Страница 7 из 12
Вот уже показался из-за деревьев его дом, и сердце Алексея радостно забилось. Ермолаев был заранее уведомлён о прибытии хозяина, всё подготовил в доме и уже с женою встречал его, стоя на крыльце дома. Деревенский мальчишка ещё с дороги увидел приближающуюся коляску и бросился к усадьбе, где сообщил управляющему о прибытии Рубцова.
Произошла радостная встреча, Ермолаев пожимал руку Алексею и всё спрашивал, удачно ли тот совершил путь, Маша, его супруга пыталась остановить поток из уст мужа и провести скорей хозяина в дом и накормить. Но голос её был слабый и тихий, она не могла совладать с супругом, и они стояли на крыльце, пока из дому не выбежал Макарка. Он был постарше Павлуши, шустрый и неугомонный, матери хватало с ним хлопот, она пыталась приучить его к порядку, но отец всё ему дозволял и баловал без меры. Мальчик налетел на Алексея и произнёс:
– Дядька!
– Побойся Бога, сынок, это наш барин, Алексей Павлович! – поправил сына Никитин, надеясь, что барин не осерчает на него.
Алексей благодушно относился к детям, и, даже приходя к кому-то в гости, с удовольствием мог позабавиться с хозяйскими детьми. Он улыбнулся Макарке и осторожно взял его на руки. Мальчик взвизгнул от восторга, он любил забираться повыше, чтобы лучше рассмотреть окрестности.
– Эдакий бутуз, сладу с ним нет! – ласково проворчал Ермолаев. – Но все говорят, что он похож на меня. То и правда, наверное…
Алексей тут представил, как хорошо было бы расти Павлуше вместе с Макаркой, если бы тот приехал в Ручьи. Алексей помнил, как в детстве ему не разрешали играть с дворовыми детьми, он часто скучал и ждал, когда же приедут гости со своими отпрысками. Но они не были сильно близки, виделись не так уж часто и настоящей детской дружбы у Алексея так и не сложилось. Он бы хотел, чтобы у его сына был друг детства, с которым можно было бы совершать всяческие проказы, бегать на речку или искать клад в лесу.
Его поток мыслей прервал голос управляющего:
– А на кого похож ваш сын? На вас или барыню?…
Жена ткнула его локтем в бок, и он прикусил язык, понимая, что задел болезненную тему для своего хозяина. Тот сразу поник и опустил мальчика на крыльцо. Макар сразу же двинулся вперёд и скрылся за кустами, отчего его матери пришлось последовать за ним, громко прося его вернуться обратно.
– Павлуша похож на свою мать…
Ермолаев победил своё оцепенение и пригласил барина в дом, сказав, что ужин уже скоро будет подан на стол. Алексей, желая сначала привести себя в порядок, поднялся наверх, в старую свою комнату, и, проходя по коридору, остановился у одной двери. Он тяжело дышал, не решаясь войти, и, всё-таки найдя в себе силы, потянул на себя дверную ручку.
Комната Ниночки была такою, как прежде; залитая и согретая вечерним солнцем стороннему наблюдателю она бы показалась очень милой и уютной, из окна открывался замечательный вид на сад. В ней поддерживался порядок, как и во всём доме, вещи хозяйки были давно убраны, и ничто уже не напоминало о событиях полуторогодовалой давности. Алексей тяжело вздохнул, вспоминая, как жена любила сидеть у окна и ждать его возвращения. Как за тем столиком писала она письма…Он закрыл дверь, подумав, что, может быть, зря приехал в Ручьи…
Алексей решил посвятить весь следующий день отдыху: порыбачил, сходил в лес и даже искупался в речке. Постепенно грустные мысли оставили его, и он стал задумываться над улучшениями, которые мог бы произвести в усадьбе. По этому поводу он и стал советоваться с Ермолаевым, который многого не понимал и некоторые вещи считал блажью барина.
За чаем управляющий спросил хозяина:
– А что же вы, к Вересовым не поедете? Кажись, жизнь у них теперь налаживается, когда вы убрали Никитина…
Алексей не собирался к своим родственникам, понимая, что не хочет видеть их сочувствующие взгляды и слышать печальные вздохи. Но по правилам приличия визит стоит нанести. Ему следует подумать об этом…
Слухи в Ручьях распространялись из дома в дом со скоростью водяного потока, и, конечно, Вересовы узнали о приезде Алексея в тот же день.
