Страница 42 из 44
Да, именно так. Мой дом — уже не дом. Только бы не кончалась ночь…
Это единственное, чего я в тот момент желала.
Ночь кончилась. Я поняла это по светлеющему прямоугольнику окна, который увидела сквозь приоткрытые веки. Было, по-видимому, совсем рано, так как солнце еще не показалось. Я подумала, не поспать ли еще, но мне захотелось воспользоваться случаем и увидеть рассвет. Очень давно не встречала рассветов.
Я осторожно выбралась из-под одеяла и поднялась, стараясь не разбудить Анечку. Мы с ней спали на одной широкой постели, которая занимала собой примерно треть всей комнатки.
Натянув футболку, я подошла к окну и отдернула легкую занавеску.
Край неба набух нежно-алым цветом, и над ним показался золотистый контур солнца. Сквозь ветви высоких сосен на краю дачного поселка просочились первые лучи, и темно-зеленая хвоя на глазах посветлела. Я опустила глаза и увидела, что трава на лужайке перед домом блестит от росы.
Такая простая вещь — восход солнца. Он бывает каждый день, и если привыкнуть вставать рано, то можно каждый день любоваться светлеющими соснами и сверкающей травой и нежным, стыдливо алеющим небом. Как такое естественное, будничное явление, данное бесплатно и щедро всем человечеству, может доставлять столько удовольствия? Я не могла постичь этого. Почему, глядя в окно на поднимающееся солнце, можно пережить такие минуты гармонии и блаженства, какие никогда не сумеешь получить намеренными усилиями? Сфера досуга и развлечений процветает, все более востребованными становятся услуги личных психологов, которые, зевая втихомолку, позволяют тебе выговорить всю чушь, что накопилась в твоей неспокойной башке. А оказывается, все так легко — достаточно подойти к окну во время рассвета и несколько минут никуда не торопиться, а просто стоять и смотреть… Хотя нет, этого недостаточно, нужно выйти на улицу.
Я рванулась к дверям, но вспомнила, что не одета, и остановилась. Вчера мы валились с ног и, нимало не заботясь о приличии, бросили свою одежду прямо на полу. Тихонько, чтобы не тревожить Анечку, я вытащила из-под груды одежды свои шорты. В этот момент Анечка глубоко вздохнула во сне: я подняла голову и — замерла.
Мне показалось, что серый ореол над ее головой стал намного прозрачнее. Но Анечка вздохнула, открыла глаза, подняла голову с подушки — и я увидела, что ничего не изменилось. Прозрачность была лишь короткой иллюзией.
— Саша, ты что? — Анечка сонно улыбнулась. — Ты на меня так странно смотришь. Я, наверное, совсем растрепанная?
— Да, — сказала я, справившись с разочарованием, — но тебе идет растрепанность.
— Да ну тебя. — Она блаженно потянулась и спросила: — А который час?
— Рассветный. — Все, что я могла сказать.
— Да ты что?! — Она оживилась и откинула одеяло. — Побежали на улицу! Хочу встретить рассвет!
Она выбралась из постели, моментально натянула шорты и рубашку. Когда мы спускались по лестнице — тихонько, чтобы не будить Матвея, — Анечка вдруг уцепилась за мой локоть и прошептала:
— Как ты думаешь, Матвей не будет против, если мы зависнем здесь до понедельника?
— Думаю, что мы найдем способ убедить его, — заговорщическим тоном сказала я.
Начавшийся день обещал быть не хуже вчерашнего.
33
Даже в этой жизни бывает, что некоторые вещи случаются на удивление вовремя.
Хотя, пожалуй, именно в таких случаях нельзя говорить о случайности.
Так считает моя Настена, а я предпочитаю не высказывать свое мнение на этот счет. Особенно в канве сегодняшних событий.
Действительно, разве можно назвать случайностью то, что работа стала вызывать у меня отвращение? Я никогда не мечтала о роли инструмента, посредством которого великий и могучий становится глянцево-рекламным, но меня эта функция устраивала до недавнего времени.
