Страница 14 из 33
Но даже после всего этого оба попросту встали, взялись за руки да пошли, а Койот разом встрял посредине: дескать, вот это круто, давайте еще разок?! А на следующий день их «камри» въехали на стоянку, как ни в чем не бывало.
Одним словом, ничто нас в то время не трогало. Все взгляды были устремлены в сторону «Буревестников».
У «Буревестников» не было ни Бобби Жао, ни бывшего выпускника, «звезды», вернувшейся в город спустя десять лет в ореоле славы, с перстнем Суперкубка на пальце. Каждый из «Буревестников» был частью единого механизма, легко, без проблем, без сожалений, заменяемой свеженьким, с пылу с жару новичком. Все они двигались, как один и думали, как один, все они были стаей, неизменно нацеленной в одну точку. Так они выиграли шесть первенств штата, так за последние десять лет отправили трех квотербеков в НФЛ. Ненавидеть среди них было некого – кроме единой, огромной стаи птиц-громовержцев,[22] затмившей наш крохотный небосвод.
К Рождеству девчонки Койота начали явно выделяться среди остальных.
Кому бы ни присудили корону на Балу выпускников, королевой невенчанных матерей стала все та же Сара Джейн. Ее живот округлился немногим сильней, чем у прочих, но слишком большим животом не отличался никто. И вялой, медлительной, ни одна не стала. На шестом месяце Сара Джейн спрыгнула с вершины пирамиды, крутанув сальто – и хоть бы что. Все они вместе ложились у боковой линии, раскрашивая животы в красный с золотом, в цвета «Дьяволов», и пробовали на вкус, перебирали имена для будущих малышей. Какой смысл злиться, какой смысл биться за превосходство? Племя есть племя, а племя – это мы все, и племя должно заботиться о потомстве. Игроки линии защиты даже дежурили по очереди, шоколадное молоко им посреди ночи таскали.
Все они были сильны, загорелы и гибки, и я даже сделала ставку на то, что каждая благополучно ощенится детенышами.
Сама я не забеременела – но ведь и не хотела. Так ему и сказала, а он послушался. Койот да Кролик всегда друг с дружкой договорятся, если возможность есть.
План зародился и вылупился из яйца сам собой: спереть их талисман. Старая штука – вроде той игры с машинами: кто первый даст слабину? Ну, а Койот – он все игры ведет, как в старые добрые времена. Среди ночи – в Спрингфилдскую Среднюю, а оттуда уже с Мармеладом, порядком изъеденным молью чучелом попугая-жако из коллекции какого-то древнего учителя биологии, которое чья-то светлая голова в давние-давние времена посчитала вполне подходящим на роль буревестника-громовержца.
Так мы и отправились в Спрингфилд (по два часа за рулем, и меняемся) – я, и Койот, и Джимми Мозер, и Майк Хэллоран, и Джош Вик, и Сара Джейн, и Джессика с Эшли набились в мой пикап и сзади, и спереди. Койот настроил радио на что-то ритмичное и приложился к бутылке какого-то жуткого пойла без этикетки, вероятно, во рту его мигом сделавшегося одним из лучших шотландских сортов «с ярко выраженным торфяным ароматом». В кузове Джимми уговаривал Эшли с ним пообжиматься, пока ночной ветер треплет их волосы, а мимо, хоть на дворе и январь, мелькают один за другим светлячки. Эшли особо не возражала, и уж тем более не возразила, когда каждому захотелось потрогать ее живот, почувствовать, как там, внутри, шевелится ее малыш. Только раскраснелась вся, будто примула – даже пупок порозовел.
Пробираясь в спортзал, никто слишком уж не осторожничал. Пол баскетбольной площадки пищал под подошвами, все дружно хихикали, как будто над чьими-то шутками, хотя никто не шутил, а Койот все шипел:
– Допивай, допивай, – и сжимал мою руку, точно не в силах сдержать восторга.
Мармелад стоял на почетном месте, посреди праздничной повозки, весь из себя готовый к недолгому путешествию на большой, выпавший нам по жребию нейтральный стадион. Вокруг, вдоль берегов ярко-синего бумажного моря, висели гирлянды цветов из белого и желтого крепа. Сам Мармелад величаво расправил в стороны зеленые крылья, а в когтях держал огромный оранжевый шар из папье-маше, окаймленный «лучами» алюминиевой фольги, оклеенной золотистыми блестками. Громовержец сотворил этот мир, Громовержцу теперь им и править.
Едва завидев на лице Койота то самое выражение, я поняла: ни за что не позволю ему добраться до добычи первым. И бросилась вперед, помчалась к повозке – только пол под подошвами кроссовок пищит.
