишь! А ты со мной - по-соседски? Думает, если ботинки и шапку военную надел, то и обзывать всяким словом волен! Думает, если человек из-под ареста пришел, то и плевать на него можно! .. - Василь погрозил: - Скажи еще раз такое, плюнь! Увидишь".
2
Василь так и затаил бы злость на соседа, отрезал бы себя от него, если бы этой встречей теперешнее их знакомство и закончилось. Но под вечер, когда Василь притащился из лесу с возом дров, мать рассказала ему, что приходил Миканор и просил зайти поговорить. Василь промолчал в ответ, но по тому, как он недовольно мотнул головой, мать догадалась, что приглашение не понравилось сыну.
Мать не стала допытываться, что же произошло между сыном и соседом, знала, что Василь все равно не скажет, - но не удержалась, чтобы и раз и другой не упомянуть о Миканоровой просьбе, намеренно добавляя при этом разные словечки, которые могли бы смягчить сердце сына. Сказала, что Миканор очень хвалил Василя за хозяйственность и просил, чтобы он за что-то не злился на него... Дед поддержал ее: не уважить соседа, не разделить такую радость, как возвращение с военной службы, негоже...
И, однако, Василь пбшел к Миканору неохотно, ради того только, чтобы не обидеть мать и не показать неуважение к соседу. Он решил - посидит немного, поговорит о том о сем, исполнит материнский наказ и вернется...
Василь встретил Миканора во дворе - тот выносил из сеней ушат.
- Заходи. Сейчас приду... - бросил на ходу Миканор.
Он вернулся в хату, стряхивая воду с красных, видимо только что вымытых, рук.
- Вот, брат, за хозяйство берусь... - Миканор вытер руки полотенцем, засмеялся. - Забыл все, что умел. Сначала учиться надо!
- Не говори! - возразила Даметиха, суетившаяся возле печи. - Человек подумает, что и правда! Не слушай его, Василько, смеется он...
- Эге, смеюсь! Хороши смешки! Паренку делать разучился! ..
- Не слушай его, Василько. Умеет, все умеет...
Даметиха стала собирать ужин. Перед тем как сесть за стол, Миканор пригласил и Василя, но тот отказался. Несколько минут потом уговаривала его -присоединиться ко всем Даметиха, однако Василь и на этот раз устоял, сказал, что только сейчас поужинал дома. Даметиковы сели одни.
Наступила тишина: хозяева ужинали, а Василь, с виду серьезный, степенный, стараясь держаться уверенно, пристально рассматривал фотокарточки на стене.
Кроме пожелтевшей от времени карточки, на которой Даметик, молодой и бравый, в страшной, лохматой, как стог, шапке тянулся рядом с кем-то незнакомым, - карточку эту, говорили, старый Даметик привез еще с японской войны, - было тут и несколько Миканоровых фотографий. Из них Василь раньше видел только одну, - Миканор, стриженый, в гимнастерке с широким воротником, был словно чем-то испуган. Василь, увидев этот снимок впервые, удивился: что могло так напугать парня? Теперь рядом с этим снимком было несколько новых - на каждом Миканор с товарищами, все подпоясаны ремнями, в блестящих сапогах, с шашками.
- Это мое отделение... - сказал Миканор, хлебая борщ.
Василь все же чувствовал себя неловко, отчужденно и, рассматривая фотокарточки, ждал только момента, когда можно будет, не рискуя обидеть хозяев, уйти отсюда. Осмотрев карточки раз и второй, он уже намеревался сказать Даметиковым, что пора домой, сделать кое-что по хозяйству, как на дворе послышались шаги, говор. Первым шумно и весело вошел Хоня - "Батько и матка". Он был в рваной свитке и рваной шапке, но и в этом обычном своем одеянии казался прямо франтом: так ловко висела на плечах свитка, так лихо держалась на макушке шапка.
- Вечер добрый в хату! Чтоб жилось и чтоб велось! - сказал он звонко и твердо. - И тебе, Василь, добрый вечер! - добавил он таким тоном, будто они только вчера виделись.
За Хоней появились его приятели - черный, хмурый, как отец, Петро Прокопов и куреневский гармонист Алеша Губатый Петро что-то буркнул под нос и остановился на пороге - широкой спиной почти совсем заслонил Алешу.
- Попали в самый раз! Будто, скажи v ты, знали, что к ужину! воскликнул так же весело Хоня и, не ожидая приглашения, как дома, подошел к лавке и сел - широко, вольно.
Хозяева, как и полагается по обычаю, пригласили парней к столу, но Хоня ответил за всех:
- Спасибо! Не надеялись, что так удачно прибудем, дома заправились картошкой!..
- Поели! - подтвердил и Алеша, примащиваясь возле Хони.
- Поели или не поели, а посидели бы вместе, попробовали бы, чего бог послал... - начала было Даметиха, но муж перебил ее:
- Было бы что пробовать, так небось уговорили бы какнибудь. А то вон рассол один да картошка! Чарка хоть бы где-нибудь завалялась!
- Опоздали! - засмеялся Миканор. - Что было - выпили! ..
- Много ли там ее было! - сказала Даметиха. - Две бутылки всего!..
- Это мы знаем, охотники на горелку нашлись бы! Потому-то и не очень спешили! - Хоня хитро взглянул на Миканора, перевел разговор на другое: Хотим вот Миканора с девками нашими познакомить, - он же, наверное, забыл про них! Да и девки, сказать, прохода не дают: приведи да приведи!
- Эге, возьмите его, Харитонко! - охотно поддержала Даметиха. - Пусть погуляет.
- Только боимся, что он, может, теперь к городским больше приучен! сказал Алеша Губатый, преодолевая робость, видимо стараясь попасть в тон Хоне.
- Там некогда было привыкать! - заявил Миканор.
- А все-таки, наверно, завел какую-нибудь мармазелю? - прицепился Хоня.
- Да нет. Правда, несколько раз гулял по берегу или в парке. И то - с хлопцами, с Морозом, с Киселем...
- Ну да, с Морозом! Рассказывай! Так тебе и поверим!
- С Киселем, говорит, гулял!
- Посмотреть бы на того Киселя!
Василь под эти разговоры, шуточки стал чувствовать себя у Даметиковых свободнее. Уже не хотелось уходить домой, можно было и тут посидеть, послушать; уже почти успокоился, готов был забыть обо всех страхах, как вдруг дверь открылась и в проеме - как злое напоминание, как угроза появилась фигура Грибка. Василь от неожиданности похолодел: больше всего не хотел, боялся встречи с Грибком, и на тебе - лицом к лицу!
Он весь сжался, насторожился в ожидании чего-то недоброго. На миг возникло подозрение - не нарочно ли, не ради ли этой встречи, пригласил его Миканор? Неужто умышленно подстроил все? Но посмотреть на Миканора, проверить подозрение не мог, - не сводя глаз, следил за Грибком.
Ничего страшного как будто не было: Грибок только взглянул на Василя косо и сел на другую лавку. Он ни слова не сказал Василю, но в молчании его сильнее чувствовались неприязнь и упрек. Теперь Василь был словно прикован к стене: если бы и попробовал, не смог бы, кажется, оторваться. Он молча упрекнул себя: дал ведь зарок не ходить ни к кому, не видеться ни с кем, прожил целый день без неприятных встреч. И надо же было прийти сюда!