Страница 19 из 42
— Хорошо, что заехал, — сказала Маша, подходя к калитке. — Я завтра на развод подаю. Может, подойдешь туда? Сразу уладим все формальности.
Толик побледнел. Он бросил быстрый взгляд на Михаила и выдавил:
— Маша, давай поговорим. Спокойно. Прости, что в прошлый раз так…
— Как? — Она насмешливо приподняла бровь.
— Я не буду оправдываться. Признаю, что вел себя, как скотина. Мы можем поговорить? Наедине.
Маша оглянулась на Михаила. Хотела сказать ему, что все в порядке. Толика она не опасалась. Он мог говорить зло, мог обвинять и скандалить, но руки никогда не распускал. Даже когда схватил ее в прошлый раз, она вскрикнула только от неожиданности. Ничего бы он ей не сделал. Михаил смотрел на Толика с нескрываемой ненавистью.
— Миш…
Он вздрогнул и перевел взгляд на нее.
— Миша, все хорошо. Мы поговорим в доме.
Он медленно кивнул.
«Я рядом».
«Знаю», — едва заметно улыбнулась ему Маша.
— Проходи, — пригласила она Толика, открывая калитку. — Так и быть, я тебя выслушаю.
= 20 =
Руки чесались дать Толику в морду. Михаил сдерживался ради Маруси. Вот если бы она попросила…
Он сам пережил измену, и до сих пор помнил, какую боль причиняет предательство близкого человека. Он, мужик, не сразу оправился от удара. А каково женщине, которая ждет ребенка? Она уязвима вдвойне.
Наверное, Маруся любила мужа. Да, конечно, любила. Они же не день и не два женаты, и беременность ее не случайная. И из города она уехала не просто так, не ради чистого воздуха. Она просто сильная, прячет боль, не хочет, чтобы ее жалели.
Едва Маруся с мужем зашли в дом, Михаил воткнул лопату в землю и осторожно подкрался под открытое окно. Подслушивать нехорошо? Да и черт с ним! Он должен быть рядом. Если паршивец Толик попробует обидеть Марусю, он ему ноги повыдергивает.
— …просто оставить меня в покое? — услышал Михаил голос Маруси. — Я не мешаю твоей личной жизни, чего тебе еще от меня надо?
— Маша, ты имеешь право злиться, я понимаю.
— Спасибо за разрешение.
Маруся не скрывала ехидства. Михаил одобрительно улыбнулся. Молодец, девочка! Не давай ему спуску!
— Маша, я — подлец. Мне нет оправданий. Я могу лишь умолять простить меня, ради нашей любви, ради семьи, ради нашего ребенка.
Михаил поморщился: фальшь и пафос. Неужели Маруся простит, поверит лживым словам?
— Ради чего? — насмешливо переспросила она. — Любви? Семьи? Это ты ради любви и семьи трахал ту медсестричку?
— Маша… — прошептал «убиенный горем» Толик.
Актеришка! Михаил не верил в его раскаяние.
— И запомни, Анатолий, ребенок мой, и только мой!
— Нет, это наш ребенок, — возразил он. — Несмотря на ту чушь, что ты наплела матери, я уверен, что я — отец.
— И без моей матушки не обошлось! Как всегда!
— Зачем ты ей наврала?
— Почему ты не сказал ей правду?
— Это касается нас двоих.
— Да ты что? Именно поэтому матушка примчалась сюда обвинять меня в нашей «ссоре»?!
— Маша, я уже все ей объяснил.
— Ты сказал ей, что ты — кобель?
— Маша!
— Что ты заладил? Маша, Маша! У тебя кишка тонка сказать правду моим родителям!
— А если я им расскажу все, как есть, ты меня простишь?
— О, ты опять торгуешься. Толик, чего ты от меня хочешь?
— Вернись домой, пожалуйста.
— Зачем? Найми домработницу, она прекрасно меня заменит.
— Маша, это и мой ребенок.
— Не твой! Я тебе изменила!
— Не ври! Ты не могла. И если ты будешь упорствовать, я добьюсь экспертизы…
— Зачем тебе это, а? Правда, зачем?
— Ты — моя жена. Я люблю тебя.
— Не надо говорить мне о любви!
Маруся перешла на крик. Она заметно нервничала, и Михаил переживал. Нельзя ей так волноваться. Плюнуть и вмешаться?
— Тише, Маша, пожалуйста. Извини. — Голос Толика был полон раскаяния и сочувствия. — Тебе нельзя… и… вот…
— Что это? — холодно спросила Маша.