– Банни! – завыли остальные мне вслед.
Койот рванулся за мной, сокращая разрыв, стремясь к солнцу: я, дескать, резвее, куда как резвее!
Что ж, иногда так оно и выходило, а иногда резвее оказывалась я, однако… чего там, не впервой же, и на сей раз победа осталась за мной.
Вскочила я на повозку, даже не потревожив бумажного моря, подняла руки, потянулась на цыпочках и, наконец, просто прыгнула. Я – девица рослая: гляньте, куда допрыгнуть могу! И солнце послушно легло мне в ладони, все еще теплое, согретое лампами спортивного зала и постоянно работающим отоплением. С ним у меня в руках оказался и Громовержец – красные щеки, пастельно-зеленые крылья… Бросив взгляд вниз, я увидела Койота: глядит на меня, задрав голову, и усмехается: ладно, дескать, бери, если хочешь. Бери и носи, как корону. Однако секунду порадовавшись тяжести добычи, насладившись удачной кражей, я отдала Громовержца ему. То был его год. Он заслужил.
Так, под январскими звездами, с солнцем в кузове моего пикапа, с тремя беременными девчонками, придерживавшими его одной рукой каждая, чтоб не помялось, не укатилось, и отправились мы домой.
В день матча мы насадили солнце на дьявольские вилы и прокатили нашу повозку вокруг стадиона, точно герои-завоеватели. Точно ковбои. Мармелад выглядел чуточку погрустневшим. Тем временем Койот в раздевалке отмывался от крови, готовясь ко второй половине игры – потрясенный, ни девчонок вокруг, ни шприцов со стероидами, торчащих из его дружеской руки, словно букет пионов.
Первая половина финального матча накрыла нас, точно камень, рухнувший с неба. «Буревестники» били не на эффект – просто мало-помалу, короткими рывками, отыгрывали расстояние, неумолимо приближаясь к зачетной зоне. Не радовались, не ликовали, заработав очки. Только кивали тренеру и перестраивались. Они перехватывали безупречные, неземной красоты передачи Койота, висли на нем, если он, как обычно, пытался бежать. На наших трибунах поднялся гвалт и визг, наши болельщики запрыгали, заскакали вверх-вниз, подбадривая отряд наших пузатых чирлидерш, несмотря на весь ужас и возражения со спрингфилдской стороны.
– Не слушай их, Сара Джейн, не слушай, детка! – вопил мистер Боллард. – Ты выглядишь безупречно!
Да, выглядела Сара Джейн – просто на славу: кулаки вскинуты к небу, хвост волос на затылке хлещет из стороны в сторону…
Первая половина матча закончилась со счетом 14:7 в пользу «Буревестников».
Я проскользнула в раздевалку, к тому времени превратившуюся в столицу «Дьяволов». И девчонки, и парни, и игроки, и чирлидерши, и мальцы из второго состава марширующего оркестра, которые потребуются только после игры, – все сгрудились здесь. Кое-кто толкал ободряющие речи, к которым я не прислушивалась, кое-кто бинтовал колени, а остальные… ну, коротко говоря, занимались всем, без чего дело не обойдется, если рядом Койот. Таких празднеств, как в раздевалке у «Дьяволов», не видал даже Рим.
Я подошла прямо к своему парню, и, едва он увидел меня, кровь с его щек и лба разом исчезла.
– Нечего ради меня красоту наводить, – проворчала я.
– О-о, Банни, но ты-то для меня всегда – красавица из красавиц!
Уселась я к нему на колени, он запустил ладонь мне меж бедер, а там я ее и стиснула, сжала – надежнее некуда.
– Что там такое творится?
Койот осушил бутылку с водой.
– Не боись, Кролик Банни. Так было нужно, или они не поверят, будто в самом деле выигрывают. Все лучшие на свете игры, начиная с самой первой игры, на середине кажутся безнадежно проигранными. Так уж в преданиях сказано. Иначе играть нету смысла: тот древний огонь попросту не придет. Если б я просто взял да одолел старика-Громовержца, как тому быть положено… ну да, все бы обрадовались, но решили, будто это с самого начала было предрешено, безо всяких трудов досталось. А им ведь сказка нужна, чтобы, когда игра кончится, они просто… – Койот улыбнулся, блеснув зубами. – Просто с ума б посходили: эк я здорово выиграл!
22
В мифологии ряда индейских племен – сверхъестественная птица, вызывающая грозу; изображается на культовых и бытовых предметах с распростертыми в стороны крыльями.