Поэмы Оссиана

** Это - знаменитый меч Фингала, поэтически прозванный _сыном Луно_ по имени изготовившего его Луно, кузнеца из Лохлина. Согласно преданию, меч этот каждым своим ударом насмерть поражал человека и Фингал пускал его в ход только в случаях наибольшей опасности.

*** В некоторых записях поэмы в перечне вождей Морвена сразу после Филлана следуют Фергус, сын Фингала, и Уснот, вождь Эты. Но поскольку они оольше ни разу не упоминаются в поэме, я считаю весь этот отрывок интерполяцией и поэтому исключил его.

"Так беги же, ничтожный, - молвил Фолдат в угрюмой ярости, - беги к седым потокам своей земли, малодушный! Разве я не видал этого Оскара? Я следил за вождем в сражении. Он из тех, кто могуч в опасности; но и другие умеют вздымать копье. Много сынов у Эрина столь же отважных, о король лесистой Теморы! Да противостанет Фолдат силе его стремления и остановит сей могучий поток. Мое копье покрыто кровью доблестных ратников; мой щит, как стена Туры".

"Неужто Фолдат пойдет на врагов один? - возразил темнобровый Малтос.* Разве не затопили они наш берег, как воды многих потоков? Разве не эти вожди разгромили Сварана, когда побежали сыны Эрина? И неужто Фолдат один пойдет на их храбрейших героев? Фолдат, гордыни исполненный, возьми с собой силы ратные, и пусть Малтос тебе сопутствует. Мой меч обагрялся в сечах, но слышал ли кто мои слова?" **

* Противоположность нравов Фолдата и Малтоса подчеркнута в последующих частях поэмы. Они всегда противостоят друг другу. Распри между их родами, явившиеся причиной их ненависти друг к другу, упоминаются в других поэмах.

** То есть: кто слышал мою похвальбу? Он порицал таким образом самовосхваление Фолдата.

"Сыны зеленого Эрина, - молвил Хидалла,*** - да не услышит Фингал ваших слов. Супостата порадует распря и укрепит десницу его в нашем краю. Вы, отважные ратники, подобны бурям в пустыне; они налетают без страха на скалы и низвергают леса. Так двинемся ж в силе своей неспешно, словно тяжко нависшая туча. Тогда содрогнется могучий, копье упадет из длани отважного. "Пред нами туча смерти", - воскликнут они, и тени покроют их лица. Фингал восплачет в старости и узрит преходящую славу свою. Смолкнут шаги вождей его в Морвене, мохом годов порастет Сельма".

*** Хидалла был вождем Клонры, небольшого края на берегах озера Лего. его красота, красноречие и поэтический дар упоминаются в дальнейшем.

Карбар молча внимал этим речам, подобный туче, ливнем чреватой; мрачно висит она над Кромлой, покуда молния не разверзнет недр ее; дол озарится алым светом, и духи бури возрадуются. Так стоял безмолвный король Теморы и, наконец, прозвучали его слова.

"Готовьте пир на Мой-лене. Да придут сто моих бардов. Ты, рыжеволосый Олла, возьми королевскую арфу. К Оскару ты ступай, к вождю мечей, пригласи его к нашему пиршеству. Днесь мы пируем и слушаем песни, заутра преломим копья. Скажи ему, что воздвиг я могилу Католу,* что барды пели пред тенью его. Скажи ему, что Карбар слыхал о славе его на брегах шумливого Каруна.** Нету здесь Кахмора,*** великодушного отпрыска Борбар-дутула. Он не здесь со своими тысячами, и наше воинство слабо. Кахмор противник распрей на пиршестве: как солнце, душа его светлая. Но знайте, вожди лесистой Теморы, Карбар сразится с Оскаром! Слишком много болтал он о Католе, и пылает ярость Карбара. Он падет на Мой-лене, и слава моя возрастет на его крови".

* Катол, сын Морана, был убит Карбаром за его преданность семейству Кормака. Он сопровождал Оскара во время _войны Инис-тоны_; тогда между ними возникла тесная дружба. После гибели Катола Оскар сразу же послал Карбару вызов на поединок, от которого тот предусмотрительно уклонился, но затаил в душе ненависть к Оскару ж замыслил убить его на пиру, куда он его и приглашает здесь.

** Он подразумевает битву Оскара с Каросом, _властителем кораблей_, которого, видимо, следует отождествлять с римским узурпатором Каравзием.

*** Gathmor - _великий в битве_, сын Борбар-дутула и брат Карбара, короля Ирландии, переправился накануне восстания племени фирболгов в Инис-хуну (предположительно, часть южной Британии), чтобы помочь местному королю Конмору в егооорьбе с неприятелем. Кахмор одержал победу в войне, в ходе которой, однако, Конмор был или убит, или умер естественной смертью. Карбар, узнав о намерении Фингала свергнуть его с престола, послал вестника Кахмору, и тот вернулся в Ирландию за несколько дней до начала поэмы.

Карбар здесь пользуется отсутствием брата, чтобы осуществить свой бесчестный умысел против Оскара, потому что благородный духом Кахмор, находись он здесь, не позволил бы попрать законы гостеприимства, соблюдением которых он славился. Братья представляют собою противоположность: мы испытываем отвращение к низости Карбара в той же мере, в какой восхищаемся бескорыстием и великодушием Кахмора.

Радость озарила их лица. Они рассеялись по Мой-лене. Пиршество уготовано. Зазвучали песнопения бардов. Мы на бреге услышали голос веселья; мы решили, что прибыл могучий Кахмор. Кахмор, друг чужеземцев, брат рыжеволосого Карбара. Сколь различны их души! Небесный свет озаряет сердце Кахмора. Башни его воздвиглись на берегах Аты, семь дорог к чертогам его вели. Семь вождей стояли на тех дорогах и звали на пиршество странников. Но Кахмор сам обитал в лесу, избегая хвалебного гласа.****

**** Войско Фингала услышало, как веселятся в лагере Карбара. Характер Кахмора, как он здесь представлен, соответствовал нравственным понятиям того времени. Гостеприимство одних носило показной характер, другие же естественно следовали обычаю, воспринятому от своих предков. Но что особенно отличает Кахмора, это его отвращение к похвалам: он якобы живет в лесу, дабы избежать благодарности своих гостей, и таким образом превосходит благородством даже гомерова Ахилла, потому что, хотя поэт прямо не говорит об этом, но греческий герой вполне мог, сидя во главе своего стола, с удовольствием слушать хвалы, расточаемые ему людьми, которых он принимал.

Ни один народ в мире не простирал своего гостеприимства так далеко, как древние шотландцы. Многие века считалось позором для высокопоставленного человека держать всегда на запоре дверь своего дома, _дабы_, как выражаются барды, _чужеземец не вошел и не увидал его скрюченную душу_. Некоторые вождя доводили свою приверженность к гостеприимству до крайних пределов, и барды, вероятно, из корыстных побуждений не уставали славословить это достоинство. Cean-uia' na dai', т. е. цель, к которой ведут все пути чужеземцев, - такое определение они неизменно прилагали к вождям; напротив, негостеприимного они награждали прозвищем - _туча, которой сторонятся чужеземцы_. Последнее, однако, было столь необычно, что во всех древних поэмах, когда-либо мною найденных, Я встретил лишь одного человека, которого заклеймили таким позорным прозвищем, да и то, видимо, оно основывалось на личной распре между ним и покровителем барда, написавшего поэму.