— Витамины. Пожалуйста, не выбрасывай. Это врач назначил, от которого ты убежала. Машенька, наблюдайся в Москве, пожалуйста. Живи здесь, если хочешь, тебе нужно время… я понимаю…
У Михаила засвербело в носу. Как некстати! Он сжал переносицу.
— Мне нужен развод.
— Нет. Давай пока не…
— Я завтра подаю на развод.
— Подавай…
— А-а-апчхи!
И тишина. Михаил вжался в стенку, однако шансов остаться незамеченным у него не было. Маруся выглянула из окна, фыркнула, увидев Михаила, и захлопнула обе рамы.
Сидеть под окном и дальше смысла нет, больше он ничего не услышит. Впрочем, он убедился, что муж ведет себя не агрессивно, этого вполне достаточно. Остальное — не его дело.
Ядрена вошь! Да Марусины отношения с мужем, в принципе, не его дело! Отчего же его так волнует, что происходит в доме?
Михаил закончил с жасмином. Больше дел на соседском участке нет, разве что… посадить те цветы, что Маруся не успела? К тому моменту, как Маруся и Толик вышли на терраску, он благоустроил все клумбы. О чем, ядрена вошь, можно так долго разговаривать?!
Толик промаршировал к машине, игнорируя Михаила. И слава богу, не хватало еще с ним раскланиваться! Маруся осталась на терраске, смотрела вслед мужу. Ядрена вошь, даже не бывшему мужу!
Когда машина скрылась с глаз, Михаил оглянулся на Марусю. Она так и не сдвинулась с места. Наверное, ему пора. Он дернул плечом и открыл калитку.
— Миш… Миша! — крикнула Маруся. — Подожди!
Она бежала к нему по дорожке. Спешила. Отчего? Михаила вдруг качнуло в ее сторону, захотелось распахнуть объятия, принять в них Марусю, подхватить, прижать к себе. Господи-и-и… Он сто лет не целовал женщину! Так, чтобы по-настоящему, пробуя на вкус, упиваясь, наслаждаясь… У Маруси губы пахнут вишней, в этом он уверен. И, наверное, немного — молоком.
— Миша…
Она остановилась, едва не налетев на него. Он вопросительно смотрел, мучаясь от желания проверить, как Маруся целуется.
— С-спасибо… — выдавила она, отчего-то смутившись. — Ты и мои цветы посадил. Спасибо тебе.
— Не обидел? — поинтересовался Михаил, спрашивая об Анатолии.
— Нет…
— Простила?
— Нет! — возмутилась она.
Он не имел права и на эти вопросы, но все же задал третий:
— Вернешься к нему?
— Не знаю… — прошептала Маруся и отвернулась.
— Не надо. Он снова предаст.
— Да все вы хороши, советы давать! — взвилась вдруг Маруся. — И Колька туда же! А что я буду делать, когда он в суде предъявит справку о своих доходах? У меня ничего нет! Я прописана в его квартире, у меня нет трудовой книжки. Он просто дождется, пока я рожу, и отнимет ребенка!
— Маруся, я сумею тебя защитить.
— Ты? — горько спросила она. — Женишься, да?
— Женюсь. Хочешь?
Она посмотрела на него. В глазах блестели слезы. Довели девочку… Ладно, муж — козел, а он-то зачем полез к ней в душу? Женится он… Зачем он ей нужен?
Михаил ждал истерики. Сейчас Маруся бросит ему в лицо какую-нибудь обидную фразу, развернется и убежит в дом, хлопнет дверью. Ничего, ей можно. У нее гормоны. Он переживет.
— А ты меня любишь? — спросила она вдруг.
— Чего? — растерялся Михаил.
— Ну… ты ж замуж зовешь. Значит, любишь?
Он молчал, не зная, что ответить.
— Все хорошо, Миш, — улыбнулась Маруся. — Спасибо тебе за помощь. Я пойду, прилягу. Что-то голова разболелась.
Вот тебе и истерика с гормонами! С такой выдержкой ее в космос можно запускать. Михаил не решился пойти следом.
За молоком Маруся не пришла. Свет в доме не горел, даже на терраске. Михаил потоптался у забора… и отправился к соседке. Если она спит, это одно. А если плохо стало? После таких-то переживаний?
К счастью, дверь оказалась не заперта. Пока шарил по стене в поисках выключателя, под ногами замяукала Дуся.
— Обживаешься? — хмыкнул Михаил. — Ну-ну…
Он поставил крынку с молоком в холодильник и заглянул в комнату. Так и есть, Маруся спала, обхватив руками подушку. Даже не разделась, уснула в одежде, бедолага. Михаил подошел на цыпочках, замирая при каждом скрипе половицы, накрыл Марусю пледом.