Страница 10 из 54
Внезапно он лоб в лоб столкнулся с незнакомцем. Встреча оказалась неожиданностью для обоих, но чужак был быстрее. Он выхватил нож и ударил в грудь противника.
Дмитрия спасла только мгновенная реакция молодого воина. Хозяин-то у тела новый, но инстинкты остались прежние. Он отмахнулся снизу-вверх и клинок прошел мимо, однако, все-таки зацепив плечо, распорол тягиляй, и коснулся тела. Рана была не тяжелой, но кровь сразу потекла бодрым ручейком.
– Ах ты, кикимора! – взревел Дмитрий и безыскусно ударил обидчика кулаком по голове. Будь он в ХХI веке, наверняка, по физическим параметрам стал бы боксером или иным головорезом. Удар был таким, что незнакомец мешком рухнул на землю без сознания. И кистеня не понадобилось. Хорошо быть здоровенным и сильным!
– У, леший тебя побери! – отругал он теперь уже собственный живот и присел под соседнее дерево справить нужду. А то проблема, из-за которой он здесь оказался, все же оставалась и заметно подпирала.
К счастью, незнакомец не пришел в сознание, пока Дмитрий делал свое дело. Потом он вернулся, связал руки незнакомца его же поясом, подобрал нож и, взвалив его на плечо, отправился обратно на место стоянки десятка. Приводить в сознание его он не стал. Пусть пока плавает в беспамятстве!
Воины при виде чужака встретили его с шутками, в которых числилась еле слышимая досада. Пленники на войне принадлежали тем, кто их взял. Если, конечно, их не отберет более влиятельный командир или государство. Но все равно, какой-то плюсик воин получит. Хоть рубль, а то, может быть, и боярская благодарность. А они тут совершенно ни при чем!
Дмитрий бросил зашевелившегося незнакомца на землю. Тот застонал и пришел в себя, испуганно глядя на русских дворян. Насколько он знал, от них он мог ожидать только побои. Самые злые и недисциплинированные воины.
– Где нашел поселянина? – поинтересовался десятник.
– Этот козел бросился с ножом, еле увернулся, – ответил Дмитрий, на корню ликвидируя его попытку лишить добычу. Государь Петр Алексеевич, в конце концов, недовольный разором, чинимым его войском, велел быть к местным жителям подобрее, пресекая грабительские набеги. Конечно, в условиях войны это пожелании оставалось наивным, но под это дело пленника можно было отобрать в свою пользу. Ищи потом!
Но если он сам напал, то это уже не мирный житель. И соваться не стоит – сам ввяжешься, побьют, как татя.
Десятник, посмотрел на окровавленный нож, только коротко спросил:
– Ранен?
Дмитрий вместо этого позвал Никиту и с его помощью снял хорошо послуживший тягиляй.
Кто-то удивленно свистнул. Нижняя рубаха промокла от крови. Снятый тягиляй разбередил рану и кровь опять потекла. Воины зашевелились. Мало ли что завидуют, а раненому надо помочь. На войне друг другу не поможешь – пропадешь.
Кусками материи для ран, которая есть у любого сына боярского на всякий случай, стянули плечо, закрыли рану, прекратили выход крови.
После этого десятник уже цепко и холодно посмотрел на незнакомца. Опытным взглядом оценил тренированное тело, мозоли на руках от постоянного использования оружия и сделал вывод:
– Рейтар, наемник, никакой это не мирный житель! У тебя, Митрий, останется, но ты пока не продавай, мало ли кто из воевод поспрашивать захочет. А добыча знатная, здесь несколько алтын дадут, а на Руси, пожалуй, и в рубли пойдет, особенно если каким ремеслом владеет. Так что не даром ты ранен.
Дмитрий, пока шли эти разговоры, внимательно следил за выражением лица своего пленника. Тот внимательно слушал, но, похоже, ничего не понимал. Или был талантливым лицедеем, умеющим скрывать игру чувств. Речь-то идет о его судьбе. И лет ему не так много. Где-то они ровесники или даже он младше. В лесу он показался старше и жестче. Попробовать допросить?
– Посмотри на меня! – потребовал Дмитрий, подойдя к пленнику. Тот что-то залопотал, испуганно косясь на воинов. При этом на Дмитрия он так и не посмотрел. Заговорил по своему. Похоже, действительно не знал русского языка.
