Твоя Противоположность (ЛП)

Заперев "Гурманку", я направилась через улицу к единственному человеку, который пользовался моим уважением и любовью и не был мне родственником. Дождь разыгрался не на шутку, и он не был нежен. Я перешла площадь под настоящим проливным дождём. К тому времени, как я добралась до переулка рядом с "Лилу", мои волосы и поварской китель промокли насквозь.

Я ожидала, что боковая дверь будет заперта, но когда я потянула за ручку, она легко открылась. Я вошла в тёмную кухню. Свет в зале всё ещё горел, заливая входную и выходную двери золотистым светом.

Сбросив мокрый китель, я бросила её на ближайший прилавок и прислушалась, не слышно ли кого-нибудь ещё здесь. Неподалёку звякнул стакан.

Я вытащила свои волосы из мокрого конского хвоста и скрутила их, пока шла на звук. Внезапно занервничав, что это был не Киллиан, а Эзра или кто-то другой, я осторожно двинулась вперёд. Из-за нервозности пульс подскочил.

Но мои ноги продолжали двигаться, и моя настойчивость всё возрастала. Я была раздражена на Киллиана за то, что он заставил меня заботиться о нём. Но теперь всё, что я могла сделать — это позаботиться о нём.

Это был не конец его карьеры. В лучшем случае это была мелочь, похожая на лежачего полицейского, который заставлял дико подпрыгивать, даже если едешь очень медленно, но проезжаешь его достаточно быстро. Он будет двигаться дальше. Его репутация едва ли будет запятнана.

Но вот его эго…

Я нашла его недалеко от кухни. Он сидел, развалившись в кресле, держа в одной руке бутылку "Гленморанджи", а в другой смятый листок печатной бумаги. Всё его тело было откинуто назад, ноги раздвинуты и расслаблены, но в тоже время он излучал напряжение. Он расстегнул свой поварской китель и обнажил мускулистую точеную грудь под тонкой чёрной футболкой.

Вспышка чего-то горячего и шипучего скользнула по моему животу. Он был падшим ангелом, греческим богом, низвергнутым реальностью жизни. Он был Киллианом Куинном и он не был совершенством.

Но мне захотелось облизать его с головы до ног.

С бутылкой виски, которую он держал в руке, он добился серьёзных успехов. Его блестящие глаза оценили меня без удивления. Я сомневалась, что он ожидал моего появления, так что должно быть всему виной был алкоголь.

Осознание того, что он был пьян, нисколько не замедлило моего бешено колотящегося сердца и гудящих нервов.

И в то же время моё нутро сжалось от сочувствия. Обзор явно глубоко затронул его. Он выглядел несчастным, полностью поверженным резкими словами того, кто судил о нём по одному визиту.

Он был прав за обедом, насчёт критики. Реальность нашего бизнеса заключалась в том, что с чьим-то вкусом невозможно было спорить.

Мы были художниками, создающими красоту из чего-то простого. Независимо от того, насколько хорошо были сотворены наши блюда, если человек ненавидел какой-то ингредиент внутри блюда, он судил нас по тому, что думал лишь об одном этом аспекте. А иногда ему это просто не нравилось. И это нельзя было объяснить логически. Это было мнение, такое же уникальное и личное, как и человек, который его высказывал.

А если людям что-то не нравилось на вкус, то не имело значения, насколько это блюдо было визуально привлекательным, технически совершенным или трудным в приготовлении. В конце концов, наша репутация зависела от того, насколько многим людям нравился вкус того, что мы создавали.

Мы были так же субъективны к балету или опере.

Легко было говорить эту истину, когда за неё отвечала логическая часть мозга. После такого обидного отзыва в это было трудно поверить.

Особенно ему.

Несколько долгих минут мы молча смотрели друг на друга. Он не обронил ни слова, и я тоже. И чем дольше мы молчали, тем гуще становилась тишина, тем тяжелее она становилась.

Видя его таким, понимая, что он воспринял эту рецензию столь сильно, как только мог, я просто хотела успокоить боль. Я хотела, чтобы ему стало лучше. Мне хотелось забрать это у него и напомнить ему, каким удивительным, каким невероятно талантливым и изобретательным он был.

Тридцать минут назад я решила, что не хочу видеть его сегодня вечером. Что я слишком увлеклась нами, чересчур увлеклась им.

