Красная книга

— Я не колдун, — твёрдо сказал сказочник. — Я — сказочник.

Уголёк неслышно мяукнул из угла камеры.

Она, словно бы не услышав его, продолжала:

— Особенно непросто это будет из-за моей манеры речи. Знаешь, на что это похоже? Я тебе скажу. Это как если бы я была на корабле и должна была подать знак другому кораблю. Там ведь ветер, не докричишься особо. И я бы могла это сделать с помощью небольших флажков, которые крепятся к верёвке между мачтами. Некоторые флажки — это целое слово или понятие. Вроде как «на борту все заболели». Или «нужна вода». Ну, чтобы не ковыряться по букве, надевая на верёвку «Т» — «О» — «Н» — «Е» — «М», когда корабль тонет, а сразу вздёрнуть нужный флажок «тонем». Удобно, да? Только в распоряжении матросов маленькие флажки, вот такие.

Тульпа показала жестами, какими по её мнению флажками орудуют матросы.

— Вот как обычные люди общаются. Их флажки легко снимать и надевать на верёвку, которую вздёргиваешь на мачту. А в моём распоряжении нет маленьких флажков. Нет... О, нет, клять... В моём распоряжении огромные сложные и хитро сформулированные конструкции. Это не флажки! Это знамёна из тяжеленного бархата с рюшками, оборками, вышивкой, гербами, бубенчиками...

Она отодвинулась, чтобы посмотреть в глаза пленнику.

— Пахтать их в жопу! Да это, клять, просто гобелены, а не словесные конструкции. Ну почему ты не можешь как люди разговаривать, а? Просто, нормально, как все...

— Я постараюсь быть... проще. Но, Тульпа. Послушай меня. Я не знаю, кто ты. Но я точно не колдун, — твёрдо сказал колдун. — Думаю, тут какая-то ошибка.

— Ты реально отбитый? — изменилась в лице Тульпа.

— Я не...

— Просто подумай, как я могла явиться кому-то другому? Меня кроме тебя вообще никто не видит! Я же твоя Тульпа. Это всё равно что глитчу сказать, что он ошибся адресом. Или сну. Мол, ты чего мне снишься, вон снись жене, на соседней подушке.

— Допустим, ты явилась по адресу. Ну, ты же видишь, что я никакой не колдун.

— Вижу. Вижу, что колдуна тут сейчас нет. Это может означать только одно.

— Именно!

— Нет, не это, полудурок! А то, что колдун так хорошо спрятался, что его не видно. Я же тебе всё объяснила. И поскольку я точно знаю, что ты колдун, и само моё существование объясняется только тем, что ты колдун, было б странно, если бы ты от меня — мысли колдуна — добился признания, что подумавшего эту мысль колдуна не существует.

— Нет, Тульпа, послушай...

— Я сейчас тебе коротенько изложу основы. Поэтому ты уж постарайся расчехлить свои знаменитые на весь мир мозги и всё-таки понять меня. Ты, когда хочешь, прямо на лету схватываешь. Ладно?

— Ладно.

— Видишь ли, наш мир — это большая книга. И Лоа пишут туда историю, а люди пишут свои маленькие истории. И оргон — это вроде чернил. Вот представь, что ты пишешь книжку! Если у тебя много чернил, то не факт, что ты много напишешь. И не факт, что напишешь интересно. Но у тебя хотя бы есть шанс. Поэтому если хочешь писать в этой большой книге, обязательно нужно накопить оргон. Это личная сила. Значимость для мира. Интерес для духов. Они сами будут подсовывать тебе чернила и вынуждать писать. Конечно, если твоя история им интересна. И ты увидишь, как быстро заканчиваются оргон, удача, кураж, и сама жизнь, когда ты никому не интересен.

— А я интересен?

— Любой про кого есть книга, достаточно интересен.

— Замкнутый круг какой-то.

— Мактуб, брат, — в своей особенной манере согласилась Тульпа.

— Но на самом деле я помню, что такое оргон. Я многое помню. Просто всё как будто перемешалось. Как будто посмотрел дюжину интересных кино подряд. После каждой пил с комедиантами. Играл с ними, поднимался на сцену, и так двое суток, и теперь я не понимаю, в каком кино было то, а в каком сё. Кто автор и кто я. Да, кто я?

— Ну... Как по мне, так странно совершенно не это. А то, что у тебя когда-то было по-другому, — Тульпа шмыгнула носом. — Ты только что описал нормальное состояние для смертных.

— Ох уж это высокомерие бессмертных.

— Я не бессмертная. Меня просто нет. Это тоже ощущение так себе. Не фонтан.

