Красная книга

— А в нашем замке можем сделать?

— Хм... Каком замке?

— Ну, каком-нибудь? Мы же не в лесу живём? Надеюсь. Потом, ты же вроде сказал, что ты сенешаль. Нельзя быть просто сенешалем. Можно быть сенешалем чего-то. Какого-то замка или поместья. Ты ж не сенешаль походного лагеря?

— Нет, мы живём не в лесу. И из леса нам нужно убираться поскорее, кстати говоря. Но у нас нет как такового места, в которое можно уйти. Вам уже сто лет как не принадлежит никакое недвижимое имущество. У вас был довольно болезненный развод. Давно, ещё до моего рождения. Так что я только в общих чертах представляю себе картину.

— А с кем развод?

— С колдуньей. Это долгая история. Сейчас важнее чтобы вы поняли, что нам некуда ехать. Вы не обзаводились каким-то крупным имуществом. Предпочитали золото и драгоценности, редкие вещи, колдовские штуковины. Даже торговали, заодно путешествуя. Или путешествовали, заодно торгуя.

— Эшер. Вот я тебя спрашиваю — с кем развод? Ты мне отвечаешь: с колдуньей. Это нормальный ответ, как ты сам считаешь? Ясно, что не с кобылой и не с конюхом. Как её зовут? Или звали? Она жива? Сколько лет прошло? Что произошло? Я любил её?

Эшер был зол и с трудом выговорил твёрдым напряжённым голосом:

— Мой ответ таков, потому что вы — в бытность настоящим Тарой Тайрэном, а не его увечными останками — мне строго-настрого запретили беседы на эту тему. Я поклялся в разговоре с Вами избегать этой болезненной темы. В отличие от вас, я нисколько не сомневаюсь, что вы — это вы. Так что все клятвы, данные вам, я намерен сдержать.

Сенешаль подумал ещё секунду и продолжил:

— Я прекрасно вижу, что вы не уверены в том, что я вам рассказываю правду. Не думайте, что не вижу этого. Я не намерен вас ни в чём убеждать. Любыми доводами я сделаю только хуже. Любую оговорку вы истолкуете превратно. Как вам будет угодно. Можете не верить в то, что вы легендарный колдун. Можете даже не читать письмо, которое себе написали. Я хранил его много лет. Но можете не читать. Ваше право.

— Эшер-Эшер. Не кипятись, старый друг. Меня тоже можно понять. День — не день. Я — не я. Колдун — не колдун. Богач — без собственности. Легенда — но ни одной легенды я не припомню. Пытаюсь хоть за что-то зацепиться — и каждый раз какой-то запрет. Ну, вот ты бы что делал? Жена, это хоть какая-то зацепка. Живое, так сказать, свидетельство.

— Я бы что делал? Я бы прекратил обжираться! Я бы не пил спиртного! Я бы изучил свои собственные записи. Особенно, если бы имел их такое великое множество. Записывать и сочинять было вашей страстью.

— Ещё одной страстью?

— Да. Чего-чего, а страстей у вас было во множестве. Так что вы всё сможете выяснить, когда просмотрите бумаги. Меня, пожалуйста, не мучайте расспросами. Мне же запрещено говорить с вами на эту тему. И вообще упоминать эту инь.

— Инь? Даже так?

— Вы сами просили отзываться об этой инь исключительно в таком ключе.

— Ладно, пусть инь. Суть верна. Бумаги о браке, о разводе, они у нас есть?

— Да. Уверяю вас. У вас целый книжный шкаф записей. Где-то там можно будет отыскать. Просто не самое разумное делать это в лесу.

— Из леса надо уходить. Не спорю. Вот и стал расспрашивать про резиденцию. Оказалось, что у нас нет резиденции. Но у нас полно золота, так что ли?

— Да, милорд. Вы разменяли много золота в своё время, для того, чтобы можно было содержать челядь, в ваше отсутствие.

— У меня и челядь есть?

— Была. Отсутствие ваше несколько затянулось. Но вы были щедры с пенсиями. Так что ваша челядь умерла в основном от старости. Кроме нас с Рутерсвардом. Мы всё ещё живы, благодаря сигнумам. Да, настоящим сигнумам. Получили при вашем содействии в своё время. Так-то его получить невозможно, коли не могучий колдун, или именитый учёный. И вот, благодаря Вам, мы живы и полны сил. И готовы Вам служить. Отработать сигнум тоже невозможно. Так что мы будем служить Вам до конца, до смерти.

