Страница 17 из 46
Все эти небылицы о высшем предназначении уже порядком ей надоели. С момента её появления на вольных землях прошло два дня, и всё это время поселяне не давали ей проходу. Даже сейчас, оказавшись с Агионом в степи, за пределами поселения, она спиной ощущала на себе взгляды: люди следовали за ней по пятам, хоть и предпочитали держаться на расстоянии. И это излишнее внимание докучало хуже назойливой мошкары.
В подтверждение своим мыслям Яра раздражённо пнула башмаком из воловьей кожи близлежащий степной камень, тут же зашипев от боли. И хоть ногу саднило, но чувство это показалось ей приятным. Настоящим. Значит, всё же человек она. И слепой старик перед ней, как и вся эта стайка фанатиков, пытающихся уверить её в обратном, скорее всего, сами выжили из ума.
— Наследственные хранительницы равновесия действительно выродились, — спокойно произнёс Агион, устремив взгляд старческих невидящих глаз мимо девушки. — Тебе же силу даровала сама природа, и это великая редкость. Ты — стихийная ведьма, от которой, если повезёт, можно зачать новый род.
Яра аж зубами заскрежетала. Очень уж не по нраву ей было брошенное стариком слово «ведьма», как и упоминание о зачатии и продолжении рода на радость то ли фанатикам, то ли просто далёким от реальности отшельникам.
Прошлой ночью в её честь поселяне забивали коз и пили их кровь. Более того, она сама еле отделалась от привилегии отпить из жертвенной чаши первой, и её до сих пор немного мутило от увиденного.
Эти люди были язычниками, которых Яра ещё недавно люто ненавидела. Так её воспитали, и отказаться в одночасье от веры и всех тех ценностей, что привили ей в Англии, она не могла.
И что же получается? Она та, которая всю свою сознательную жизнь поступала по совести и вере христианской, оказывается и сама теперь язычница? В этом её предназначение?
При одной только мысли о грядущих перспективах в душе Яры ярким пламенем поднимался протест и она, скорее из врождённого упрямства, отрицала очевидное. Она долго разглядывала своё отражение в бочке с водой: её тело изменилось, и это неоспоримый факт. И даже смоляные пряди, которыми ветер щекотал сейчас её лицо, быстро теряли свою черноту — как ни старалась местная знахарка вытравить привлекающий излишнее внимание яркий цвет волос, он всё равно пробивался наружу. Зря лишь старуха извела на Яру свои зловонные снадобья.
Девушка не могла объяснить самой себе, зачем выбросила в море свой нательный крест — единственную вещь, связывающую ее с прошлым. И что ещё более невероятно: избавившись от маленького серебряного распятия, Яре стало легче дышать. Будто сбросила с плеч незримое бремя, что тяготило её много лет. Именно в тот момент она впервые почувствовала себя свободной. Просто свободной. Без груза на душе. Без прошлого.
Годы, проведённые в Англии, казались ей сейчас чём-то очень далёким и неважным, словно до сей поры и не жила она вовсе.
Но это ли повод верить в языческие бредни выжившего из ума старика?
— В ночь, перед тем, как тебя нашли на берегу, огненная черта в небе известила нас о твоём возвращении. И, боюсь, не одних нас, — ворвался в её мысли тихий голос Агиона. — Нам нужно подготовиться к появлению чужаков.
Яра на это лишь вздохнула.
— Ты слепец, — устало произнесла она, хоть и не видела никакого смысла спорить, — и никаких огненных черт в небе ты видеть не мог.
«Хотя, напившись перебродившего козьего молока, и не такое привидится», — добавила про себя.
Старик на это ничего не ответил. Он лишь провёл концом своего посоха по земле, отчего высокая степная трава зашуршала, и шорох её, переплетаясь с шепотом волн вдалеке, вызвали в теле Яры непонятное волнение и трепет. Чувство настолько новое и незнакомое, что она сначала даже растерялась. И будто увидев это своими слепыми глазами, Агион усмехнулся сквозь густую бороду.
— Пытаться обмануть саму себя — пустая затея. Эта земля пропиталась кровью и пеплом твоих предков, Яра. Она чувствует тебя так же, как и ты её.