— Правда? — встрепенулся Ингвар, который вдруг понял, что до этого как должное воспринимал помощь этой женщины, её советы, её злую бодрость.

— Дурачок что ли? Нет, конечно. Мне до задницы. Это так, — Тульпа покрутила в воздухе рукой, ища меткую формулировку. — Предусмотренный эмоциональный контакт. Типа, мы на одной волне, бро. Я понимаю, как тебе тяжко, бро. Можешь мне доверять, бро. Вот эта вся лабудистика.

— Нда, ясненько, — смутился Ингвар. — Прямо почувствовал сейчас эту общую волну. Прямо окатило. А как меня зовут, кстати? Я — Великан Ингвар Нинсон. Но помню...

И тут Тульпа прыгнула на него. Так быстро, что врезалась в живот.

Испуганный Уголёк зашипел и вжался в камень.

Женщина зажала Великану рот. Одной рукой его рот, а другой свой собственный. Потом приблизила лицо близко-близко, так, что тыльные стороны её ладоней соприкоснулись.

Зашептала.

Ингвар чувствовал на лице её дыхание. Вкус и запах чужого воздуха. И тела.

Под цветочным запахом или чаем, наподобие каркаде, которым сбрызнуто платье, было ещё много других запахов. Прелая листва. Дорожная пыль. Конская грива. Выделанная кожа. Весенний снег. Нинсон различал духи. Но Тульпа не душилась. Так пахла сама её кожа от того, что она долгое время пользовалась каким-то одним ароматом. Запах был необычным, неброским, узнаваемым. Дорогим. Определённо очень дорогим. Напоминавшим... напоминавшим...

...нет, ускользнуло.

Тем более, что сильнее всего пахло платьем, как таковым. Тканью. Приятным, но старым запахом долго неношеной вещи. И ещё какими-то травками, он не помнил названия, но точно знал, что их кладут в сундуки с одеждой, от моли и крыс. А ещё она пахла потом молодой женщины. Этот аромат был скрыт, завёрнут в пыльный запах ткани, заретуширован запахом духов. Но Ингвар хорошо чувствовал его. При иных обстоятельствах он будоражил бы.

Она убрала руку.

— Извини, я прослушал.

Тульпа всё ещё стояла к нему вплотную, их лица почти соприкасались, поэтому для вопроса ей было достаточно поднять брови.

— Я... уплыл немного. Повтори, пожалуйста.

Тульпа помотала головой, то ли сокрушенно, то ли восхищенно:

— Ты реально всё прослушал? Я просила, чтобы ты не говорил никому своего колдовского имени. А особенно секретного имени, полученного при переходе. Ты — Ингвар Нинсон. И довольно этого. Запомни. Запомнил?

— Запомнил.

Он и был Ингвар Нинсон. Так что сложностей тут не предвиделось.

Тульпа отскочила от смутившегося колдуна. Закатила глаза.

— Извини. Но ты мне нравишься, — ухмыльнулся Нинсон.

— Серьёзно? То, что я тебе выдала, должно было притупить боль. И остановить кровь. А не разогнать её. Больно хорошо ты себя чувствуешь.

Тульпа отёрла тряпкой следы желчи и крови, в которых выпачкалась, после прикосновения к бороде Великана.

— Больно мужественно, — ещё раз прокомментировала Тульпа.

— Ключевое слово «больно», — проворчал он, плотнее запахиваясь в попону. — Ты мой глитч. Но при этом материальный. Я могу тебя потрогать, а твои зелья на меня действуют. Может быть, штаны мне сотворишь?

— Для почитателя Девятого Лоа ты посредственно формулируешь мысли, скажу я тебе. Даже для бывшего. Надеюсь, это просто действие побоев и оно пройдёт. Но пока ты жалок с этими просьбами. То тебя полечить, то тебе объяснить, то найти тебе штанишки. Ингвар, если дело так и дальше пойдёт, то тебе не будут сопереживать читатели. Соберись уже!

— Читатели? Ты имеешь в виду Лоа? Тех, кто читает мою книгу? Мактуб?

— Матктуб, брат! — обрадовалась Тульпа. — Кто же ещё! Похоже, не все мозги тебе там отколотили.

— Нет, серьёзно. По поводу того, что ты, ну... ненастоящая. Я могу тебе всё что угодно приказать? Всё-всё?

— Ну... До какой-то степени.

— Поясни.

— Наверное, можно это объяснить в двух словах. Но я уже говорила, откуда у меня эта патологическая тяга к многословным и образным примерам. Так что потерпи. Если положить на землю доску шириной в две твоих стопы, то ты по ней пройдешь без каких-либо проблем. Так?