Страница 70 из 214
Поныне сохраняется предание о такого рода гостеприимстве, которым отличался один из первых графов Аргайл. Этот вельможа, услыхав, что некий именитый ирландец намерен посетить его в сопровождении многочисленной свиты друзей и вассалов, сжег Дунору, свой родовой замок, полагая, что он слишком мал для гостей, и приникал ирландцев в палатках, раскинутых на берегу. Сколь бы сумасбродным ни показалось такое поведение в наши дни, оно вызвало восхищение и рукоплескания в те гостеприимные времена, и благодаря ему граф стяжал немалую славу в песнопениях бардов.
Открытое общение друг с другом как прямое следствие гостеприимства немало содействовало развитию ума и расширению кругозора древних шотландцев. Именно этому обстоятельству должны мы приписать сообразительность и здравый смысл, которыми шотландские горцы обладают до сих пор в большей мере, чем простонародье даже в более цивилизованных странах. Когда люди скучены вместе в больших городах, они, разумеется, видят много людей, но мало с кем общаются. Они естественно образуют небольшие группы, и их знание людей вряд ли выходит за пределы переулка или улицы, где они живут; добавьте к этому, что пользование механическими приспособлениями влечет за собой ограничение ума. Представления крестьянина еще более ограничены. Его познания заключены в пределах нескольких акров или -от силы простираются до ближайшей рыночной площади. Образ жизни горцев совершенно иного рода. Поскольку поля их бесплодны, они не имеют почти никаких домашних занятий. Поэтому они проводят время на обширных пространствах девственной природы, где пасут свой скот, который, повсюду блуждая, увлекает за собою хозяев и приводит их иной раз в самые отдаленные поселения кланов. Там их встречают гостеприимно и сердечно, и при этом раскрывается образ мыслей хозяев, что дает гостям возможность делать заключения о различных людских характерах, а это служит истинным источником знания и благоприобретенного здравого смысла. Таким образом, простой горец знаком с большим числом характеров, чем любой человек его уровня, живущий в самом многолюдном городе.
Олла пришел и запел свои песни. Отправился Оскар на пиршество к Карбару. Триста бойцов шагали вдоль потоков Мой-лены. Серые псы скакали по вереску, далеко разносился их лай. Фингал смотрел, как уходит герой; печалью объята душа короля. Он опасался, что пиршество чаш скрывает тайные ковы Карбара.
Мой сын высоко поднял копье Кормака, сто бардов встречали его песнопениями. Карбар таил под улыбками смерть, что чернела в недрах его души. Пир уготован, чаши звенят, торжество озаряет лицо хозяина. Но было оно, словно луч прощальный солнца, что в буре вот-вот сокроет багряную голову.
Карбар поднялся в бранных доспехах, мраком покрыто его чело. Сразу умолкли сто арф. Послышался звон щитов.* Вдалеке на вересковой пустоши Олла затянул песнь уныния. Мой сын узнал знамение смерти и, поднявшись, схватил копье.
* Когда вождь намеревался убить находящегося в его власти человека, последнего обычно извещали о предстоящей смерти ударом тупого конца копья о щит; одновременно бард, находившийся на некотором расстоянии, запевал _песнь смерти_. Иного рода церемония долгое время соблюдалась в таких случаях в Шотландии. Всем известно, что лорду Дугласу в Эдинбургском замке была подана бычья голова в знак близящейся смерти.
"Оскар, - сказал мрачно-багровый Карбар, - я вижу копье Инисфайла.* Копье Теморы ** блещет во длани твоей, сын лесистого Морвена. Оно было гордостью ста королей,*** смертью древних героев. Уступи его, сын Оссиана, уступи его колесницевластному Карбару".
* Кормак, сын Арто, подарил копье Оскару, когда тот пришел поздравить его с изгнанием Сварана из Ирландии; это копье и служит здесь поводом для раздора.
** Ti-mor-rath - _дом удачи_, название дворца верховных королей Ирландии.
*** Сто является здесь неопределенным числом и употреблено для обозначения множества. Вероятно, преувеличения бардов и подали ирландским сенахиям мысль отнести возникновение их монархии к столь далеким временам.
"Ужель уступлю я, - ответил Оскар, - дар злополучного короля Эрина, дар златокудрого Кормака Оскару, который рассеял его супостатов? Я пришел в чертоги веселья Кормака, когда Сваран бежал от Фингала. Радостью юноши лик озарился, он отдал мне копье Теморы. Но отдал его он не хилому, Карбар, не малодушному. Мрак лица твоего - не гроза для меня, а глаза - не перуны смерти. Мне ли страшиться звона щита твоего? Я ль задрожу от песни Оллы? Нет, Карбар, пугай слабосильных, Оскар - скала нерушимая".
"Так, значит, ты не уступишь копья? - вскричал обуянный гордыней Карбар. - Или так дерзки твои слова, потому что близок Фингал? Седовласый Фингал, владыка сотни дубрав Морвена! Он бился досель с людьми малосильными. Но он должен исчезнуть пред Карбаром, как смутный тумана столп пред вихрями Аты".****
**** Atha - _мелкая речка_, название владений Карбара в Коннахте.
"Если бы тот, кто бился с людьми малосильными, встретил вождя угрюмого Аты, Аты угрюмой вождь уступил бы зеленый Эрин, лишь бы гнева его бежать. Не говори о могучих, Карбар, но обрати свой меч на меня. Наши силы равны, Фингал же увенчан славою, он первый из смертных!"
Увидели воины, как их вожди помрачнели. Топот теснящихся ратей раздается вокруг. Очи пылают огнем. Тысяча дланей схватила рукояти мечей. Рыжеволосый Олла затянул боевую песнь. Радость трепещет в душе Оскара, привычная радость его души, как при звуках Фингалова рога.
Мрачное, словно волна окееанская, вихрем подъятая, когда склоняет она главу свою на берег, так надвигалось воинство Карбара. Дочь Тоскара! * зачем эти слезы? Он еще не сражен. Много было смертей от десницы его, прежде чем пал мой герой! Смотри, они полегают пред сыном моим, как рощи в пустыне, когда разъяренный дух несется сквозь ночь и длань его обрывает зеленые кроны дерев! Падает Морлат, умирает Маронан, в крови содрогается Конахар. При виде меча Оскарова сжимается Карбар и ползет в темноту за камень. Исподтишка он подъемлет копье и вонзает меж ребер Оскара. Вождь упадает вперед на щит, но потом встает на колени. По-прежнему он сжимает копье. Взгляни, повержен угрюмый Карбар! ** Сталь пронзила его чело, на затылке раздвинув рыжие космы. Он лежит, как обломок скалы, что Кроила стряхнула ее своего лесистого склона. Но вовеки уже не восстанет Оскар! Он склонился на щит свой горбатый. Копье застыло в грозной деснице. Мрачнс стояли вдали сыны Эрина. Их крики вздымались, как шум стесненные потоков, и Мой-лена им вторила эхом.