— А сколько у нас примерно золота?

— Примерно сколько угодно, милорд. Рирдановых дагни? Сундук! Золотых талантов? Сундук! Серебряных марок? Сундук! Медных унций и железных лепт тоже в избытке. Но основные ценности не в монетах. У вас есть одна уникальная вещица. Рубиновый Шип. Я завтра Вам всё покажу. Нужно будет подумать, где его можно обменять на деньги. Что Вам необходимо? Замок? Корабль?

— Мне необходимо поесть. Медвежатина ещё осталась? Мы угостили людей? А то у них с собой только солонина, как я понял.

— Да, они всего медведя уже обглодали. За ваших людей не волнуйтесь.

— А что насчет штанов? Как я буду с охраной знакомиться? Я бы увереннее себя чувствовал в одежде.

— Завтра, милорд. Сегодня надо вас почистить.

— Завтра — лишь ещё одно имя для «никогда», — сказал Ингвар и принял трубку.

— Глупости какие. Завтра — это просто завтра. Просто чуть позже, чем сегодня. Завтра придадим Вам подобающий вид.

18 Убежище18 Убежище — Ловец Снов18

Убежище — Ловец Снов

Ингвар зажмурился от яркого белого света, хлынувшего в глаза.

— Глаза! Закрой глаза! Дай руку!

Великана штормило. Сквозь веки пекло белым пламенем. Нинсон держался за мокрую ладонь женщины и не хотел её отпускать, куда бы они ни шли.

— Открывай. Думаю, получилось.

Ингвар открыл глаза. Света стало ещё меньше, чем в тускло освещённой темнице. Вместо люмфайра теперь была толстая жировая свеча, в дешевом оловянном подсвечнике. Тульпа улыбалась ему. Искренне. Как тогда казалось.

— Постой пока. Я посмотрю, что ты тут наворотил. Мы как бы в твоей голове, в твоём сне, в твоём романе. Не знаю, какой из вариантов кажется более интересным или более достоверным.

Говоря это, она обходила зал, плавным мановением пальцев зажигая свечи, которых здесь оказалось великое множество.

— Обычно ты предпочитаешь дубовые брёвна. Твоё убежище обычно больше похоже на пристанище друида. Ну, с некоторыми оговорками. На пристанище очень любящего комфорт, очень избалованного и очень богатого друида.

— Может, просто очень мудрого друида, — отшучивался Инвар.

Великан оглядывался.

Это скорее был кусочек кабинета учёного, перенесённый в пещеру.

Везде: и под ногами, и над головой — тот же чёрный влажный камень, в котором вырублена темница. Во главе угла огромный письменный стол, с оплавленными башнями свечей. Шкаф — на половине полок книги, на половине безделицы. На стене большая пробковая доска с дюжиной пришпиленных листков.

— Видимо, эту пару недель проведём в такой обстановке.

Нинсон хорошо соображал. Чётко всё видел. Но совершенно утратил способность изъясняться из-за этого дурацкого дыма. Поэтому молча ходил за Тульпой.

— Главное ты не забыл!

Тульпа указала на три двери, выкрашенные белой краской. Нинсон резко обернулся. За спиной не было никакого прохода. Только тяжёлая ткань кулис. Вся эта стена выглядела, как...

— Как мы сюда попали? Это что такое? Штора? Мы оттуда пришли?

— Стой! Не ходи туда. Это пелена. Грань реальности нельзя вообразить адекватно. Нужен символ. Театральная кулиса. Зелёная дверь. Портал города. Подойдёт даже шкаф. Женщины предпочитают зеркала.

Ингвар отвернулся от пелены и пошёл к центру мира, к большому захламлённому письменному столу. Но сначала Тульпа подвела к большому ловцу снов — алтарю Пятого Лоа.

Все ловцы снов были разными.

Но делались по одной схеме: сердце, малый круг, большой круг, инерфы.

Сердцем служил важнейший личный амулет, помещённый в центре.

Вокруг строился малый круг. В нити малого круга вплеталось от одной до двенадцати бусин. Определяя, какому Лоа посвящался алтарь. Количество бусин во внешнем круге указывало на возраст того, для кого изготовлялся ловец, или на дату события.

Памятные вещицы, штуки, о которых иначе и не сказать, назывались — инерф. Подвешивались они так же, как и перья. Снизу, на специальных шнурах. Благодаря прихотливым жизненным сюжетам, что угодно могло превратиться в инерф.