Отъезд Ильи стал той поворотной точкой, с которой началось отторжение. Оно как снежный ком катилось с горы, набирая силу с каждым днем, с каждым взглядом на пустой стол наискосок от моего, с каждым словом нашей Юной Начальницы. Я стала ловить себя на том, что теряю время. Посреди рабочего дня внезапно обнаруживаю, что уже минут тридцать или сорок мои руки и мысли ничем не заняты. Монитор освещают цветные всполохи, но я даже их не вижу и не помню, давно ли потемнел экран. Пустота как ржавчина разъедает мои дни. Наверное, сознание включает некий защитный барьер, дабы не перегореть от отвращения.
Что может быть хуже, чем реклама?
Только замаскированная реклама.
Что может быть гаже брошюр, выпускаемых к юбилею?
Только открытки с поздравительными стихами.
Кажется, я начала снова чувствовать, что мое тело — это не просто механизм, наэлектризованный импульсами мозговой деятельности. Где-то в его недрах таится подозрительно чувствительная и своенравная сущность. То ли совесть, то ли душа.
Я сидела и созерцала вселенскую пустоту, отраженную в моем мониторе, когда зазвонил телефон и пронзительный голос Иляны сказал из трубки:
— Саша, мне нужно с тобой поговорить. Зайди через пять минут.
Слово «пожалуйста» Иляна, как обычно, игнорировала. Видимо, считала его признаком подчиненности.
Я сладко потянулась всем телом, засекла на компьютерных часах пять минут и открыла валявшийся на столе глянец. Пяти минут мне как раз хватило, чтобы ознакомиться с содержанием, убедиться, что ничего интересного для меня нет, и перебросить журнал Елене Егоровне.
— Ты куда? — спросила меня Татьяна, когда я поднялась из-за стола и неспешно направилась к дверям.
— Слушать лекцию о своем несовершенстве, — фыркнула я, — если не вернусь, считайте меня уволенной.
В маленьком кабинете Иляны благодаря кондиционеру и приспущенным жалюзи было намного прохладнее, чем у нас.
— К вам можно? — спросила я, перейдя на самую низкую тональность своего голоса.
— Да-да, присаживайся. — Иляна не отрывала взгляд от монитора. Судя по сосредоточенному лицу и пальцам, лежащим на клавиатуре, она с кем-то интенсивно общалась по ICQ.
Я пододвинула стул и села напротив нее. Спустя пару минут Иляна наконец сочла возможным оторваться от экрана и повернуть лицо в мою сторону. Забранные наверх волосы и заметный слой макияжа, который не преминула бы отметить Татьяна, делали мою Юную Начальницу старше. Но стоило ей открыть рот, как весь внешний эффект улетучился. Таким тоном обычно говорят дети, пытающиеся подражать взрослым.
— Саша, тебе придется переписать статьи про Коржевскую и Ливанцову. — Она говорила про тексты, которые я готовила для ежегодного подарочного издания «Женщины России».
— А что с ними не так? — лениво поинтересовалась я.
— Я не удовлетворена тем, как ты их сделала, — заявила Иляна, — слишком много лишнего.
— Что, например? — снова спросила я. На самом деле я прекрасно понимала, о чем она говорит, но мне нравилось задавать вопросы Юной Начальнице и смотреть, как она старательно играет свою роль и ищет подходящие слова, которые позволят ей подчеркнуть разницу нашего положения.
— Я сделала пометки в тексте и отправила его тебе по почте, — заявила она, — но хочу тебя предупредить, Саша, что так дело не пойдет. Я не намерена каждый раз терять столько времени над твоими статьями.
— Вам, кажется, пришлось это сделать в первый раз, — заметила я.
— Надеюсь, он же будет последним, — ее, очевидно, раздражало мое равнодушие, — и вообще я хотела сказать, что последнее время ты стала писать намного слабее. Тебе прекрасно известно, что у нас очень жесткий формат. Мы не можем себе позволить, чтобы статьи в одном сборнике были написаны разным стилем. А ты последнее время начала увлекаться какой-то литературщиной. Твои тексты выбиваются на общем фоне.
— Это хорошо, — улыбнулась я.
— Ничего хорошего не вижу. — Моя Юная Начальница сверлила меня ледяным взглядом. — Если тебе хочется проявлять свою творческую индивидуальность, делай это где-нибудь в другом месте, а не у нас в компании.