Впрочем, и сам Дмитрий, а точнее Саша, поначалу разговаривал с трудом даже при помощи Дмитрия. Язык начала ХVIII века значительно отличался от языка ХХI века. Вот тебе и один народ! И хотя за период нахождения здесь Саша освоился, да и знания и навыки, доставшиеся от Дмитрия, серьезно помогали, но больших речей он не толкал – опасался, что станет внушать подозрения.
А тут иноземец. Можно только посочувствовать. Глобализация еще начнется не скоро. А отсюда – взаимопроникновение слов и выражений идет пока медленно.
Прислушался к лопотанию пленника. Что-то местами знакомо. Хотя дикция у него безобразная, но отдельные слова можно разобрать. Вроде бы немецкие… А если попробовать…
Слава советской системе образования! Саше несколько лет вбивали немецкий язык в школе, а затем пришлось учить еще два года в институте. Полиглотом он не стал, знания были на троечку, да и язык серьезно изменился за несколько веков. Но ведь понимает, хоть и через пять слов на шестой.
Он спросил на немецком языке, медленно и членораздельно:
– Ты солдат Шведской армии? Немец?
Пленник испуганно заморгал, опасаясь, что признание приведет его к виселице.
– Ты не молчи, – понял его страхи Дмитрий, – скажешь правду, останешься живым и невредимым.
Конечно, гарантиям Дмитрия была цена грош в базарный день. Кто посмотрит на обычного сына боярского, требующего вернуть его пленника? Отделаются невнятными обещаниями, а могут и плетей всыпать, что б не мешался под ногами. А потом повесят его пленника для укрепления морального состояния войска.
Но парень, похоже, не разбирался в ситуации. Или он понимал, что находится в безвыходном положении и, если будет молчать, его начнут пытать здесь же. А потом опять же повесят на ближайшем дереве. Средневековье, здесь еще не существовало понятия гуманизма.
Он выстрелил длинной тирадой, из которой Дмитрий ничего не понял. Остальные, не зная языка, и не пытались понять.
Пришлось на ломаном немецком потребовать повторить. Пленник понял, заговорил медленнее и отчетливее.
Его зовут Курт Бурманн. Работы в родном городе не было, сбережений тоже. Он и престарелые родители голодали. Нанялся наемником в отряд пехоты, который сегодня высадился на побережье. Пять десятков их, все при оружии. Его, как самого молодого и неопытного (в смысле, не жалко) отправили в разведку. Прорываться морем в порт Нарвы было опасно, у русских не было судов, зато находилось много артиллерии. Их капитану показалась здравой мысль пробираться в Нарву сушей. Курт должен был найти безопасный путь в крепость.
Но на его пути оказался сильный Дмитрий, и вся разведка на этом прекратилась.
Десятник, подумав над переведенной информацией, решил:
– Ты, Митрий, езжай в лагерь. От тебя сейчас все равно толку маловато. И немца возьми, пригодится. Пусть холоп твой с тобой будет, вдвоем лучше. А мы разведаем гостей. Побить не побьем, мало нас, а вот где находятся, узнаем. В лагерь я гонца отправлю с сообщением.
Дмитрий кивнул в согласии. Рана была у него не тяжелой, но крови вытекло много, он ослаб и дрожал от озноба. До лагеря бы доехать, какие там немцы!
При помощи холопа Леонтия и Никиты он сел на коня, не спеша двинувшись в лагерь. Впереди него ехали на одном коне Леонтий и Курт. Хотя немец не проявлял особого желания бежать, но Леонтий по приказу Дмитрия все же связал ему руки впереди, а конец веревки крепко держал. Мало ли что.
Глава 5
Лагерь, как всегда, был наполнен людьми, которые разговаривали, спали, ели, иногда ссорились. Очередной дежурный кашу еще не варил, собирая понемногу дров. Дмитрий привез с собой вязанку, чем заслужил похвалу. Около лагеря нормальных дров практически не было – сожгли, остались кусты ивы и тоненькие стволы молодой ольхи. Чтобы обеспечить себя горячей пищей и теплом все десятки, отправляемые с заданиями, обязательно возвращались с дровами. Начальство смотрела на эти мелкие нарушения сквозь пальцы, уступая человеческим слабостям. Из полученного запаса надо было еще отдать дровец командирам, чтобы не забывали, соседям – заимообразно, и даже на продажу. Дрова не залеживались, сколько б не собирали.