Страница 26 из 125
— Хорошо, да? Тогда ещё вот эту.
Новая колба оказалась в три раза толще и походила на дорогой стеклянный стакан.
— Это довольно крепкая штука, не слабее муншайна, так что можно потихо... а, уже управились, милорд. Что ж. Рад, что аппетит возвращается к вам.
— И чем трезвее я соображаю, тем больше не понимаю, почему не слышал легенд о таком легендарном колдуне по имени Таро Тайрэн.
— Переодевание всегда было вашей страстью. И вся нынешняя ситуация с Великаном, с искорёженным плечом, с подложной памятью — что это, как ни ещё одно наглядное подтверждение неуёмности этой страсти. Я полагаю, что Таро Тайрэн, переодеваясь в Ингвара Нинсона, сознательно не брал с собой в это, с позволения сказать, экзотическое путешествие, никакого обременительного багажа, в виде легенд о себе самом.
— Но я не чувствую себя колдуном, ты понимаешь?
— Вы, как и подобает великому мыслителю, сомневаетесь в реальности происходящего. Во мне. В себе самом. И никакими когитами да эрогосумами вас не проведёшь.
Эшер отмёл возможные возражения решительным взмахом.
— Милорд, вы смогли хитрейшим образом избегнуть преследователей и сохранить ценнейшие секреты. Изрядная часть навыков при этом пострадала. Так же вы лишились сигнумов. То, что вы перестали быть сигнифером особенно прискорбно. Но посмотрите, сколь многое удалось сохранить.
Эшер обвёл руками это многое.
— Вы выжили в подземельях, о которых нет даже страшных сказок. О них никто не знает. А это куда лучшее доказательство того, что оттуда никто не выходил. Такие подземелья куда страшнее тех, что овеяны мрачными легендами. Так как мрачные легенды появились потому, что кто-то всё же выбрался. Вы не просто сумели выжить. Вы сумели покинуть их.
Эшер выжидательно посмотрел на Нинсона.
Великан кивнул, признавая собственные заслуги.
— Вы смогли общаться с Тульпой. Это значит, какая-то часть сознания верит, милорд. Вы смогли использовать гримуар. Вспомните. Иначе бы меня здесь не было. Я просто не знал бы, где вас встречать.
Эшер говорил чистую правду. Каждый ребёнок знал, что ксон для пустышек, а гримуар для полнокровных.
Ингвар расслышал мурлыканье Уголька в образе кота, устроившегося где-то рядом. Вот он, старый друг, призрак фамильяра — лучшее доказательство того, как сложно Нинсону отличать выдуманное от реального.
— Вы смогли подобрать момент появления, чтобы потерять телохранителя, а не жизнь. Вы опознали нужную из двенадцати дорог. Вы выдержали непростое лечение. Какие ещё Вам нужны доказательства?
— Да... По поводу доказательств. У меня с собой была пирамидка.
— Какая пирамидка? Откуда?
— С вершины горы. Камешек. Она засветилась, когда я использовал Сейд. Я хотел её исследовать. Но потерял. Там, где встретились с Кином. Он найдёт. Надо его отправить.
— Хм... Я решу этот вопрос, и мы найдём пирамидку.
Растерянность Эшера не ускользнула от внимания Ингвара:
— Где Кин?
— Хм... Давайте по порядку. Пирамидку мы найдём. И исследуйте её сколько хотите. Вы убедитесь в том, что это совершенно обычный камень. Светился не он. Светилось ваше восприятие мира. Это как если бы смотреть на этот камешек сквозь цветную стекляшку. Он был бы цветным. Но не потому, что поменял цвет. Дело в вашем восприятии, когда вы пользуетесь Сейдом.
— Можно использовать руны на себя, или бросать их куда-то. Райд, которую вы использовали, могла спровоцировать и какое-то внешнее явление. Ну, например, со стороны нужной дороги мог бы появиться орёл. Или облако необычной формы. Или это было бы облако обычной формы. Но в момент использования руны, оно показалось бы Вам даже примечательным. Или там бы вообще не было никакого облака. Понимаете?
Ингвар понимал.
— Милорд, тут уже тонкая грань, где влияние Сейда на мир, где влияние мира на вас, где влияние человека с Сейдом на мир. Этот бешеный треугольник и есть колдовство, в конечном счете.
— Бешеный треугольник, — пробормотал Нинсон.