Девушка опешила, снова с подозрением покосившись на слепца. Взгляд его незрячих глаз всё так же был устремлён куда-то вдаль, мимо самой Яры.
«Старый пройдоха!», — от неожиданной мысли её лицо исказилось в пренебрежительной гримасе.
Неужели старик считает, что она купится на его дешёвые уловки?
Не успела эта мысль как следует улечься в её голове, как тяжёлый посох Агиона просвистел в воздухе и ударил не успевшую отреагировать Яру по плечу, да так, что та задохнулась от боли, ведь рана, полученная при обороне Винсдорфа, всё ещё её беспокоила.
— Чёрт бы тебя побрал! — вскрикнула она и отпрянула в сторону, схватившись за раненое плечо. — Старик, ты белены объелся?
Стоило Яре это произнести, как посох Агиона обрушился на неё снова. На этот раз наученная горьким опытом, девушка успела пригнуться, и толстая палка просвистела в дюйме от её головы.
— Ты испытываешь моё терпение, старый безумец! — процедила она сквозь зубы, а руки сами сжались в кулаки. — Твоё счастье, что я не обижаю сирых, убогих да на голову скорбных.
Поселяне, кучковавшиеся на безопасном расстоянии, во все глаза следили за происходящим, и это лишь добавило масла в огонь её ярости.
Ослеплённая ею, Яра даже не заметила, что солнце вдруг скрылось за облаком, а на холмистые степи набежала тень и заметно похолодало. Ветер усиливался, развевая смоляные волосы. Тёмные низкие тучи заволокли небосвод.
— Твоя ярость — это твоя сила, — промолвил Агион, всё так же устремив свой взор мимо Яры. — Но чтобы управлять ею, ты должна сначала принять себя и своё предназначение в этом мире. А пока, хоть глаза твои и зрячи, ты бредёшь по земле будто слепой крот. Душа твоя сбилась с пути. Она слепа, глуха и бедна, потому и в бедствии находится.
— К дьяволу вас! — выпалила Яра, не выдержав. — С вашими судьбами, предназначениями и извращёнными фантазиями.
Ладони, сжатые в кулаки, вдруг обожгло, как будто лезвием ножа полоснуло. И Яра поняла, что те воспламенились, лишь когда инстинктивно отдёрнула руку, посылая огненный заряд в сторону поселения. А узрев пылающую хижину, что притулилась с краю, испугалась пуще самих поселян, кинувшихся прочь врассыпную.
Тучи рассеялись так же стремительно, как и злость Яры. То, что произошло на дворцовой площади в день казни, осталось лишь смутной дымкой в её воспоминаниях. Увидев же сейчас, что она натворила, девушка застыла, не веря собственным глазам.
— Простите, — прошептала беззвучно неведомо кому.
Агион — самый древний обитатель степных равнин — опираясь на свой посох, как ни в чём не бывало направился прочь, оставив обескураженную Яру стоять в одиночестве. Привычная картина мира раскололась, как яичная скорлупа, повергнув её в оцепенение и ступор.
Солнце озаряло небосвод, а тяжёлых, сизых туч будто и не бывало. Лишь роса намочила подол её туники, оседая каплями на радужных паутинках, свитых в высокой траве.
— А это больно? — раздался тонкий голосок за её спиной.
Обернувшись, Яра увидела перед собой девочку лет семи.
— Что? — переспросила она, хотя и так поняла, что та имела в виду.
— Твои руки. Тебе больно, когда они горят?
Вместо ответа Яра ещё раз обвела взглядом холмы, убедившись, что все остальные разбежались кто куда. Она до сих пор не могла поверить в случившееся. Она просто отказывалась верить, что способна на подобное. Ведь иначе придётся поверить и в то, что она действительно ведьма, а значит, не зря её собирались сжечь на костре.
Размышляя об этом, Яра даже забыла о ребёнке, который всё это время терпеливо дожидался её ответа. Девочка с интересом разглядывала ее, и Яра тоже присмотрелась к ней более внимательно. Её можно было бы назвать очень милой, если бы не одна странность…
— Меня зовут Аса. А ты действительно вернулась, чтобы нас защитить? — бесхитростно поинтересовалась она, не сводя с Яры своих дивных глаз: один был ярко-голубым, словно безоблачное небо, зато второй — угольно-чёрным.