– Надеюсь, он не надумает нанести нам визит. Иначе скажет что-нибудь не то, и мы лишимся ещё какого-нибудь работника, – недовольно пробурчала Пелагея Ивановна.
– Я предлагаю нам самим нанести ему визит! Как-никак он наш родственник! – воодушевился Бурцев, невольно причислив и себя к родне Алексея Рубцова.
Они ранее не были близко знакомы, при редких встречах только кланялись друг другу, и вот теперь Илья Ильич решился сам нанести визит соседу из Петербурга. Ему было любопытно узнать столичные новости, да и похвастаться хозяйскими делами не мешало бы.
Его сестрица нахмурила брови, глядя на него.
– Ни в коем случае! Я вам запрещаю. Он провинился перед нами, поэтому должен сам приехать к нам. Но пусть лучше этого не делает! Нечего принимать таких…
Она не договорила, понимая, что дальше её слова могут принять за оскорбление, и выглянула в окно.
– Такие тучи собрались, что явно будет дождь! Ах, это опять он!
Бурцев выглянул в окно и заметил у забора Водиницкого, который, взяв уже за привычку, явился к ним просить руки Юлии.
Глашка вбежала в комнату с вопросом: “Что сказать ему?”
– Да что? Пусть ждёт, коли ему хочется! – таков был ответ упрямой Пелагеи Ивановны, которая каждый раз отказывалась принять отца Сергия.
Он же проявлял постоянство и раз в неделю приезжал к дому Юлии, чтобы просить аудиенции у её матушки. Глашке было очень жаль молодого священника, и в первый раз она сказала ему:
– Ждите тут! Она позже вас примет!
В следующий раз была не менее обнадёживающей:
– Она сегодня в хорошем настроении, так что вероятно вас примет. Ждите!
На другой неделе она и вовсе решилась быть откровенной:
– Да на что вы надеетесь? Упрямая она, как баран! Бросьте это дело, да и женитесь на Юлии Николаевне так!
– Так никак нельзя! – улыбнулся ей Водиницкий. – Без благословения родителей брак не может быть настоящим.
Глашка только качала головой, глядя как он иногда по часу стоял на жаре, ожидая, когда барыня соизволит его принять. А она лишь довольно хмыкала, глядя на эту картину из-за занавески, да так и не приняла его ни разу.
Вот и в это раз она заметила всё ту же картину: Водиницкий покорно ожидает её позволения войти в дом. Может, кого-то такой вид из окна и разжалобил бы, но твёрдое сердце Вересовой не дрогнуло. А тучи меж тем становились всё чернее, и дождя было не миновать.
К делу подключился Бурцев, который стал симпатизировать священнику:
– Может, примете его? Или так в дождь и заставите стоять, беднягу?
– Никто его не держит, может ехать до дому, коли желает!
– Так ведь если попадёт под дождь, то простудится! Коляска у него открытая…
– А нечего на меня давить! Он думает, я сжалюсь, коли он промокнет? Как бы не так! Вот увидите, и месяца не пройдёт, как он сдастся!
Вересова более не желала говорить на эту тему и даже отошла от окна, чтобы заняться другими делами. Бурцев вздыхал, стоя у окна и смотрел, как тучи сгущаются над Водиницким.
Ольга тоже наблюдала стойкость священника из окна своей спальни. Ей было его и Юлию неизменно жаль, особенно страдал священник, которого матушка всем соседкам расписывала, как охотника за большим приданым её дочери, и жаловалась на то, что он мешает её отдыху, стоя почти под самым её окном. Ольга давно задумалась над тем, как помочь суженым пожениться, но пока её мысли ни к чему конкретному не привели. Сейчас она решилась идти к сестре, чтобы уговорить её отпустить Водиницкого или пригласить его в дом.
Юлия спокойно выслушала эмоциональную речь сестры в защиту своего жениха и сказала:
– Оля, ты ошибаешься, ни я, ни отец Сергий не страдаем по поводу отсрочки нашей свадьбы. И я уверяю тебя, он принимает испытания, выпавшие на его долю со стойкостью и смирением, понимая, что, возможно, он должен вынести это ради нашего будущего.
Ольга во все глаза смотрела на сестру и не собиралась сдаваться.