Тартарары

– Да-да-да… – понимающе закивал головой Евпсихий Алексеевич, поскольку ему была немного знакома местность у посёлка силикатного завода, в свои юношеские годы ему доводилось бывать и в тех краях. Не на дачах, а в самом посёлке силикатного завода – в одной из многоэтажных новостроек проживал балбес-приятель, ведший в те времена жизнь весёлую, бессмысленную и беспощадную к собственному здоровью; вот у этого приятеля и гостевал пару раз Евпсихий Алексеевич. Один раз он даже попёрся к приятелю в зимних вечерних сумерках, попёрся как раз с железнодорожной станции, зачем-то свернул с главной дороги на какую-то корявую безлюдную тропинку, и чуть было не заблудился. Впрочем, сейчас всё это вспоминать ни к чему.

– Обычный дачный домик с участком на шесть соток. – старательно припоминала Марья Антоновна. – Кажется, имелась небольшая теплица для помидор, впрочем, не думаю, чтоб в той местности помидоры давали хоть какой-то урожай: земля совершенно не плодоносная, если только не вбухивать в неё тоннами суперфосфат и сернокислый калий… Вы сами, Евпсихий Алексеевич, не дачник случаем?

– Должно быть я обрадую вас, если скажу, что я заядлый дачник, только пока без своей дачи, но очень хочу обзавестись.

– Вы действительно меня обрадовали, и в следующий раз, когда вы соизволите посетить меня – проведать, так сказать, глупую болтливую старуху – мы обязательно поговорим о ведении приусадебного хозяйства, в проблемах которого я разбираюсь лучше всего, и способна выдавать полезные советы один за другим. Да и в консервации продуктов я мастерица.

– Обязательно. Смею вас заверить, разговор о помидорах может затянуться у нас надолго, и даже найдётся о чём поспорить.

– Лучше всего у мамы получается крыжовенное варенье. – чуть ли не облизнувшись с головы до ног, заметил Яша. – Самое вкусное, что я ел за всю свою жизнь – это кусок белого хлеба, намазанный сливочным маслом и маменькиным крыжовенным вареньем!!

– Ты известный подхалим, Яша, но очень хорошо, что любишь свою мать, и мама в долгу не останется. – смущённо просияла Марья Антоновна.

Яша столь же смущённо кивнул в сторону гостя, намекая, что не все домашние нежности способен по достоинству оценить посторонний человек.

– Я верю в высокий профессионализм вашего супруга и оперативных сотрудников, проведших обыск на даче Шершеньева. – сказал Евпсихий Алексеевич, продвигая мыслительную работу старушки ближе к делу. – Журналисты в газетах сообщали, что никаких следов, указывающих на криминальную сторону события, на даче найдено не было, но мне кажется, что могли быть выявлены некоторые детальки – нелепые на первый взгляд, но тем не менее, запавшие в размышления следователя, и он мог поделиться с вами своими сомнениями, допустим, в такой же приятной обстановке за ужином; например, извлекая задумчиво макаронину из тарелки, произнести «что-то здесь не так, голубушка», имея в виду дачный антураж.

– Да он постоянно произносил это «что-то здесь не так голубушка», вы совершенно точно угадали его любимую присказку! – поведала Марья Антоновна. – Все две комнатки злополучной дачи и кухня были обысканы вплоть до тряпочек и проволочек, которыми в летнею пору родители Шершеньева подвязывали овощную рассаду, каждый мешок был вывернут наизнанку и вытряхнут, а служебная собака обнюхала даже выгребную яму. И всё-таки не обнаружилось ни малейшего следочка скандала или потехи, переросшей в потасовку и акт насилия, не нашлось никаких пятен крови; если девушка и была мертва – то была убита и спрятана не в домике. Да и на дачном участке её не могли закопать, поскольку не так просто выкопать зимой яму, чтоб не осталось на снегу следов. Нет, лично я уверена, что мёртвое тело девушки находилось ни на самой даче, ни вблизи её. А вот если смотреть дальше – по окрестностям – вот там и можно было бы поискать, но заняться этим было совершенно некому.

– И никаких посторонних очевидцев не нашлось?