Он посмотрел на свой мизинец. Сначала на непонятный глиф, открытый вместе с Тульпой. Потом на вторую фалангу, на то место, куда можно было ещё поставить инсигнию. А не сделать ли своим глифом треугольник? Три саламандры не случайно появились у него на гербе.
— Всё в порядке, милорд?
— А где тот человек, что встретил меня по дороге к лагерю? Где шкура Бьярхендила?
— Бьярнхедин. Не Бьярхендил, а Бьярнхедин. Позволю себе заметить, что вы опять неправильно произносите его имя. Их надо уважать. Имена пишут на обложке Мактуба. Этот человек умер за вас. Извольте отзываться о нём уважительно. Бьярн-хед-ин. А не Бьярн-хед-ил. Мы забрали его с горы и погребли так, как он того желал. Шкура и остальные его вещи в повозке. Кин на разведке.
— Так какой сейчас день, Эшер?
— Сейчас ночь, милорд.
— Что ты несёшь? Я всё вижу прекрасно. Сейчас же светло.
— Да? — с нескрываемой подначкой спросил Эшер. — А где, в таком случае, солнце?
Ингвар посмотрел на небо. Действительно, несмотря на то, что света казалось предостаточно, источника у него не было. Ни солнца, ни луны, ни звёзд. Одно большое серое небо в лёгких разводах расплывшейся акварели облаков.
— Эшер! Солнца нет!
— Да, вы пока не владеете оргоном и без толку тратите его, на что ни попадя. Ну и зелья имеют некоторые специфические эффекты, иногда.
— Тогда ещё вопрос. Посмотри-ка на мой затылок.
Ингвар кое-как сел, убрал длинные и всё ещё жирные на ощупь волосы с затылка. Другой рукой провёл по шее, там, где давно, чуть ли ещё не вначале обучения с Тульпой нащупал несколько громадных волдырей.
Вначале он подумал, что это шрамы. Узловатые уплотнения были похожи на застарелые рубцы. Но это какой же удар топором надо было получить по шее, чтобы остались такие шрамы.
И как можно было этого не помнить? И сколько бы времени это заживало?
Потом предположил, что это просто чирьи, которыми немудрено было обзавестись, поселившись в пыточных застенках. Каждую ночь он мог принимать придуманный душ в Убежище. Влажные фантазии, как называл это сам Ингвар. Но всё же, реальную часть жизни он жил в грязи и поту. Выдерживал чудовищные пытки и долгие допросы.
Тело стало белым, синяки расплывались легко и надолго, кожа потела скверным маслянистым потом, лицо опухло, глаза слезились густым сливовым клеем. Словом, узник был похож на узника. Под действием Сейда раны заживали быстро, а с этими волдырями на затылке ничего не происходило. Ингвар несколько раз просил Тульпу посмотреть, что там. Но, кроме издёвок, так ничего и не добился.
— Видишь эти кругляши? Что это?
Эшер ответил сразу:
— Это не шрамы. Но это и не фурункулы. Так что никаких мер предпринимать не надо. Они не должны болеть.
Эшер аккуратно надавил на уплотнение.
— Ведь не болят? Это просто образования. Может быть, сами пройдут. Может быть, никогда не пройдут. Вам нужно начать правильно питаться, милорд. Вы простите меня, но ваши размеры говорят сами за себя. А это вы ещё похудели в плену.
— Я сам разберусь. Что с этими штуками? Их можно удалить?
— Можно, милорд. Я бы, однако, не рекомендовал. Уверен, что любой лекарь подтвердит мои слова. Удаление оставит болезненные следы, которые будут долго заживать. И на которые нельзя наложить повязки. Это же затылок. С другой стороны горло. Его толком не забинтуешь. А практической пользы никакой не будет. Вероятно, рядом будут появляться новые. Если вы не нормализуете питание.
— Я тебя услышал. Но если я захочу их убрать. Операция сложная?
— Не очень. Самое сложное будет уговорить вас выбрить часть волос на затылке.
— Состричь волосы? Мне? Свободному человеку? Практикующему колдуну?
— На самом деле, некоторые колдуны стригутся и уверяют, что это никак не повлияло на их способности.
— Чушь! Прекрати. Никто не тронет моих волос. А без этого можно?
— Боюсь, нет, милорд. Под волосами рана будет потеть. И, в любом случае, хоть это и простая операция сама по себе, она всё же на шее. Это не шутки. Мне нужно будет много света. Подобающие инструменты. Всё это простерилизовать. В лесу я не стану этого делать, как бы Вам ни хотелось избавиться от этих жировиков. А Вам будет нужен покой после операции. И довольно долго.