Но, глядя на Киллиана, полностью погруженного в себя, я поняла, что мне всё это безразлично. Потому что я ценила этого мужчину. Он был мне очень дорог. Каким-то образом за лето он проник в моё сердце и поселился там навсегда.

Он не Дерек. У него нет ничего общего с Дереком.

Да, он был высокомерен, упрям и требователен. Но он вовсе не был злым. Он не был жестоким. Он не был эгоистом.

И да, он был шеф-поваром. Но в то же время он был моим другом. Доверенным лицом. И наставником. Всё, что может быть хорошее в человеке, было в нём.

Он не Дерек. И мне не грозила опасность снова попасть в плохие отношения. Что бы это ни было с Киллианом, это было благоприятным, и я никогда раньше этого не испытывала. Нормальные, полные надежд и пьянящие отношения.

Сделав глубокий вдох, успокаивая себя, я подошла к нему. Он взглядом следил за каждым моим движением. Дождь промочил мой китель, и поэтому белая футболка прилипла к телу. Сегодня вечером я надела чёрные леггинсы вместо практичных штанов, и он заметил это. Обжигающий взгляд с голодным интересом скользнул по моим бёдрам. Он медленно глотнул дорогого виски прямо из бутылки, и я наблюдала, как его загорелое горло работает, когда он глотает, не дрогнув.

Когда он закончил, я взяла у него бутылку и осторожно поставила её на стол рядом с ним. Он отдал бутылку без борьбы.

Он выпрямился и сдвинул ноги вместе, когда я перешагнула через них, оседлав его. Присланный по электронной почте отзыв порхнул на землю, о нём было забыто.

Я осторожно положила руки на его широкие плечи, наслаждаясь ощущением мускулов под крахмальной тканью его поварского кителя. Я поёрзала на нём несколько раз. Его губы встретились с моими на полпути, когда я наклонилась для поцелуя.

Нас словно облили бензином, и кто-то бросил зажжённую спичку. Мы взорвались голодом, страстью и привычным притяжением и тягой, которые всегда были между нами.

Он потянул меня вниз, крепко прижимая к себе, в то время как его губы скользили по моим. Он грубо прикусил мою нижнюю губу, втягивая её в рот, посасывая, покусывая, облизывая, прежде чем перейти к моему языку, повторяя каждое агрессивно восхитительное действие.

Он руками обхватил меня за талию, притягивая ближе к себе, прижимая наши тела так плотно, как только возможно. Ощущение его тела подо мной, моих ног, обвившихся вокруг его талии, моих рук, держащихся за его плечи для равновесия, заставило меня вздрогнуть от потрясения.

Я чувствовала его под собой сквозь тонкую ткань моих леггинсов. Твёрдость бёдер, на которых я сидела верхом. Бедренные кости, обрамлявшие его узкую талию. И ту его часть, что делала его таким мужественным.

Я пальцами вцепилась в его плечи, чувствуя, как он становится твёрдым подо мной. Я качнулась вперёд, не в силах остановиться. Он уловил всхлип, вырвавшийся у меня изо рта, и углубил поцелуй, сделав момент ещё более напряжённым, эротичным.

Я прильнула к нему, а он прижал меня к себе, позволяя мне ёрзать, тереться и работать своим телом на нём, как мужчина и женщина должны двигаться вместе. Его борода оставила интимный ожог на моём подбородке и губах, напоминая мне, кто целовал меня — никогда не давая мне забыть об этом. На вкус он был как виски, апельсины и все мои горячие фантазии.

Прежде чем я смогла отговорить себя от этого, я начала стаскивать его китель, нуждаясь в том, чтобы он был снят с него, чтобы не мешал мне. Киллиан высвободился, открывая загорелые, покрытые татуировками руки. Как только я отстранилась, одна из его больших рук, которыми я была одержима в течение многих месяцев, скользнула под мою футболку.

Мы оба ахнули от этого прикосновения. Его рука была такой горячей на моей грудной клетке, его ладонь такой твёрдой на моей мягкой коже. Наши губы снова сомкнулись, ненасытнее, чем когда-либо. Он обхватил ладонью мою грудь, лаская её до тех пор, пока я не смогла сделать полный вдох. Пока во мне не осталось ничего, кроме желания, нужды и трепещущей страсти.