– Все соседние дачи оказались на то время безлюдны; их хозяева, разумеется, отыскались и допросились, и все они в тот праздничный день сидели у себя по домам, а про молодёжные гулянки на территории садоводческого товарищества ведать не ведали.

– Что же интересного рассказывали подозреваемые парни на допросах?.. Частенько ли приходилось следователю выражаться на их счёт «что-то тут не так, голубушка»?..

– Право слово, вы меня можете в краску вогнать этими «голубушками». – сказала Марья Антоновна, прикрывая ладошкой рот, расплывающийся в нежной улыбке. – Так грустно, но и одновременно светло вспоминать прожитое…

– Маменьке решительно нужно заняться написанием мемуаров, но она почему-то робеет. – сообщил Яша, явно затрагивая больную струну Марьи Антоновны, и та предпочла не заметить речи про мемуары.

– Во время допросов подозреваемые вели себя не слишком напугано, могли запросто нести околесицу не относящуюся к делу, и постоянно извинялись за то, что были пьяны и мало чего помнят. Никто из парней не мог толком рассказать, когда заметил отсутствие девушки, и куда она могла бы отправиться. Разумеется, когда факт пропажи стал очевиден, то они бросились на поиски, и, кажется, Феофанов помчался в левую сторону от калитки, чтоб отыскать следы девушки, а Головакин помчался в правую сторону, куда дорога заводила в тупик, выбраться из которого помогла бы только лесная просека. А кто-то, кажется, Свиристелов отправился на станцию, чтоб расспросить тамошний народ о девушке несколько пьяненького состояния, но и на станции никто ничего не знал и не видел.

– А каковы ваши впечатления о личностях подозреваемых?.. Сложилось ли у вас достаточное представление об их способностях и душевных качествах?.. Кому, например, можно верить, а к кому можно было бы применить и допрос с пристрастием?..

– Каких только представлений у меня не сложилось об этой пьяной компании, но ничего хорошего сказать не могу ни про кого. Например, Головакин – неказистый тип и с задатками алкоголика: все его показания, помнится, сводились к тому, что он налил и выпил, а дальше, извините, плохо помнит. Даже про шашлыки, ради которых приятели собрались на даче, почти ничего не помнит. Говорил, что закуска градус крадёт, но уж если его приятель Феофанов взялся шашлыки жарить, то он их с удовольствием и ел, пока от этого чёртова мяса тошнить не начало. А вот сам Феофанов сообщал, что шашлыки жарил не он, а Шершеньев, поскольку был известный мастер на это дело, и его иногда в шутку дразнили «шашлыкшерневым», а тот обещал словоблудов зарезать, замариновать и зажарить. Больше ничего полезного Феофанов сообщить не мог, и все его монологи на допросах заканчивались обещаниями прекратить баловаться и закончить институт с красным дипломом. А вот Свиристелов, например, умудрился всю линию допроса склонить на обсуждение некоторых подружек Анечки Зарницкой, с которыми, как оказалось, он был прекрасно знаком: такая-то, дескать, ничего себе фифочка, только много из себя строит, а ещё, дескать, есть одна рыженькая Юлечка – с биологического факультета – вот с ней бы он замутил с удовольствием. На разумные претензии следователя, что нельзя так потребительски относиться к женщинам, Свиристелов отвечал, что если сучка не захочет – кобель не вскочит!..

– Мда, есть такой пошловатый тип неугомонных бабников. Но некоторые девушки в них что-то находят интересное – вот ведь в чём секрет. – заметил Евпсихий Алексеевич.

Марья Антоновна призналась, что в молодости за ней пытался ухаживать один такой кобель – так она его быстренько отшила.

– Маменька придерживается тех принципов во взаимоотношении полов, которые дозволяют постоянно подпитывать взаимную любовь. – с толковостью человека, получившего хорошее воспитание, проговорил Яша. – И маменька считает, что совсем не допустимо оскорблять женщину, ибо оскорбляя любую женщину – пускай и возмутительно легкомысленную – ты в значительной мере оскорбляешь и материнское лоно, что произвело тебя на свет.

Марья Антоновна взглянула на сына с благодарным родительским умилением, но, однако, и содержа во взгляде чуткую печаль, вызванную видимо простодушностью Яши, находящуюся едва ли не в полушаге от фееричного идиотства.