Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 3



– Разумеется. Другого быть не может.

Потом подумал и добавил:

– Денег хватит, не беспокойся.

По случаю концерта Старцев сменил джинсы на костюм, завязал галстук. Вера, прилетевшая на каникулы и тоже приглашенная, критически осмотрела его и вынесла вердикт:

– Мама бы одобрила.

Сама она надела темно-синее платье, туфли. Старцев представил, как они будут идти по фойе, и подумал:

– А ведь кто не знает, что дочь, могут подумать черт знает что!

Так оно и случилось. После концерта Гернштейн зазвал всех к себе, включая родственницу-пианистку. С родственницей была подруга – скрипачка. Знакомя их, Гернштейн сказал:

– Николай Иванович Старцев, профессор, кумир молодежи с дочерью Верой.

– Ах, вы дочь! – воскликнула скрипачка.

– Увы, – ответила Вера, – иногда хочется быть просто молодежью.

У Анны оказалось важное для Старцева качество: она умела слушать и задавала вопросы, предполагающие размышления перед ответом и продолжение разговора. Например, она не спросила, было ли холодно, когда Старцев участвовал в лыжном забеге в Университете и сломал лыжу. Тогда пришлось возвращаться пешком и пришлось померзнуть. Она сказала:

– Я на такой случай всегда беру рюкзачок со свитером. На скорость не влияет, а может пригодиться.

Она тоже оказалась лыжницей, и они еще поболтали о том, что если зимы так и будут бесснежными, то придется стать бегунами.

Она также не спросила – через полгода, что его толкнуло тогда с Вертинским – сами стихи, или что-то другое. Она сказала:

– Я думаю, это было страшно. Это ведь был приговор, конец всему. Я бы не смогла.

И подняла на Старцева испуганные глаза. Тогда он и понял, какая она красивая. Как музыка, которую она исполняла. Ею не хотелось обладать, с нею хотелось быть рядом.

В ответ на ее встревоженный взгляд он впервые взял в свои руки ее ладони и, перебирая пальцы, ответил:

– Мне это казалось игрой, серьезной, но игрой. Был расчет на вторую жизнь – задолго до компьютерных игр. Такое было воспитание. В школе проходили «Как закалялась сталь», революционеров помнили по именам. Геройская гибель обещала вечную память. Это теперь все серьезно: либо ты, либо тебя. В порошок, навеки. Даже интернет не спасет – завалит горами фейков.

С того разговора она взяла над Старцевым что-то вроде шефства. Приезжала, готовила еду по особым рецептам.

– Тебе надо правильно питаться, ты ценный представитель человечества, должен дожить до встречи с инопланетным разумом.

– Это твоя скрипка – ценность, – отвечал Старцев.

– Моя скрипка – это оружие, – смеялась Анна. – Вот прилетят злые инопланетяне, а мы выставим против них первоклашек из музыкальных школ, особенно по классу скрипки, и я в первых рядах, как командир. Вот инопланетные мозги и полопаются.

Старцев часто сопровождал ее на концерты, заходил за кулисы, знакомился с музыкантами. Иногда она целовала его в щеку, и тогда Старцев ощущал еле приметный, но чудесный аромат. Конечно, его удивляло, что в тридцать два года она не замужем и не имеет явной связи с кем-то помоложе него. – Я тебе найду мужа, – как то пошутил Старцев.

– Найди, – весело откликнулась Анна, – только знаешь, я привередливая, сварливая и строптивая.

Все-таки, у нее кто-то, вероятно, был. Иначе как объяснить, что иногда на ранних встречах, она выглядела как-то по особенному счастливой.

Когда он купил мотоцикл, она нахмурилась.

– Ты уверен, что это безопасно?

– Уверен, ты сама увидишь, что осторожность – мое второе имя.

Она пожала плечами, но покататься согласилась. В ее репертуаре даже нашлось то, что пришлось по душе новым приятелям Старцева. Они предложили ей пива.

– Кажется, я тебя понимаю, сказала она, пригубив из банки, – после Университета это – самое то. Не удивлюсь, если скоро здесь окажется половина твоих выпускников.

И вот теперь Анна, в полном соответствии со своим пониманием женской ответственности за «безрассудных» мужчин, настаивает на соблюдении им новых правил.

– Безопасная социальная дистанция – полтора метра. Вирус не долетает.



– У него что, завода не хватает?

– Какого завода! – Анна нахмурилась, – завод тут не причем. Просто факт – безопасное расстояние.

– Научный факт?

– Не дураки же все. Весь мир это признал.

– Весь мир – это отговорка. А если я не хочу, если я не боюсь?

Анна нахмурила брови:

– Человек может сам не болеть, но быть носителем, и заразить того, у кого иммунитет слабый. И тот может умереть.

– И что? – спросил Старцев.

Анна не разделяла его насмешливый тон.

– Ну, во-первых, жалко человека. А во-вторых, могут определить, кто его заразил, гуляя без маски, а это – уголовная ответственность.

– Да, именно так – во имя защиты больных, бедных, слабых, обездоленных неинициативных, неподвижных и часто необразованных совершаются преступления против здоровых, богатых, бодро шагающих за горизонт.

– Какой горизонт?

– Горизонт судьбы!

– Ты не прав, – вздохнула Анна.

– Знаешь, – проникновенно проговорил Старцев, – я не пророк, но могу рассказать, как все будет. Сначала будет весело. На масках будут рисовать губки, язычки. Интернет переполнится видео и фото дуреющих от скуки людей: сначала будут показывать кухни, потом спальни. В конце концов и это надоест, люди перестанут шутить по поводу изоляции. Останется раздражение, которое будет нарастать. Но к раздражению легко привыкнуть, как к ноющему колену. Так возникает новый вид – homo пандемикус. Вот в прошлом веке мы были homo советикус, потом вроде встряхнулись, а теперь – новый виток. Все по Дарвину.

– У тебя колено болит? – встревожилась Анна. – Ты не говорил.

– Да нет, ничего у меня не болит. Чувствую себя преступно здоровым… на фоне событий.

Старцев помолчал, потом приложил маску к лицу, снова снял:

– У меня недалеко от дачи знакомый живет. Бросил все городское, уехал в деревню, перепелок разводит, коз каких-то коричневых. Так я ему позвонил поздравить с днем рождения, спросил, как живет. А он таким спокойным, скорее даже просветленным тоном отвечает, что он в тот день увидел первого после зимы шмеля. И обрадовался ему больше, чем дню рождения! Вот он переживет всех.

– И как он, доволен жизнью?

– Не знаю. Перепелки, говорит, болеют. Порой даже дохнут. Нет стабильности в хозяйстве.

– Ладно, – сказала Анна, – делай, как знаешь. Мне пора. И по поводу мотоцикла – ты не рано выехал, утром еще ледок на дорогах?

– Соскучился, – ответил Старцев, – стоял в гараже, холодный, мертвый. А тут зафыркал, заурчал, как кот. Я себя просто Христом почувствовал, оживляющим мертвых. Решил до дачи прокатиться, да по окрестностям. Весна ведь.

– Не упоминай Христа всуе, ты же не веришь, – Анна прикоснулась к его щеке губами.

– Пока, будь осторожен.

Старцеву понравился только что придуманный термин «хомо пандемикус» и он его с удовольствием повторил. Открытием захотелось поделиться, тем более, что разговор с Гернштейном пришлось прервать, не дослушав до конца про племянника.

Голос у Гернштейна был недовольным, говорил он нехотя, как будто опасался, что переполнявшие его чувства могут вырваться и разнести его мир, как цунами прибрежные японские городки. И его – Гернштейна – миссия укротить эти чувства.

Про племянника сказал одно:

– Собрал рабочих, сказал, что кто хочет воспользоваться любезным предложением свыше, могут идти домой. Зарплату получат, если деньги останутся. Но пока есть заказы, лучше думать о своем кармане. Так что, домой никто не ушел. Пока работают, племянник им какие-то бумажки выписал, чтобы ездить могли, маски выдал, спиртом руки моют. Хотя сам дергается: у него все крупные заказчики – бюджет. Предупредили, что уходят на каникулы, согласно распоряжению.

Выговорившись, Гернштейн стал способен выслушать соображения Старцева об эволюции.

– Начнем с homo erectus – человек встал с четверенек. Потом он стал homo sapiens – начал шевелить извилинами. А в прошлом веке миру был явлен homo советикус, но это локальное явление, может быть, проба на прочность. Ну а теперь все идет к тому, что вывелся homo пандемикус.